Гусары денег не берут
Шрифт:
— А потом?
— Потом я их отвозил туда, где брал! Клянусь, они были живы. Я их только стриг!
И, высказавшись, он зарыдал.
— Честное слово! — кричал он. — Я обращался с ними очень вежливо. Предлагал подстричься. Не моя вина, что тем восьми стервам я не угодил. И они накатали на меня заявы в ментовку.
— Так ты говоришь, что с девушками ничего не случилось? Ты их подстриг и отвез туда, где взял? Живыми?
— Да! Да! Можете взять их телефоны в моей записной книжке! За тех, которым не понравилась моя работа,
— Молодец! — похвалила его Кира. — Если все так, как ты говоришь, и девушки живы, то я не буду держать на тебя зла. И твое хозяйство останется при тебе! Кстати, а что там у тебя?
Глянув одним глазом, Кира пренебрежительно передернула плечами.
— Хм, было бы о чем жалеть! — бросила она Евгению на прощание и отправилась в подвал.
Операция по определению местонахождения всех «клиенток» Евгения закончилась только к рассвету. Евгений не соврал. Все они были живы, находились у себя дома и претензий к Евгению не имели. И их количество плюс восемь недовольных совпадало с количеством «локонов» в коллекции безумца. Ни одну из своих жертв Евгений не убил.
Для опознания были привезены те восемь, которые написали заявления на безумного парикмахера. Девушки были самые разные. И красивые, и никакие, и откровенно страшненькие. Но сейчас всех их роднило одно. Они были бледные, напуганные и плохо стриженные. Подруги вынуждены были признать, что иной раз мастерство изменяло Евгению. Майор был даже вынужден вызвать целый автобус для транспортировки этих «жертв» в отделение.
— Они явно нуждаются в медицинской помощи, — объяснил он подругам. — Отпускать их пока никак нельзя. С ними сначала должен поработать психолог.
— Вот только, умоляю, не надо мне сейчас говорить про психолога! — воскликнула Леся, сложив руки словно в молитве.
Майор изумленно посмотрел на нее.
— А этого куда? — спросила Леся, чтобы сменить тему. — И она ткнула пальцем в рыдающего Евгения. — В тюрьму?
— Какая уж тут тюрьма? — тяжело вздохнул майор. — Психушка по парню плачет. Туда сейчас и поедет.
И, видя, что Леся встревожилась, он счел нужным добавить:
— Да, вы не переживайте. Там охрана получше и режим построже, чем даже в Крестах.
Кира тем временем наконец добралась до своей сумочки, глянула на дисплей телефона и ахнула:
— Семнадцать неотвеченных вызовов!
— Не может быть! От кого?
Кира принялась щелкать кнопками прокрутки. Но сколько ни щелкала, новый телефон запомнился только один.
— Валера! Семнадцать раз подряд!
— Представляю, что он себе придумал на наш счет!
Но Кира все равно обрадовалась:
— Вот и хорошо! Если бы мы и к утру не объявились, он бы поднялся по тревоге!
Но ее радость существенно поугасла, когда она переговорила с Валерой. Тот, мягко говоря, был в ярости. Ни о каком маньяке-парикмахере он и слышать не хотел.
— Говорила бы уж правду, что была с любовником! — негодующе бубнил он. — К чему такое вранье? Думаешь, я поверю в такую ерунду? Какие еще стрижки среди ночи? Что ты из меня мальчика делаешь?
Трубку он бросил первым, чем вызвал в Кире бурю негодования. Обычно она оставляла эту привилегию за собой. И считала, что воспитанный мужчина должен всегда дать женщине шанс сделать это. Но, видимо, Валера особой галантностью не отличался.
И подруги отправились домой. А куда им было еще деваться? На улице уже рассвело, им жутко хотелось спать. Нет, сначала принять душ, потом чего-нибудь пожевать. Ведь ужин, который им посулил Евгений, был полностью уничтожен еще до того, как подруги его попробовали. А в холодильник в доме маньяка подруги заглянуть побрезговали. Кто его знает? С одних он волосы стриг для коллекции. Что еще такому психу придет в голову?
И что вообще творится в головах у психов?
ГЛАВА 12
Эта мысль повторно посетила подруг, когда они уже подъезжали к своему дому. Тихо, мирно, никого не трогая и даже не нарушая правил движения. И вдруг к ним бросилась какая-то тень.
— Ай! — вскрикнула Леся в испуге. — Вы тут откуда?
Кира тоже вздрогнула. Она узнала Мерцалову, но с большим трудом. Лицо у женщины сильно опухло, словно она рыдала, не переставая все это время, пока они не виделись. К тому же под глазами появилась нездоровая синюшная окраска. И вообще, выглядела женщина плохо. Очень плохо. Немытые тусклые волосы распадались на липкие сосульки. Воспаленные глаза. И дрожащие руки. Что-то подругам это все напоминало.
— Мне нужно с вами поговорить! — выкрикнула тем временем Мерцалова, вцепляясь словно клещ в Лесю. — Умоляю!
— Конечно! — пробормотала Леся. — Только о чем?
— О нем!
О нем — это о докторе! О! Об этом человеке подруги готовы были выслушать многое. И чем больше могла выболтать им находящаяся в явном разброде чувств Мерцалова, тем лучше.
— Пойдемте ко мне!
— Нет, — помотала головой Мерцалова. — То есть да!
— Так идем или тут поговорим?
— Идем!
И подруги пошли. Мерцалова брела за ними, как овечка на заклание. Вид у нее, во всяком случае, был соответственно моменту скорбный. Оказавшись дома у Леси, она тут же плюхнулась на предложенную ей табуретку и заголосила:
— Нет мне прощения! Нет! Это я во всем виновата! Это я его погубила! Я желала ему смерти. И вот! Он погиб!
— Но при чем тут вы? Он погиб по независящим от вас обстоятельствам!
— Нет, не говорите мне ничего! Не утешайте! Я знаю, мысль материальна. Я желала ему смерти! И дожелалась!