Гусман де Альфараче. Часть вторая
Шрифт:
По прошествии времени, однако, игорное море разволновалось, деньги стало бросать то к одному, то к другому берегу, страсти разгорелись, карточное судно дало крен, и один из игроков пошел ко дну, потеряв разом более ста эскудо. Это был тот, возле которого я сидел. Я расстроился чуть ли не больше его самого, словно это я принес ему несчастье и виновен в проигрыше; мне было его жаль; все остальное его имущество, возможно, не достигало потерянной суммы.
Есть лишь два рода карточной игры: ради наживы или для развлечения. Если ради наживы, то тут нечего возразить; кто пускается на такое дело, уподобляется пирату в море: уж тогда кто кого! Пусть каждый оснастит свой корабль, как умеет, и держит
Играть же для развлечения подходит только для тех, кто изображен на картах, а нарисованы на них короли, всадники и валеты. Ниже их нет ни одной фигуры вплоть до самого туза. Это значит, что играть для препровождения времени должны только короли, рыцари и солдаты, а купцам, мастеровым, судейским и монахам играть не пристало, ибо это не их ума дело. Тузы указывают, что между валетом, то есть солдатом, и тузом, то есть последней картой [90] , располагается всякая мелкая шушера, из чего следует, что, помимо лиц, указанных выше, в карты играют только ослы, которых надо хорошенько оттузить.
90
…и тузом, то есть последней картой… — Значение карт в Испании отличается от общепринятого, и туз там не старшая, а самая младшая карта.
В числе таковых оказался и мой подопечный, проиграв деньги, может быть, ему и не принадлежавшие и которые ему не из чего было вернуть. Я не сторонник строгостей и вовсе не хочу ввести запрет на благородные развлечения. Можно ли назвать игроком того, кто забавы ради возьмет в руки карты разок-другой за год? Это не обременит его лишней заботой и не пробудит алчности. А впрочем, по мне, так нельзя сесть за карты и не стараться изо всех сил выиграть — пусть хоть булавку у жены или сына.
Даже когда мы играем не на деньги, все равно: игра идет на то, кто сметливей и искусней, и никто не желает победы другому. Мой игрок, о котором я говорил, был постояльцем нашей харчевни. Выигрыш поделили между его товарищем и болонцем. Они условились продолжать игру после ужина и разошлись кто куда, а проигравший пошел разжиться где-нибудь деньгами.
Искал он их, надо полагать, с большим усердием, но золото — металл тяжелый, имеет обыкновение уходить на дно, и добыть его трудно. Видимо, денег он не достал и вернулся в трактир с пустыми руками, больше сердясь на тех, кто не дал ему взаймы, чем на тех, кто его обыграл. Он расхаживал по зале и фыркал, как бык. Ему было тесно в просторном помещении; он шагал то вдоль, то поперек, то из угла в угол. Все его злило, он проклинал и этот скверный город, и мерзавца, надоумившего его сюда заехать; живут тут не люди, а разбойники с большой дороги: как, имея в городе сотню богатых приятелей, не получить ни реала взаймы! Он клялся, что всем им покажет, дайте только домой вернуться.
Я молча слушал. Потом он ушел в свою комнату, и за стеной были слышно, как он лег на кровать, ворочался и стукался о перегородку.
Я потихоньку подозвал Сайяведру и сказал:
— Пора решить, что будем делать: либо надо выбиваться из нужды, либо уж прямо отправляться в богадельню. Оставшихся денег все равно надолго не хватит. Можно сегодня плотно поужинать, а можно удовольствоваться перед сном кувшином воды, ибо не сегодня так завтра у нас не будет другого выбора. Как ты думаешь, умно это или глупо: не попробовать ли после ужина, когда эти господа снова сойдутся играть, — а у третьего нет ни гроша, — войти в компанию, сесть за карты, вдохнуть в игру новый жар и
Сайяведра отвечал, что я могу на него положиться во всем. Раз уж он решил стать моим слугой, то готов служить со всевозможным рвением; на радость ли, на беду ли, на игру или на грабеж он пойдет со мной до конца и сделает все, что я ни прикажу. Но чтобы нам не ударить в грязь лицом при тех малых деньгах, какими мы располагаем, он готов стать возле стола, дабы спокойно и без помех обозревать поле битвы и подавать мне знаки; тогда я буду хорошо осведомлен и не проиграю.
Эти слова привели меня в такой восторг, что я от радости чуть не задохся. Игрок я был опытный, умелый, а с подмогой Сайяведры мог смело рассчитывать, что заполучу три четверти всех денег. И я про себя подумал: «Нет худа без добра. Из-за него я пострадал, через него же, бог даст, снова встану на ноги». И едва не сказал этого вслух; но от души порадовался, что низкие слова слетели с его, а не с моих уст. Даже в этом я хотел быть выше его. Ведь если бы я первый сделал сей смелый ход, он мог бы сказать: «Господи помилуй, каким господам приходится мне служить! Ушел от вора, поступил к шулеру! В ком нашел я себе опору? Эдакий хозяин, пожалуй, и меня самого обжулит!» (И в этом он бы не ошибся.)
«Ну нет, приятель! Ты первый напорешься на мою рапиру и развяжешь язык: ты исповедуешься раньше, чем выудишь из меня хоть слово. Не бывать тому, чтобы я раскрыл свои карты раньше, чем загляну в твои. Будем квиты, когда оба сбросим маску. Тогда уж, позабыв ложный стыд, мы общими силами размахнемся так, что небу станет жарко!»
Мы довольно долго совещались, какие избрать знаки, чтобы мгновенно понимать друг друга. И решили, что лучше всего самый простой способ — при помощи пуговиц и суставов пальцев, на манер того, как объясняют ноты церковным певчим. Мы в два счета так наловчились, что уже лучше понимали знаки, чем слова.
Когда игроки собрались, я прохаживался по зале с четками в руках, словно святой отшельник, а слуга мой сидел в комнате. Они стали усаживаться, но тут третий сообщил, что не нашел приятеля, у которого предполагал занять денег, но если ему поверят до завтрашнего дня, то он готов играть в долг.
Болонец сказал:
— Я бы с удовольствием, но сколько раз ни пробовал играть на таких условиях, всегда проигрывал.
Партия расстроилась, и партнеры хотели уже разойтись, но, прежде чем они встали из-за стола, я сказал:
— Раз этот кабальеро не играет, то я охотно сразился бы вместо него, чтобы скоротать вечер и не бросать такое святое дело из-за нехватки игроков, если вы, милостивые государи, не против.
Они очень обрадовались, вообразив, что перед ними совсем неоперившийся, желторотый птенец и денежки мои уже, можно сказать, у них в карманах; по их расчетам я, спустивши все деньги, проставлю и золотую цепочку (которой я нарочно дал им полюбоваться, расстегнув камзол): ведь юнцу довольно клюнуть на удочку, как он по молодости лет не удержится от соблазна; такие снявши голову по волосам не плачут, а играют, покуда не проиграются в пух.
Мы приготовились; тут я позвал Сайяведру и сказал ему:
— Принеси деньги, что я тебе дал.
Он вручил мне около сотни реалов, заготовленных для этой цели, а когда игра закипела, отошел в сторонку, но я на него прикрикнул, велел снять нагар со свечей и строго сказал:
— Что ж, прикажешь нам самим заботиться о свечах? Ты так спешишь завалиться спать, что уходишь, когда нужно прислуживать господину?
Он промолчал и остался возле стола с таким видом и в такой позе, что никто не мог бы заподозрить неладное: он ни разу на меня не взглянул и все время держал руку у груди, давая мне знать обо всем, что делалось в картах у моих партнеров.