Гусман де Альфараче. Часть вторая
Шрифт:
А впрочем, знавал я судью, который за хорошую мзду вынес решение в пользу некоего купца, желавшего припугнуть противника и тем склонить его на полюбовную сделку; приятель судьи, узнав об этой махинации, спросил его, как мог он вынести явно противозаконное решение? «А какая разница? — отвечал тот. — Высшая инстанция все равно перерешит дело, зачем же мне отказываться от того, что само в руки плывет?»
Решения таких судей надобно отменять подряд, даже не рассматривая; это поистине приговоры на час, и цель их не суд вершить, а обманывать. По-моему, глуп тот, кто не стремится всего этого избежать. По законам логики одна беда лучше, чем много. Если тебя кто обидел, обидчик у тебя один, и только одну обиду нужно стерпеть; если же
Хочешь знать, как это бывает? Изволь, могу рассказать обо всех мытарствах, через которые придется тебе пройти. Во-первых, альгвасил может оказаться человеком вовсе без совести, вчерашним трактирщиком, как и его батюшка. Если отец был вор, то сын грабитель. Он купил алебарду, чтобы прокормиться; может быть, даже не купил, а взял напрокат, как осла. А если он хочет прокормиться, то обязан красть; и возглашая: «Я, королевский альгвасил, несу государев жезл», на деле, с этим жезлом в руках, не признает ни короля, ни закона и, вопреки богу, закону и королю, будет над тобой измываться и словом и делом, чтобы вывести тебя из терпения и потом обвинить в буйстве.
Знавал я в Гранаде альгвасила, у которого было два вставных зуба; во время какой-то уличной потасовки он их вынул и сам расцарапал себе десны, а потом сказал, что арестованный выбил ему зубы. Затея, правда, не удалась, мошенника вывели на чистую воду, но не по его вине. Стоит тебе возвысить голос или пошевелить рукой, как альгвасил заявит, — и это всегда в его власти, — что ты на него покушался, и тут же сдаст тебя нижним чинам.
А уж это народ хоть куда! Все как на подбор плуты, изменники, воры, бесстыжие пьяницы. Один лакей, большой остряк, так говорил о себе самом, когда его, бывало, очень уж допекут: «Кто сказал «лакей» — сказал «кабак», «притон», «грязь»; от матери, родившей лакея, можно ждать чего угодно».
И я скажу то же: кто произнес слово «пристав», тот разом назвал все плутни и пакости, какие есть на свете. У приставов нет души, они — точная копия служителей ада. Стоит тебе попасть к ним в лапы, и если они даже обойдутся с тобой учтиво и всего-навсего схватят за шиворот, все равно тебе придется куда солонее, чем робкому кролику в когтях у ястреба.
Погонят они тебя по улицам пинками, обругают так, как бы следовало обозвать их самих, и все в надежде угодить начальству или просто по привычке, ибо они давно забыли, что и ему и им власть дана только на то, чтобы препроводить тебя в часть, но отнюдь не оскорблять. Таким-то манером пригонят они тебя в retro vade [88] , сиречь в тюрьму.
88
…retro vade… — отойди прочь (лат.); слова Иисуса, обращенные к искушавшему его сатане (Евангелие от Матфея, гл. IV, ст. 10), Здесь в значении «преисподняя», «обитель сатаны».
Если желаешь, могу тебе рассказать и о ней, чтобы ты знал, какое это заведение, какие там обычаи, как там живется и кого там мучают. Все это ты найдешь в моей книге: дай срок доберемся и до тюрьмы. Пока довольно с тебя сказанного, ибо когда ты прибудешь туда собственной персоной (от чего да сохранит тебя господь), то сам все узнаешь. Дорогой тебя изобьют, а может статься, и отнимут все, что было у тебя в карманах или кошельке. Затем сдадут тебя с рук на руки привратнику, который, словно ты его раб, устроит тебя так, как ему вздумается, а если заплатишь, то немного получше.
Худо тебе или хорошо, знай помалкивай, потому что не ты, а он здесь хозяин, и все в его руках. Угроз он не боится, заносчивостью и отвагой его не удивишь. Смотритель тюрьмы и старший надзиратель, крикуны
Впрочем, это все не беда; среди смотрителей немало добряков, что будут тебе за отца родного; я частенько попадал к таким и не могу на них пожаловаться. Правда, как и другие люди, они хотят кормиться около своей должности, и потому родными отцами тебе будут не бесплатно: ты заслужишь их милость, если сам о них позаботишься; тогда тебе позволят промыслить себе на пропитание, похлопотать по делу и заняться тяжбой. Но все же смотритель есть смотритель: он может захотеть, а может и не захотеть; твое заключение или свобода в его власти.
Засим ты идешь на поклон к стряпчему. Заметь, о нем я покуда ничего не говорю, всему свое время и место: пироги с бешенкой подаются не раньше как в страстную неделю. О стряпчих речь впереди.
Коротко говоря, все они над тобой господа, и ты должен терпеть их, вкупе с ходатаем, подьячим, начальником судебной канцелярии, архивариусом и посыльным, который носит бумаги к твоему адвокату. А когда ты сам явишься к нему на прием, да застанешь его в докторской мантии, да увидишь, как он принимает других, пока ты ждешь своей очереди, словно при посадке на паром, тут ты поймешь, что лучше бы тебе повстречаться с диким быком.
Выслушав повествование о твоих мытарствах, адвокат скажет, что в лепешку расшибется, а дело твое выиграет. Все они так говорят; мало кто выигрывает дела, однако никто не расшибается. Надо подать прошение, но писца нет, он отлучился по делу: отвести детишек в школу и проводить в церковь супругу. Прошение не пишется, и срок подачи пропускается.
Сам же сеньор лиценциат понимает толк в законах, но не в письме; он диктует, но не пишет: его рано забрали из школы и отдали в университет, оттого ли, что он давно перерос школьный возраст, или оттого, что торопился проглотить свод законов, не переваривши азбуки. А ведь, умея правильно писать, всякий легко научится и читать, а кто хорошо читает и пишет по-кастильски, тому и латынь дается без труда, — все это звенья одной цепи!
Ладно, пойдем дальше и зайдем с другого боку, а то мы зря протираем тут плащ и тратим время. Теперь очередь за судьей низшей инстанции. О нем я кое-что уже рассказал. Добавить к этому нечего, кроме того, что он при всем честном народе продает правосудие за деньги, торгуется о цене и, если не дашь ему, сколько он запросит, отказывается иметь с тобой дело: товар, дескать, ему самому дороже обошелся, и есть покупатель, который дает больше.
Наконец, ты добираешься до верховного суда, чего удостоится не всякий: сюда просители прибывают на манер рыбы, доплывшей до нерестилища, — часть ее уснула, а остальная уже не имеет икры, отощала и проку с нее мало. Тут алчбы нет, зато есть страсти и пристрастия. Поскольку главный судья не тратился на твое воспитание, ему решительно все равно, высекут тебя или повесят. На шесть лет каторги больше или меньше — это для него сущий пустяк и ничего не значит.
Сии вершители судеб не чувствуют и не страдают, как мы. Это живые боги на земле. После судоговорения они не спеша отправляются домой, окруженные почестями, внушая прохожим благоговение и трепет. Что для них людские скорби? И в их-то руках твое спасение и твоя погибель. Главный судья поступит так, как подскажет ему расположение или нерасположение к тебе или смотря по тому, кто будет за тебя просить.
Я знавал одного сеньора судью, который приговорил обвиняемого к денежному штрафу и взысканию двухсот дукатов в пользу суда с указанием в приговоре, что буде сей штраф останется невыплаченным, то преступника следует отправить на десять лет на галеры, посадить на весла, да без жалованья, а по истечении срока вернуть в ту же тюрьму и публично повесить. По мне, чем выносить такой дурацкий приговор, уж лучше было бы, наоборот, сначала повесить, а потом отправить на галеры.