Гвардеец Гора
Шрифт:
— Я ужасно боюсь его, — сказала она. — Я принадлежу ему.
— Возможно, он не такой уж плохой человек, — заметил я.
— Он содержит меня закованную в подвале, в темноте, — проговорила она. — Он кидает мне куски пищи, которые я, будучи на цепи, должна или найти, или испытывать муки голода.
— Возможно, он просто хочет приучить тебя к тому, что ты рабыня, — предположил я.
— Он уже очень хорошо научил меня этому, — согласилась она.
— По словам, он не производит такого уж плохого впечатления, — сказал я. — Если бы
— Пока бы я не поняла как следует, кому я принадлежу? — спросила она.
— Да.
— А что, если девушка не способна выучить урок?
— Ее всегда можно скормить слинам, — объяснил я.
— Она выучит урок, и хорошо выучит, — проговорила девушка.
— Конечно.
— Но он ни разу не позвал меня к своей кушетке, чтобы обидеть, или приласкать, или приказать мне доставить ему удовольствие.
— Понимаю, — ответил я.
— Если бы ты владел мною, — поинтересовалась она, — ты бы использовал меня к этому времени, не так ли?
— Да, — подтвердил я, — если бы я владел тобой, несомненно, к этому времени я бы заставил тебя доставлять мне удовольствия.
— Возможно, он не находит меня привлекательной, — предположила она. — Возможно, у него много женщин. Возможно, он не видит во мне ничего любопытного, что можно было бы использовать.
— Возможно, — согласился я.
Она лежала, прижавшись ко мне, головой на моем бедре и дрожала.
— Я боюсь быть рабыней, — прошептала она.
— У тебя есть для этого основания, — ответил я.
— Меня могут купить, или продать, или просто отдать, — продолжала она. — Меня даже могут убить по малейшей прихоти хозяина.
— Да.
— Господин, — обратилась она ко мне.
— Да?
— Господа не уважают своих рабынь, не так ли? — спросила она.
— Конечно нет, — ответил я.
— Но не могут ли они иногда испытывать другие чувства по отношению к ним? — Ее голос был тихим и испуганным.
Я понял, что она боится, что ее могут ударить.
— Да, могут, — ответил я.
— Какие чувства? — В вопросе слышалась робость, мольба.
— Раздражение, — начал я, — желание, вожделение.
— Но нет ли еще каких-то чувств, которые хозяин мог бы иногда испытывать по отношению к своей рабыне? — снова спросила она.
— Какие чувства ты имеешь в виду? — уточнил я.
— Пожалуйста, господин, — всхлипнула она, — не заставляй меня говорить!
— Хорошо, — согласился я.
Я почувствовал ее слезы и ее волосы у себя на бедре. Несомненно, трудно, подумал я, быть девушкой-рабыней. Они такие беспомощные.
— Уже светло, — заметил я.
— Я слышу колокольчик, — прошептала она.
— Это не колокольчик монетной девушки, — объяснил я. — Это колокольчик торговца молоком боска. Он обходит округу, поднимаясь по улице.
— Не отсылай меня от себя, — попросила она.
— Но ведь тебя, рабыня, могут увидеть, раздетую, привязанную за
— У рабынь нет гордости, — ответила она.
— На колени, — скомандовал я.
— Да, господин, — ответила она, вставая на колени.
Я поднялся и посмотрел на нее, стоящую на коленях на камнях в сером свете горианского рассвета.
— Используй меня еще хоть разок, — умоляла она, — прежде чем отошлешь прочь.
Я смотрел на нее.
— Укороти мой поводок, — попросила она. — Свяжи мне руки спереди. Привяжи меня плотно к кольцу.
— Торговец молоком боска приближается, — заметил я.
— Мне все равно, — сказала она. — Возьми меня у него на глазах.
Довольно грубо я подтянул ее за кожаный ошейник к кольцу. Там я развязал и снова завязал поводок, значительно укоротив его. Она стояла на коленях у стены. Тугая привязь была натянута между тяжелым металлическим кольцом и крепким кольцом на ее ошейнике сзади. Поводок держал ее голову поднятой вверх и был длиной около восемнадцати дюймов. Девушка вытянула руки в мою сторону, скрестив запястья. Свободным концом поводка я крепко связал их вместе у нее спереди. Потом я снова посмотрел на нее.
— Ты теперь связана почти так же, — проговорил я, — как та девушка на дороге, недалеко от лавки Филебаса в Аре.
— Да, — счастливо выговорила она.
— Я принес ей глоток воды, — вспомнил я. — Я установил плату за эту услугу — она должна была отдаться мне.
Это произошло очень давно, когда я был шелковым рабом во владении леди Флоренс из Вонда. Позже я сам захватил в плен свою госпожу и продал ее в рабство. Она теперь принадлежала Майлзу из Вонда, который помог нам в нашей борьбе против пиратов. Она была частью добычи, как и многие другие рабыни, взятой во владениях Поликрата. Моя бывшая госпожа была теперь не чем иным, как послушной и радостной рабыней для любви у гордого уроженца Вонда.
— Ты был зверем, мой господин, — сказала она.
— Да, — согласился я.
Я посмотрел сверху вниз на ту, что была когда-то мисс Беверли Хендерсон из Нью-Йорка. Она была хороша, обнаженная и связанная, на привязи у кольца для рабов.
— Ты обвинила меня в том, что я изнасиловал ее, — сказал я. — Ты была в ярости.
Тогда мимо проносили паланкин Онеандра, торговца солью и кожей из Ара. В двойной шеренге красавиц, привязанных к концу паланкина и выставленных напоказ в коротких туниках, с закованными в наручники за спиной руками, находилась девушка, стоящая сейчас передо мной на коленях. В тот раз паланкин остановился, поскольку Онеандр решил провести часть дня с другим человеком, тоже в паланкине, с выставленными напоказ рабынями. Когда я оторвался от девушки у кольца, я увидел среди этих рабынь ее, ту, что когда-то была мисс Хендерсон. Это было впервые, когда я увидел ее в качестве рабыни. Я никогда не забывал первое впечатление от этого. Это был один из самых волнующих моментов в моей жизни.