Гвендолин

Лис Алеся

– Это правда? – в конце концов, нахожу в себе силы спросить самое главное для меня.

– Что правда? – невозмутимо переспрашивает викинг.

Неужели не догадывается? Осторожно смотрю из-под ресниц. Викинг сидит ко мне боком, сложив руки на коленях и буравя мрачным взглядом стену.

– Я теперь свободна? – пересохшими от волнения губами, уточняю вопрос.

На мгновенье мне кажется, что там, на холме возле дерева Каты, это мне послышалось. И я все еще бесправная рабыня, игрушка для утех, не способная сама отвечать за свою жизнь.

– Я всегда держу свое слово, Гвендолин. Что заставило тебя в нем усомниться? – вскидывает брови мужчина, наконец, повернувшись ко мне.

– Ничего, – качаю головой.

Почему он на меня так смотрит? Почему его взгляд так напряжен? Вглядываюсь в знакомые черты и ничего не вижу. Его чувства для меня вновь закрыты, словно и не было между нами той близости. Словно она ничего для него не значила. Только я, как глупая курица, обыденным вещам придала слишком вескую роль. Не поэтому ли он меня так легко отпустил? Становится настолько больно, что на миг перехватывает дыхание.

– Если я свободна, – осторожно начинаю. – То я могу вернуться домой?

Сердце пропускает удар, пока жду ответа, а Ингвар, как назло, с ним не спешит, я лишь вижу, как на его щеках играют желваки.

– Так я могу? – едва слышно повторяю вопрос.

Огонь, вспыхнувший в его глазах, тут же гаснет.

– Что ждет тебя дома, Гвендолин? Кто? – хрипло спрашивает он. Рука мужчины дергается, словно он хочет ко мне прикоснуться, но в последний момент сдерживается.

– Мама, папа, брат, – тихо перечисляю. – Мои люди. Мой замок. От меня зависит их жизнь.

– Почему от тебя? – склоняет голову набок викинг. – Ты всего лишь женщина… Это мужчина должен отвечать за жизни своих людей, а не…

– Безмозглая баба, ты хотел сказать? – в груди вскипает ядовитой волной гнев.

– Я не это хотел сказать, – цедит сквозь зубы мужчина. – Тебе прекрасно известно, что безмозглой бабой я тебя не считаю!

– А кем, Ингвар? Кто я для тебя? – вскрикиваю в отчаяние. – Кто? Игрушка? Наложница? Вещь? Кто?

От каждого моего вскрика я вижу, как дергается у него щека, словно очередное слово, которое я в отчаяние произношу, бьет его пощечиной. В конце концов, он не выдерживает и протягивает ко мне руки. В первый момент я испуганно отшатываюсь, но Игнвар, схватив меня, просто пересаживает на свои колени и крепко прижимает к груди.

– Ты ошибаешься, – его губы дотрагивается до моей макушки, настолько легко и невесомо, что я неуверенна, не почудилось ли мне это.

– А кто? Я не любимая. Не жена. Тогда кто? – горло сдавливает от волнения.

– Мужчины не умеют любить, – качает головой викинг. – Это бабские глупости.

Эти слова причиняют неимоверную боль. Я начинаю биться у него в руках, пытаясь вырваться из их удушающего кокона, но он только прижимает меня к себе сильнее.

– Мужчины не умеют любить, – продолжает Ингвар. – Но когда я смотрю на тебя, у меня внутри словно сжимается тугая пружина. Я чувствую, что ты создана для меня, что я не могу позволить тебе принадлежать другому.

– А себе? Ты позволишь мне принадлежать себе, – хрипло спрашиваю. В груди словно зияет черная дыра, гложущая и болезненная. А на что я надеялась? На любовь до гробовой доски, на любовные баллады и цветы, на верность и доверие? Глупая, глупая Гвен…

– Если это не причинит тебе вред, – выдыхает мне в волосы викинг, видимо, вспоминая недавние события.

– Мне нужно вернуться домой, – снова повторяю, стараясь не замечать, как ноет сердце.

– Почему? Расскажи мне, что тебя зовет туда? – тихо просит Ингвар, не приказывает, а просит.

И я, подумав, соглашаюсь. Пора уже рассказать правду о том, в чем мое предназначение.

– Много лет назад мой предок, Гиллаган О’Ши, сотворил ужасные вещи, – начинаю я рассказ. – Он был настоящим чудовищем, для которого жизнь людей не стояла и пенса. Его кровавые эксперименты остановили, запечатав тело и душу в каменный саркофаг в крипте замка, а сторожить неупокоенную дух призвали хранителя, – легенда, не единожды услышанная в детстве, льется из моих уст, как напев. – Со временем, заклинания, удерживающие Гиллагана, истончились и начали разрушаться. Мои родители восстановили их, но чтоб избавится от призрака навсегда, нужно его душу отправить к Манану. Я Тог Анем, единственная, кто может это сделать, – поднимаю взгляд и вглядываюсь в ясные, как летнее небо, глаза викинга. – Мне нужно домой… Ты… ты отпустишь меня?

Мой вопрос повисает в воздухе, словно занесенный над головой меч. Я, затаив дыхание, жду ответа, глупо надеясь, сама не знаю на что. Его рука поднимается, убирает, упавшую мне на глаза прядь волос, ласково проводит по щеке…

– Я… не могу тебя отпустить, – наконец произносит он.

– Не можешь? – словно эхо повторяю я.

– Не могу… Не сейчас...

Глава 49

Спрашивать, почему не имеет никакого смысла, хоть этот вопрос и вертится у меня на языке. Мне хочется оттолкнуть его от себя, ударить, закричать, и я изо всех сил сдерживаюсь, чтоб этого не сделать. Упрямый, самовлюбленный мужлан!

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – кончики его пальцев скользят по чувствительной коже возле уха, спускаются на шею, вызывая мурашки желания. – Но ты ошибаешься. Мы обязательно с тобой поговорим обо всем. Я вернусь с тинга, и поговорим, слышишь?

Неохотно киваю, хотя не верю ни капли. Разве можно доверять диким варварам, таким как он, готовым растоптать чужие чувства?

Только разум твердит одно, а сердце совсем другое. Оно согласно разбиваться раз за разом, только бы его руки никогда не останавливались, только бы его губы продолжали шептать нежные ничего не значащие глупости, глупое безвольное сердце согласно обманываться, жить иллюзией и принадлежать только ему одному.

С утра Ингвар в сопровождении нескольких воинов отправляется на тинг. Будет суд. Лива, сидящая в повозке со связанными руками, выглядит печально и жалко. И я бы могла ей посочувствовать, если бы перед моим взором не стояло побледневшее лицо Ове, которого едва удалось спасти, если б я не видела истончающийся призрак Бреди, плывущего в своей лодке к небесным чертогам Лудда, если б мое тело не ощущало до сих пор жар погребальных костров, которые пришлось жечь после той злополучной ночи…

Мужчины отправляются на тинг на рассвете, опасаясь, что в более позднее время будет слишком много людей, желающих учинить самосуд. Ни жители мызы, ни жители деревни не в силах простить девушке ее поступок.