Гвендолин
Шрифт:
О, как я мечтала в детстве быть настоящей дочерью Айне и Киана, быть такой, как Ал, но я отродье Гиллагана. Это клеймо не смыть ни добрыми поступками, ни благородными делами. Я плод черного колдовства злобного бессмертного некроманта и сумасшедшей Милисанды, и останусь такой навсегда. Но с ним, с Гиллаганом, я должна покончить, теперь это мне под силу.
Решительно шагаю к двери, но та и сама резко распахивается.
– Гвени, милая, – попадаю в объятия папы. – Ты снова его слышишь?
Поднимаю заплаканное лицо, только сейчас понимая, что из глаз катятся слезы.
– Да, па. Он зовет меня.
Он прижимает меня к своей груди, словно старается защитить от гадкого духа, но мы оба знаем, что от него можно избавиться только одним способом.
– Я что-нибудь придумаю, милая, потерпи, – шепчет мне в волосы отец.
Только сколько этих способов уже было, сколько попыток. Их не перечесть. Мы станем свободны от него, когда в крипте и следа не останется от отвратительной сущности Гиллагана.
– Нет, папа, не нужно, – обхватываю его запястья своими ладонями и отстраняюсь. – Теперь моя очередь защищать вас.
– Нет, Гвен, нет. Это мой долг, как мужчины и как твоего отца, – не соглашается со мной папа.
– Тем не менее, Тог Анем из нас двоих только я, – криво улыбаюсь. – Пора уже из этого проклятого дара и для себя извлечь хоть какую-то пользу. Просто будь со мной рядом, подстрахуй. А то… мне страшно, папа.
Мог голос слегка дрожит и срывается на последних словах, я сглатываю давящий комок в горле, стараясь успокоится.
– Милая моя девочка. Конечно, я буду рядом. Ты не останешься с ним один на один, – снова привлекает меня к себе отец, единственный папа, которого я знаю, который для меня родной. А тот, другой, просто пыль… скоро станет пылью.
Успокаиваясь в родных объятьях, прикрываю глаза, но в следующий миг снова распахиваю. Маленькое несоответствие мягко царапает где-то на задворках сознания. Рядом с папой не хватает еще одного человека, и я тут же пользуюсь возможностью перевести разговор в другое русло, дабы окончательно не раскиснуть.
– А где же мама? – изумленно спрашиваю, что-то не верится, что моя деятельная родительница просто так отпустила папу, и не стоит где-то за углом, чтобы второй волной убеждении пройтись по моему и так колеблющемуся решению.
– Спит, – тихо отвечает папа, и отчего-то смущенно отводит взгляд.
– Спит? – я чувствую, как удивленно округляются мои глаза. – И Гиллагана не почувствовала? Что же это за сон такой?
– Особенный – продолжает и дальше смущаться папа. – Скажем так. Когда мама проснется, мне крупно попадет.
Ох, и папа! Он прав, сонное зелье мама не простит, будет жутко скандалить и требовать возмездия. Ее возмутит не столько применение настойки, сколько то, что сделано было это без ее согласия. Выбора не оставили моей мамочке, а она этого ой как не любит.
– Я тебя защищу, – твердо обещаю, скрывая улыбку. Помощь папе точно не помешает.
– Почту за честь быть защищенным такой очаровательной леди-рыцарь – глаза отца блестят лукавством и хитринкой.
Под ногами снова начинает дрожать пол, и я тихо вздохнув, отстраняюсь. Пора. Минута требуется, чтобы накинуть платье на сорочку и обуть башмаки, и я уже готова идти усыпальницу.
Сначала приходится спуститься на первый этаж – дорогу я знаю, как саму себя – потом миновать общий зал, пройти через кухню, чтобы попасть в кладовую, а из нее уже будет выход в старые казематы. Но крипта, крипта еще глубже, там, куда не только свет не попадает, а даже свежий воздух. Там всегда неприятно пахнет. Прахом и тленом… Смертью.
Я держусь за теплую руку папы, наблюдая за колыхающимся огоньком фонаря. Тонкий изящный язычок пламени трепещет, грозя вот-вот потухнуть. Но я знаю, что этого не случится. Я сама себе тоже напоминаю такой вот огонек. Маленький, хрупкий… но неугасимый. Я справлюсь, должна.
Саркофаг Гиллагана манит меня, тянет, словно невидимой нитью, крепко прилепленной к сердцу, причиняя боль и муку. Я знаю, куда идти, ведь меня ведет Гиллаган. Он очень недоволен, что со мной папа, он ненавидит его всей душой. Киан забрал у него маму, Киан стал для меня единственным отцом. Теперь я понимаю, что звать с собой папу было ошибкой, но уже слишком поздно. Но и в глазах моего отца просыпается тьма, тьма, которая меня защитит. Ведь он мастер смерти.
Галереи петляют одна за другой, пока последняя не расширяется в огромный зал с высоким постаментом, на котором лежит гробница Гиллагана.
Выпускаю ладонь отца и бесстрашно приближаюсь к саркофагу.
– Помни, родная, – отец на миг задерживает мою руку в своих. – Мы тебя любим. Ты нам нужна. Всем нужна.
– Знаю, папа, – целую его в щеку, и отстраняюсь. Время пришло.
Опускаю ладони на неожиданно теплую крышку гробницы. В глазах меркнет, я снова чувствую себя как тогда, у дерева Кары. Но теперь мне неприятно притрагиваться к поверхности проводника. Меня передергивает от отвращения, а липкая тьма окружает словно кокон. И в этом коконе ничего не слышно кроме моего судорожного дыхания. Ничего… пока не начинают раздаваться мерные, четкие шаги. Они все приближаются и приближаются, становясь громче и отчетливей. Я невольно принимаюсь их считать, как удары грома в детстве. Если парное число, гроза скоро уйдет, если непарное – быть беде.
Раз… Два… Три… Четыре… Пять... Шесть… Семь… Восемь... Девять…
– Здравствуй, дочка!
Глава 56
– Я тебе не дочка, – хмуро отвечаю, с ехидным злорадством замечая, как Гиллаган меняется в лице. Тут, на границе, он совсем не похож на бестелесного духа, который приходил в мои сны и звал меня к себе, а выглядит, как обычный человек.
– Дочка, – криво улыбается мужчина. – Этого никто не в силах изменить. Мой дух дал тебе жизнь, моя магия сделала семья Рорка жизнеспособным, моя сила воскресила мертвую утробу Мелисанды. Ее муж был безвольным сосудом для моей души. Ты моя!