Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V
Шрифт:
Впечатлённые гости отдали честь угощениям, не забывая славить гостеприимных хозяев. Распорядитель пира то и дело прерывал чавкающее общество, дабы предоставить слово тому или иному дорогому гостю. Однако, несмотря на то что застолье продолжалось несколько часов, все желающие не выступали в один день. Кто-то произносил свои речи уже во второй, и даже в третий день торжества.
Увилл все три дня сидел не рядом с Лаурой, а возле Давина. Впрочем, в этом не было проявления коварства Даффа – во время подобных свадеб, где одна из сторон (или обе) уже были обременены детьми, их почти никогда не усаживали рядом с родителями, словно стесняясь этого прошлого. Считалось, что новая семья начнётся
Мальчик почти ничего не ел и сидел, не отрывая взгляда от молодожёнов. Кара пыталась мягко уговорить его вести себя менее вызывающе, а Давин даже позволил себе сделать ему небольшое внушение, но это не очень-то помогло. Увилл всё так же сидел и словно гипнотизировал свою мать и её нового мужа.
Сама Лаура старалась делать вид, что не замечает этого. Все её силы уходили сейчас на то, чтобы продолжать выглядеть радушной и счастливой хозяйкой торжества. Дафф тоже полностью игнорировал пасынка, поскольку всё его внимание было сосредоточено на гостях.
В свой черёд дошла очередь и до приветственного слова Давина. Никто из присутствующих не знал об их размолвке с Даффом, и Давин решил, что пусть оно так и останется. Лаура приложила много стараний, чтобы не выдавать своих истинных чувств, и он должен был помочь ей. Поэтому он в своей речи не раз упомянул о давней дружбе, что связывала его с женихом и невестой, порадовался, что Дафф проявил такое участие к Лауре, а также пожелал им долгих совместных лет и много детей.
На протяжении всей речи Увилл пристально смотрел на него сверху вниз. Давин встал так, чтобы не видеть этого взгляда, но чувствовал его, словно кожи касались два раскалённых прута. Неужели малец всерьёз ожидал, что он сейчас начнёт разоблачать Даффа и угрожать ему? Несколько раз во время своего спича Давин сбивался – настолько неуютно ему было сейчас рядом с этим мальчиком, и от этого в нём стало нарастать раздражение.
– В чём дело? – почти рявкнул он Увиллу, едва усевшись, пока ещё шумели аплодисменты его словам. – Чего ты хочешь от меня?
– Уже ничего, дядя Давин, – с нажимом на слово «дядя» ответил Увилл, вновь переводя свой магнетический взгляд на несчастную мать.
Давин лишь выдохнул сквозь зубы – он не мог сейчас устроить здесь сцену и отчитать юного лорда на глазах всех присутствующих. Поэтому он смог выместить злость лишь на куске кабаньего окорока, в который запустил зубы. Кара осторожно положила руку ему на плечо, словно опасаясь, что он всё-таки наделает глупостей. Раздражённо бросив кусок обратно в тарелку, Давин долго жевал жестковатое мясо, недовольно сопя. Хуже всего было то, что он в глубине души понимал, что злится не столько на Увилла, сколько на самого себя.
***
Шёл третий день торжеств, и гости уже порядком устали и объелись. С каждым днём к концу застолья всё больше еды оставалось на подносах и всё более скучающими становились лица присутствующих. Давин уже предвкушал скорый отъезд – где-то там его ждала маленькая дочка, а также тихий уютный дом, в котором можно спокойно сидеть у огня в кабинете без назойливого желания заткнуть уши пальцами.
Когда осипший распорядитель пира объявил вдруг имя Увилла Тионита в качестве следующего оратора, Давин понял, что именно этого он ожидал все эти дни. И тем не менее, внутри у него вдруг похолодело. Он взглянул на медленно поднимающегося мальчика, который, даже стоя на ногах, был немногим выше его, сидящего на лавке. Он заметил, что Увилла слегка знобит, а лицо его покрыто красными пятнами. Чертыхнувшись про себя, Давин огляделся по сторонам, словно надеясь, что у него ещё есть возможность незаметно посадить парня обратно. Но,
Увилл начал говорить, но первые его слова потонули в гуле. Тонкий мальчишеский голос не мог соперничать в силе с окружающим шумом. Но этот гул почти тут же затих, превратившись в почти мёртвую тишину, прерываемую лишь треском свечей и шорохом одежд. Все жадно прислушивались, предвкушая нечто интересное.
– Сегодня меня, возможно, в последний раз поименовали лордом, – было видно, что мальчик начал свою речь заново. – Странно осознавать, что с сегодняшнего дня у домена Колиона новый властелин, хотя я даже не умер…
Испуганная Лаура сделала было движение, чтобы встать, но Дафф быстро ухватил её за предплечье. Он спокойно и немного насмешливо глядел на маленького лорда и слегка кивал в такт его словам, словно приглашая продолжать дальше. Впрочем, Увилл, похоже, не нуждался в подобных ободрениях, несмотря на то, что его сотрясала нервная дрожь, а пальцы рук беспокойно переплетались между собой, сжимаясь добела.
Давин остался сидеть. Он понимал, что если сейчас помешает Увиллу, тот никогда не простит его за это. Охнула, зажав рот пухлой ладонью, Кара, но тоже осталась сидеть, не сводя глаз с мужа.
– Я вижу за этим столом самых благородных дворян домена, – продолжал Увилл напряжённым, срывающимся голосом. – Я помню, как они, стоя у свежего кургана, насыпанного над телом моего отца, поклялись в вечной верности мне, сыну их сеньора. Кто бы мог подумать, что вечность эта продлится немногим более года?
Багровые от стыда и злости вассалы дома Тионитов глухо заворчали в свои усы, но Дафф взмахом руки прервал этот ропот. При этом он слегка улыбнулся Увиллу и кивнул.
– В такой ситуации стоит ли винить почтенных лордов – членов Стола, которые не захотели защитить священное право сына на владения его отца? И уж подавно я не виню свою мать, ведь она поступила так под давлением обстоятельств.
Лаура судорожно всхлипнула и побелела словно полотно. Глядя на неё, не выдержал и Увилл – его лицо искривилось, а из глаз полились ручьи слёз. Ноги его будто ослабли, и он почти рухнул на скамью.
– Ты упомянул здесь всех, мальчик, – беря в руку кружку, проговорил Дафф. – Но отчего-то забыл про меня.
– Я вырасту и вернусь, чтобы отобрать у тебя своё! – задыхаясь от рыданий, прокричал Увилл. – Это я – лорд этих земель! Я, а не ты!!! Слышишь?
Давин запоздало понял, что с Увиллом, похоже, повторяется тот самый страшный припадок, о котором он уже почти позабыл. Он успел подхватить бьющееся в конвульсиях тело до того, как оно упало на пол. Начался самый настоящий переполох. Гости вскочили с мест, хотя большинство из них лишь бестолково кричали и махали руками. Кто-то бросился на помощь мальчику. Лаура, едва не перевернув стол, ринулась к сыну. Бокалы и бутылки с жалобным звоном повалились, некоторые упали на пол и разбились.
Бьющегося в истерике Увилла положили на пол на чей-то заботливо подстеленный плащ. Давин страшным голосом орал, отгоняя неумелых помощников – мальчик снова начинал задыхаться, и ему нужно было больше воздуха. На сей раз он уже знал, что делать – как только у Увилла вновь начался этот странный приступ, во время которого он мог лишь втягивать воздух, но не мог его выдохнуть, Давин резко ударил его в грудь.
Как и в прошлый раз, это помогло снять спазм, и ребёнок вновь задышал более-менее нормально. Подхватив Увилла на руки, Давин понёс его прочь из залы. Во всей этой суматохе лишь один человек сохранял по крайней мере видимость спокойствия. Дафф Савалан сидел за столом, по которому растекались лужи пива и вина, и натянуто улыбался.