Гвиневера. Дитя северной весны

Вулли Персия

– После?..

– После смерти Утера, глупышка. Эдвен говорит, что мы находимся на перепутье между прошлым и будущим, а жизненная нить сотворена как из того, что было раньше, так и из того, что предопределено грядущим.

Я улыбнулась, поскольку по его голосу было ясно, что он повторяет одну из историй, которой недавно научил его наш бард. Кевин учился исполнять сказания величаво и с налетом таинственности, и мне нравилось слушать, как он упражняется.

– Когда дни империи подходили к концу, римские военачальники вывели свои войска из Британии и отплыли в Рим, надеясь защитить его от нападения варваров. Потом начались смутные времена с чумой и голодом, и из-за того, что легионы ушли, враги Британии осмелели и обнаглели. Они наступали с севера,

востока и запада: пикты с раскрашенными телами и свирепыми боевыми криками, саксы в своих длинных ладьях и ирландцы из-за Малого моря. Британия была осаждена и посылала в Рим призывы о помощи, но Вечный Город сам пал под натиском варваров и не мог прислать ни войск, ни поддержки. Везде царил хаос, пока не поднялся один человек, чтобы попытаться сплотить кумбрийцев против ужасного врага. Его звали Вортигерн; он был жестоким, надменным тираном, который убивал, грабил и добился верховенства над другими, неистово борясь за власть после распада Империи. Этот человек верил в старых богов, гордился историей кельтов и старался стереть все, на чем лежал отпечаток Рима; и тот, кто противостоял ему, спасался бегством и нашел убежище в Малой Британии, которую мы сегодня зовем Бретанью. Пытаясь остановить набеги врагов, угрожавших опустошить страну, Вортигерн заключил договор с саксонскими племенами, хотя они и были его врагами. Он предложил им и землю, и деньги, если они повернут оружие против других захватчиков, и на этих условиях саксонские вожди, Хенгист и Хорса, привели на помощь Британии три боевых ладьи с воинами.

Потом новые союзники сражались на стороне бриттов, наголову разбив захватчиков с севера. Но когда пикты отступили, саксы, недовольные тем, что у них мало земли, начали требовать большего и обратили оружие против своего повелителя, смертельной волной прокатившись по богатой центральной части Британии. А потом из-за моря в Британию приплыли сыновья мужей, которых Вортигерн убил на своем пути к власти. Став взрослыми и могущественными, они привели с собой армии и снова вселили в людей мужество и надежду, и народ присоединился к ним, восстав против тирана, и изгнал его даже из его горной крепости в сердце Уэльса. – Кевин сделал паузу, чтобы передохнуть.

– Новыми вождями стали Амброзий, обладавший большим опытом в делах управления страной, и его брат Утер, военачальник. Вдвоем они восстановили порядок в королевстве и заставили саксов вернуться на восточное побережье. Амброзий был объявлен верховным королем и призвал ко двору молодого чародея Мерлина, признав его своим родным сыном, хотя и рожденным вне брака. Римлянин по воспитанию и мышлению, Амброзий принялся восстанавливать закон и порядок, разъезжая по стране и пытаясь объединить различные кельтские племена. Однако он стал жертвой отравителя при дворе, и поскольку воинам больше всего по душе пришелся его брат Утер, они избрали его верховным королем. Это случилось шестнадцать лет назад, – размышлял Кевин уже обычным голосом. – У Утера не было наследника в течение всех лет его правления, не считая, конечно, какого-то загадочного принца, которого, по слухам, создал Мерлин с помощью магии и колдовства. В течение многих лет никто не видел ни мальчика, ни колдуна; никто не знает, где находится ребенок или как его зовут… и даже неизвестно, жив ли он. У наследников всегда найдутся враги, если есть претенденты на корону.

– Но кто же на нее претендует? – спросила я, все еще не понимая, какое отношение это имеет к нашим делам в Регеде.

– Эдвен говорит, что многие недовольны такой приверженностью к Риму и хотят, чтобы верховная корона вернулась к старым кельтским семьям, которые обладали властью до начала Смутного времени. Поскольку верховный король выбирается с общего согласия, многие могут соперничать за почет и власть, которые приносит этот титул.

Его черные, пронзительные глаза пристально следили за мной.

– Скажи-ка, – сказал он, – как бы ты отнеслась к тому, чтобы верховная корона была бы отдана, например, Уриену?

– О…

Ответить было совсем

не просто, поскольку Уриен являлся нашим соседом. Мне, конечно, не нравилась мысль, что он может стать верховным королем и над нами. Я молча кивнула, снова уставившись в воду и думая о том, какими обманчивыми и изменчивыми кажутся происходящие события, когда начинаешь докапываться до их сути.

Я вздрогнула и заставила себя забыть о верховном короле и его наследнике. Мы приближались к плавучим домам, расположенным на далеком озере Мильтон – даже верховный король вряд ли смог бы отыскать нас там.

Дома, возраста которых никто точно не знал, стояли на островах из грязи, хвороста и бревен, очень напоминая гнезда чомги. Летом в них чудесно, когда челноки привязаны к верандам, окружающим каждый дом, и вода, открывающаяся взгляду со всех сторон, действует умиротворяюще. И даже зимой пол из начищенных досок и уютные спальни, заливаемые теплом от очага, сложенного из камня-плитняка, так же удобны, как и любой круглый дом на холмах.

В тот год погода была мягкой, возмещая, вероятно, ужасы прошлой зимы, и много раз по утрам Кевин и я брали лошадей на рассвете и катались по тихой, затянутой туманом земле, наблюдая за восходом солнца. Зимние камыши вдоль берега озера, казавшиеся черными из-за тумана, внезапно расступались, когда с пронзительным криком взлетала цапля, и мое сердце взлетало вместе с ней. Даже голые, черные ольхи становились красивыми, когда солнце подсвечивало иней на ветках, сверкавший, как осколки драгоценных камней.

Именно в такое утро мы наткнулись на путника, спящего в шалаше из ветвей и сучьев. Любой неизвестный человек, живущий в лесу, казался непонятным и зловещим, потому что только преступники или сумасшедшие устраивали себе здесь жилище. Кроме того, драные одежды этого существа едва прикрывали татуировки, выдававшие в нем пикта – представителя странного, непокорного народа северных высокогорий, пившего вересковое пиво и обладавшего суровой решимостью. Кети говорила, что их свирепость и издевательства были так ужасны, что римляне построили Стену, чтобы отгородиться от них. Я резко сглотнула и направила Быстроногую прочь, а Кевин рассмеялся.

– Как же ты будешь кельтской королевой, если поворачиваешься и убегаешь при первой же опасности? – уколол он меня. – Давай выясним, кто он такой.

Я начала было протестовать, но Кевин схватил сосновую ветку и начал щекотать ей лысеющую голову спящего.

Остановленные на бегу лошади нетерпеливо гарцевали, а в морозный воздух поднимались облачка. Галлдансер, всегда любопытный, опустил голову и осторожно дунул на голую ногу незнакомца.

– Боже, помоги мне, – пробормотал оборванец, пытаясь укрыться от уколов сосновых иголок и подтянув ноги под накидку из шкуры волка. – Ладно, ладно, встаю, – добавил он с завидным добродушием.

Он медленно сел и потер глаза, а мы в изумлении смотрели на него. На шее у неизвестного висел деревянный крест, и он перекрестился, хотя было неясно, является ли это приветствием или самозащитой. Кевин отбросил ветку сосны в сторону.

– Куда направляешься, отец? – спросил он, учитывая временный характер убежища незнакомца и отсутствие кострища.

– В монастырь Уиторн, конечно, – последовал ответ.

– Как давно ты ел? – спросил мой спутник, и пикт печально ухмыльнулся.

– Над этим я задумываюсь не часто, – ответил он, – потому что привык довольствоваться тем, что посылает мне господь.

Итак, мы показали ему направление на озеро и быстрым галопом поскакали домой. Прибытие любого гостя – причина для волнения, а появление такого странного и необычного человека непременно обещало стать интересным событием.

Мы оставили лошадей на попечение Руфона и с криками ринулись по настилу к дому.

– Гость на подходе… гость, Гледис, гость!

Кухарка оторвалась от горшка с овсяной кашей, которую мешала, почти не выразив удивления.

– В это время года? – спросила она, и мы рассказали ей все, что знали, пока она накладывала в миски густую, горячую кашу и ставила их перед нами.