Х-безумие
Шрифт:
На ум пришли зарубежные фильмы, когда во время паники герои начинают дышать в пакет. Мысль о спасении заставила сердце сбавить обороты, а дыханию стать более ровным.
Митя пошарил по глубоким квадратным карманам – в углу одного из них забился старый кулек из-под закуски. Собрав края пальцами, он стал дышать, словно в горлышко, делая выдох более длинным, чем вдох. Наверное, тоже по ящику об этом слышал.
Вроде становилось легче, но колотун не уходил. Он здесь один, на промозглом ветру, перед растерзанным телом.
Мобильник у Мити был с собой –
Дожидаясь спецтехники, Митя пил, чтобы согреться и перебороть страх. Он боялся подойти ближе. Боялся шевеления мокрых полос и свитера от ветра. Казалось, что покойница оживет и потащит его за собой. Надо же. Меньше часа он думал о самоубийстве, не помня уже – в какой по счету раз. И сейчас, оказавшись лицом перед смертью, понял, как дорога жизнь.
Устроившись на пне, Витя смотрел на черную речку, теперь казавшуюся еще более зловещей, периодически оглядываясь в сторону трупа. Думая, что могло произойти с той, останки которой сейчас лежали на пляже. А также о своей судьбе, о своей жене, о том, что делать дальше. Убывающая чекушка не давала ответов.
Он потерял счет времени, когда послышался звук моторов. К месту стали подъезжать разные машины. Один из мужчин, ежась на ветру, направился к Мите. Тот поймал на себе оценивающий взгляд. То ли думают, что он убил. То ли прикидывают, насколько он пьян. Или и то, и другое разом.
Человек показал удостоверение в красной обложке:
– Вы звонили?
– Я.
– Спасибо, что дождались. Пойдемте в машину. Погреетесь.
Митя чуть шатающейся походкой – замерз? боится? ноги затекли? пьян? всё вместе? – пошел следом. Человек впереди обдумывал, столько выпил свидетель (или убийца), как быстро его разморит в теплом салоне и сколько потом этот салон придется проветривать.
Смотря под ноги, Митя краем глаза увидел, что к девушке направились какие-то люди в перчатках и чемоданчиками.
А чуть позже затрезвонил телефон Сергея Голдина. Известие быстро сняло рукой выходную негу:
– У нас, похоже, вторая жертва, – сообщили старшему следователю.
***
Голдин приехал на пляж, когда Митя храпел на заднем сиденье служебной машины. Старший следователь заглушил мотор, надел теплое пальто, укутался шарфом. Морально приготовившись к пощечине холодом, он открыл дверь. Порыв ветра, казалось, готов был ее вырвать.
Голдин с трудом захлопнул машину, прикидывая, что накопленное во время пути тепло выветрилось за несколько секунд. Из-за высокого роста – до двух метров не хватало меньше десятка сантиметров – создавалось ощущение, что ему еще больше доставалось от непогоды.
По очереди поздоровавшись с коллегами – молча, только за руку – он направился к линии черной речки. Там, где летом дети лепили замки из песка, сейчас лежала девушка. Грязная, мокрая, мертвая.
– Дождь в помощь, – усмехнувшись, поприветствовал следователя судмедэксперт Мирон Степанович Триницкий. – Ночью сильный ливень был. Если и были следы на песке, все смыло. Ладно, что свидетель, – Мирон кивнул в сторону автомобиля с запотевшими окнами, – додумался не подходить близко, не натоптал.
– Кто он?
– Местный, – ответил незнакомый мужчина, который тут же представился: – Виктор Разин, участковый. А это, – он также кивнул в сторону машины, – Митька Семенов. Балбес местный да пьяница. Дома молодая жена, а он пьет и от ревности с ума сходит. А потом идет топиться. Стабильно пару раз в месяц, а то и чаще.
– Сегодня тоже топиться пришел?
– Ага. Сколько раз мозги ему вкручивали и жена, и я, и деревенские – без толку. Может, сейчас остепенится.
– Девушка – не местная?
– Не похожа. Проверю, конечно, может, приехала в гости к кому-нибудь. Но лицо незнакомо.
– Покажи, – сказал Голдин, присев и достав мобильник.
Триницкий осторожно убрал мокрые волосы. Красивая девушка, светло-серые глаза открыты, на лице застывший ужас. Следователь сфотографировал ее.
Поперек шеи убитой след – от веревки или чего-то такого. Кровоподтеки на руках и голове. Свитер на спине разорван, с боков торчали края черного лифчика. Спина в крови и воде, мелкие порезы перечеркивали две жирные линии: от лопаток до противоположного бока поясницы. Или крест наклоненный, или буква «Х», или знак мишени.
– Об коряги могло такое произойти?
– Раны слишком глубокие и направленные. И свитер порван тоже направленно.
– Арматура на дне?
– Исключать не будем, конечно, но строительного мусора здесь не должно быть. И берег регулярно чистят «зеленые». Вообще, я склонен предположить, что ее не прибило к берегу, а ее оставили здесь.
Триницкий помассировал горло, начинающее першить на ветру.
– Не хочу давать вам ложную надежду, – продолжил он. – У Ксении Гудковой подобные раны. Если и была арматура, то в руках убийцы. Но это не арматура, как вы знаете. Какой-то инструмент с тонким острым кончиком. Возможно, повреждены ребра.
– Ее так, – Голдин кивнул на спину, – при жизни?
– Я склонен думать, что да. Просто звери… Но она сопротивлялась.
– Звери или зверь, – Голдин задумался. – На изнасилование не похоже – брюки целы, но проверить все же надо, – судмедэксперт кивнул. – Сумки рядом нет?
– Практиканты прочесывают лес. Пока ничего не нашли. Документов, ключей, телефона тоже.
– То есть мы не знаем, кто она, – констатировал Голдин.
– Не знаем, – ответил Триницкий.
– Надо узнать, кто-нибудь заявлял о пропаже девушки, – следователь сказал это, продолжая смотреть на растерзанное тело. Боковым зрением он увидел, как молодой следак Паша Курамов пошел в сторону машины.