Хабаров. Амурский землепроходец
Шрифт:
Ерофей Павлович не стал долго откладывать встречу с новым воеводой и посетил его в Илимске.
— Наслышан, наслышан о тебе, Ерофей Павлович, — такими словами встретил его Аничков. — Хорошую славу по себе оставил и не зря заслужил звание сына боярского.
— Польщён добрыми словами, воевода, — начало предвещало хорошую беседу. И Хабаров сразу решил перейти к сути разговора. — Отпусти меня, Сила Осипович, на Амур. Хочу продолжать осваивать этот край, заводить пашни, промыслы, строить города, крепости.
— Хороший замысел, Ерофей Павлович. Зело хороший.
— А коли хороший, дай мне должность приказного человека на Амуре.
— Всей душой поддерживаю тебя. И убеждён, что продолжишь на Амуре доброе дело. Но вот ведь какая закавыка... Амурский край не входит в моё воеводство. И посему амурскими делами я не распоряжаюсь.
— Понимаю. А посодействовать можешь?
— Посодействовал бы Пётр Годунов, тобольский воевода. Он над всеми сибирскими воеводами старший. Человек именитый. Имеет боярский чин. Все остальные воеводы на Сибирской земле обычно только дети боярские. Тобольский воевода может многое решить. Уверен, что сможет сделать тебя приказным Даурской земли. Ты на это имеешь право.
— Я же должен иметь какие-то полномочия, чтобы отправиться в Тобольск.
— Дам тебе такие полномочия. С ними поедешь не только до Тобольска, но, если потребно сие, то и до Первопрестольной.
— Ты не сказал, каковы будут мои полномочия.
— Будешь сопровождать ясачную казну и служебную почту илимского воеводства. Подберёшь небольшой отряд для охраны груза.
— Могу воспользоваться услугами старых знакомых? Это те, с кем довелось мне служить на Амуре.
— Не возражаю.
— Позволь, воевода, обратиться к тебе ещё с одним вопросом.
— Вопрошай.
— До тебя здешним воеводой был Лаврентий Обухов.
— Слышал о таком. Судя по всему, скверный был мужичонка и жизнь свою закончил скверно. Восстановил против себя народ и был утоплен.
— Стало быть, судьба его тебе известна?
— А то как же. А ты никак сочувствуешь, что ли, Лаврушке?
— Упаси господь. С какой это стати я должен ему сочувствовать? Получил он своё по заслугам. Хотел бы я поинтересоваться судьбой тех людей, кои подняли бунт против Лаврентия и утопили его. Грозит ли им всем судебная расправа?
— Скажу тебе откровенно... История занятная. В приказе постарались её замять, чтоб не выносить сор из избы. Бунтовщики, кои обосновались на Амуре, ведут себя тихо, спокойно, ясак выплачивают. Но и бог с ними. Насчёт же Никифора Черниговского в приказе идут споры, думают, как с ним поступить. Ведь он ссыльный, грешный перед государем, и такой вот взял на себя предводительство бунтом.
— Что же будет с ним?
— Этого я не знаю. Он ведь затерялся в Даурии как иголка в стоге сена. Поди ищи его.
Ерофею Павловичу ещё не доводилось встречаться с тобольским воеводой Годуновым, и он гадал, не из тех ли Годуновых этот воевода, что и царь Борис, который царствовал ещё до Смутного времени и нашествия поляков на Русь. Чтобы удовлетворить своё любопытство, Хабаров стал расспрашивать Силу Аничкова:
— Нынешний тобольский воевода из того же рода, что и царь Борис?
— Из того же самого рода, — услышал он слова воеводы, — хотя их и связывает дальнее-дальнее родство.
— А откуда пошли Годуновы?
— Говорят, что их предок Чета был татарским мурзой. Выходец из Орды, поступил на русскую службу, крестился, принял русское имя. После смерти царя Бориса Ивановича на род Годуновых обрушились всякие кары. Но при Романовых эта семья воспрянула. Среди них есть и бояре, и стольники, и окольничие.
— А что тебе, Сила Осипович, известно о Петре Ивановиче?
— Доводилось с ним встречаться, когда путь держал сюда. Обходительный человек и зело башковитый. Слышал, что, когда он был помоложе, ходил с войском под Смоленск и бился с поляками. Воеводствуя в Тобольске, успел сделать для Сибири немало полезного.
— Расскажи об этом.
— Немало сделал. Войско по-новому устроил. Прежних рейтаров заменил конными драгунами. О рейтарах что-нибудь слышал?
— Конечно, слышал, так иноземных наёмников называли.
— Не совсем так. Рейтары у нас придерживались иностранного строя, находились под наблюдением иноземных начальников. Основную часть войска, по крайней мере его две трети, составляли русские, а иноземцы, хоть и было их не более трети, но считались важнее наших.
— Что же затеял Годунов?
— Отказаться от иноземной опеки. Передать руководство конным войском в руки умелых русских военачальников.
— Говорят, что воевода Годунов не ограничился делами воинскими?
— Ты прав, Ерофей. Он укрепил южные границы воеводства, откуда можно было ожидать набегов кочевников. Под его руководством был составлен большой чертёж Сибирской земли. Будешь в Тобольске, получишь возможность познакомиться с трудами Годунова. Он человек общительный, разговорчивый. Так когда сможешь отправиться в путь?
— Дай мне, воевода, неделю на сборы, чтоб я мог передать временно дела по хозяйству своему помощнику и послать в Якутск зерно.
— Решай свои дела, Ерофей. И в путь-дорогу.
О предстоящей поездке Ерофея Павловича в Тобольск, а может быть, и в Москву прознали монахи Киренского монастыря. К нему зачастили нежданные гости, отрывая от хозяйственных дел. Среди посетителей были старцы Савватий и Иона и монастырский казначей Нехорош.
Монахи с пышными бородами, тронутыми сединой, в своих долгополых чёрных рясах казались тенями какого-то единого существа. Савватий держался за старшего. Он и начал разговор.