Хакерская этика и дух информационализма
Шрифт:
Работа является и будет оставаться на протяжении обозримого будущего ядром человеческой жизни [36] .
Хакеры не ставят под вопрос протестантскую этику как таковую. Дух сосредоточенности на работе и без опоры на церковь легко продолжает доминировать в сетевом обществе.
Так что в более общем контексте радикальная сущность хакерства состоит как раз в том, чтобы предложить этому обществу альтернативный дух – который наконец бросит наконец вызов господству протестантской этики. В этом единственном смысле все хакеры действительно взломщики – они ломают запор железной клетки.
36
Castells, Information Age (2000). [Цит. по изданию: Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / пер. с англ.
Победить протестантскую этику за один день не получится. Это потребует времени и больших перемен в культуре. Протестантская этика так глубоко укоренилась в сознании, что воспринимается как нечто естественное, как часть человеческой природы. Конечно же, это не так. Даже краткого взгляда на отношение к работе в эпоху до Реформации достаточно для того, чтобы полностью в этом убедиться. И протестантская, и хакерская этики возникли в определенный момент и стали развиваться.
Взгляды Ричарда Бакстера на работу совершенно нехарактерны для средневековой католической церкви. До Реформации духовные отцы посвящали время раздумьям о загробной жизни, но никто из них никогда не думал о загробном труде. Работа не входила в число церковных идеалов. Сам Господь трудился лишь шесть дней, а в седьмой отдыхал. Отдых и для людей стал высочайшей целью: на небесах, словно в вечное воскресенье, человеку не придется работать. В раю нет офисов. Можно сказать, что на вопрос «В чем цель жизни?» христианство давало ответ: «В том, чтобы всегда было воскресенье».
И это не шутка. В V веке св. Августин прямо сравнивал жизнь человеческую с пятницей, так как, согласно церковному преданию, именно в этот день согрешили Адам и Ева, в этот же день Иисус страдал и умер на кресте [37] . Августин писал, что на небесах мы обретем вечный выходной, день отдыха Господа и воскресения Христа: «Это будет поистине великою, не имеющей вечера субботою». Жизнь есть лишь долгое ожидание выходных.
Взгляд отцов церкви на труд как проклятие, как следствие грехопадения отразился в концептуальном подходе к описанию жизни Адама и Евы в раю. Что бы первые люди ни делали, это трудно назвать работой. Августин подчеркивает, что в Эдеме «земледелие было не мучительным трудом, а отрадным наслаждением» – не более чем приятным хобби [38] .
37
Блаженный Аврелий Августин. О граде Божьем. Книга 22, глава 30. И далее там же: «Седьмым днем будем даже и мы сами, когда будем исполнены и обновлены Его благословением и освящением». [Цит. по: В VI веке Григорий Великий писал: «Поэтому и самое истинное страдание нашего Искупителя, и истинное воскресение, преобразовали нечто о Его теле в днях страдания Его. Ибо в пятый день недельный Он пострадал, в субботу Он покоился во гробе, а в воскресный день воскрес от смерти. Так как настоящая жизнь для нас есть еще пятый день недельный, потому что проводится в скорбях и терпит мучения в теснотах. Но в субботу мы покоимся как бы во гробе, потому что находим успокоение души после тела. Но в день воскресный, именно в третий от страдания, осмой, как сказали мы, от сотворения, мы уже телом воскресаем от смерти, и в славе души мы будем радоваться даже с плотью». (Беседы на пророка Иезекииля, 2.4.2. Цит. по:
38
О книге Бытия, 2:11.
До Лютера церковь понимала работу, «труд» как наказание. В средневековой визионерской литературе орудия труда предстают в своем истинном обличье орудий пыток: в аду грешников истязают молотами и другими инструментами. Больше того, согласно видениям духовных отцов, есть в аду пытка страшнее, чем физические муки, – бесконечный труд. В «Плавании святого Брендана» (VI в.) есть эпизод, когда Брендан видит рабочего – и немедленно осеняет себя крестным знамением, потому что понимает, что явился в место, где всякие надежды следует оставить. Вот текст этого эпизода:
Они увидели невдалеке остров, весь покрытый камнями и металлическим шлаком, неприветливый, лишенный растительности, на котором повсюду стояли кузницы. Достопочтенный отец сказал своим спутникам: «Воистину, братья, бедствия сулит нам этот остров, так что не хочу я даже приближаться к нему, но ветер несет нас прямо туда». Когда же они с поспешностью проследовали мимо, до них донесся звук, издаваемый кузнечным мехом, подобный свисту брошенного камня, а также удары, подобные грому, молотов по железу и наковальне. Услышав это, достопочтенный отец укрепил себя и осенил крестным знамением все четыре стороны света, сказав: «Господи Иисусе Христе, избави нас от этого острова».
Едва закончил молитву человек Божий, как один из обитателей этого острова вышел наружу будто бы по какому-то делу. Он был очень космат, вспыльчив и мрачен. Когда он увидел рабов Божьих, проплывающих мимо острова, то возвратился в свою кузницу, восклицая: «Горе! Горе! Горе!» [39] [40]
Если ты не будешь вести себя хорошо в этой жизни, развивали свою мысль отцы церкви, то тебя обрекут на работу и в следующей. И что еще хуже, эта работа будет абсолютно бесполезной, лишенной смысла до такой степени, какую ты и представить не мог в самый худший свой рабочий день на Земле.
39
«Плавание святого Брендана». Цит. по: https://www.e-reading.club/chapter.php/101390/3/Gorelov_-_Plavanie_Svyatogo_Brendana.html.
40
Перевод Николая Горелова.
Наиболее сжато тема выражается в ставшей апофеозом допротестантского мировоззрения «Божественной комедии» Данте, которую поэт завершил незадолго до смерти в 1321 году. Грешники, посвятившие жизнь деньгам, – и скупцы, и расточители – обречены катать перед собой по бесконечному кругу огромные булыжники:
Их множество казалось бесконечным;Два сонмища шагали, рать на рать,Толкая грудью грузы, с воплем вечным;Потом они сшибались и опятьС трудом брели назад, крича друг другу:«Чего копить?» или «Чего швырять?» —И, двигаясь по сумрачному кругу,Шли к супротивной точке с двух сторон,По-прежнему ругаясь сквозь натугу;И вновь назад, едва был завершенИх полукруг такой же дракой хмурой [41] .41
Перевод М. Лозинского.
Данте взял идею из греческой мифологии. В Тартаре, куда отправлялись худшие представители рода человеческого, самому суровому наказанию подвергся жадный Сизиф, обреченный без конца затаскивать огромный камень на вершину горы, откуда тот неизменно срывался.
Я и Сизифа увидел, терпящего тяжкие муки.Камень огромный руками обеими кверху катил он.С страшным усильем, руками, ногами в него упираясь,В гору он камень толкал. Но когда уж готов был тот каменьПеревалиться чрез гребень, назад обращалася тяжесть.Под гору камень бесстыдный назад устремлялся, в долину.Снова, напрягшись, его начинал он катить, и струилсяПот с его членов, и тучею пыль с головы поднималась [42] .42
Перевод В. Вересаева.
Отдых манит Сизифа и Дантовых грешников, но никогда не наступает. Они обречены на вечную пятницу.
С учетом такого исторического фона мы можем полнее оценить, как сильно изменила наше отношение к работе протестантская Реформация. В аллегорическом смысле центр тяжести всей нашей жизни сместился от воскресенья к пятнице. Протестантская этика изменила идеологию так сильно, что даже небо и ад встали вверх тормашками. Когда труд стал самоцелью на Земле, духовенству уже труднее было представлять рай как место вечного отдыха и работа перестала быть вечной карой. Так, протестантский богослов XVIII века Иоганн Каспар Лафатер писал, что на небесах «мы не можем вкушать блаженство без занятий. Иметь занятие означает иметь призвание, должность, свое особенное дело». Баптист Уильям Кларк Ольят в начале XX века выразил эту мысль предельно сжато: «В сущности, рай – это мастерская» [43] [44] .
43
Lavater, Aussichten in die Ewigkeit (1773), 3: 93.
44
Ulyat, The First Years of the Life of the Redeemed After Death (1901), p. 191.