Халиф на час
Шрифт:
Услышав от аль-Амджада это стихотворение, женщина испустила глубокие вздохи и произнесла, указывая на него, такие стихи:
Стезею расставанья ты пошел, а не я пошла; Любовь подари ты мне — пришла пора верности. О ты, что жемчужиной чела как заря блестишь И ночь посылаешь нам с кудрей на висках твоих! Ты образу идола заставил молиться нас, Смутив им: уже давно ты смуту зажег во мне. Не диво, что жар любви сжег сердце мое теперь — Огня лишь достоин тот, кто идолам молится,И когда аль-Амджад услышал от нее такие слова, он спросил ее: «Ты ли придешь ко мне или я приду к тебе?» — и женщина склонила от стыда голову к земле и прочитала слова его: «Велик он! Мужчины да содержат женщин на то, в чем Аллах дал им преимущество друг перед другом». И аль-Амджад понял намек женщины и узнал, что она хочет пойти с ним туда, куда он пойдет, и решил подыскать для женщины место, но ему было стыдно идти с ней к портному, своему хозяину.
И он пошел впереди, а она — сзади, и он ходил с нею из переулка в переулок и из одного места в другое, пока женщина не устала и не спросила: «О господин, где твой дом?» — «Впереди, — отвечал аль-Амджад, — до него осталось немного». И он свернул с нею в красивый переулок и прошел (а женщина позади него) до конца переулка, и оказалось, что он не сквозной. «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!» — воскликнул аль-Амджад, а затем он повел глазами вокруг себя и увидел в конце переулка большие ворота с двумя скамьями, но только ворота были заперты.
И аль-Амджад сел на одну из скамей, и женщина села на другую и спросила: «О господин мой, чего ты дожидаешься?» — и аль-Амджад надолго склонил голову к земле, а затем поднял голову и сказал: «Я жду моего невольника: ключ у него, и я сказал ему: «Приготовь нам еду и питье и цветов к вину, когда я выйду из бани». И он подумал про себя: «Может быть, ей не захочется долго ждать, и она уйдет своей дорогой и оставит меня в этом месте, и я тоже уйду своей дорогой».
–
А когда время показалось женщине долгим, она сказала: «О господин, твой невольник заставил нас ждать, сидя в переулке», — и подошла к дверному засову с камнем. «Не торопись, подожди, пока придет невольник!» — сказал ей аль-Амджад, но она не стала слушать его слов и, ударив камнем по засову, разбила его пополам — и ворота распахнулись. «И как это тебе пришло в голову это сделать?» — спросил ее аль-Амджад, а она воскликнула: «Ой, ой, господин мой, а что же случилось? Не твой ли это дом и не твое ли жилище?» — «Да, — отвечал аль-Амджад, — но не нужно было ломать засов».
И потом женщина вошла в дом, а аль-Амджад остался, растерянный, так как он боялся хозяев дома, и не знал, что делать. «Почему ты не входишь, о свет моего глаза и последний вздох моего сердца?» — спросила его женщина, и аль-Амджад ответил: «Слушаю и повинуюсь, но только невольник задержался, и я не знаю, сделал ли он что-нибудь из того, что я ему приказал, или нет».
И он вошел с женщиной в дом, в величайшем страхе перед хозяевами жилища. А войдя в дом, он увидел прекрасную комнату с четырьмя портиками, расположенными друг против друга. И в комнате были чуланчики и скамейки, устланные коврами из шелка и парчи, а посреди нее был драгоценный водоем, по краям которого были расставлены подносы, украшенные камнями и драгоценностями и наполненные плодами и цветами, а рядом с подносами были сосуды для питья, и, кроме того, там был подсвечник со вставленной в него свечой. И все помещение было полно дорогими материями, и там были сундуки и кресла, и на каждом кресле был узел, а на узле мешок, полный дирхемов, золота и динаров, и дом свидетельствовал о благосостоянии его владельца, так как пол в нем был выстлан мрамором.
И когда аль-Амджад увидел это, он пришел в замешательство и воскликнул про себя: «Пропала моя душа! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!» А что до женщины, то, увидев это помещение, она обрадовалась сильной радостью, больше которой не бывает, и сказала: «Клянусь Аллахом, о господин мой, твой невольник ничего не упустил: он вымел комнату, сварил кушанье и приготовил плоды, и я пришла в самое лучшее время». Но аль-Амджад не обратил на нее внимания, так как его сердце было отвлечено страхом перед хозяевами дома. И женщина сказала ему: «Ой, господин мой, сердце мое, чего ты так стоишь?» — а затем она испустила
И аль-Амджад засмеялся, хотя сердце его было полно гнева, а затем он вошел и сел, отдуваясь и думая про себя: «О злое убийство, что ждет меня, когда придет хозяин дома!» И женщина села с ним рядом и стала играть и смеяться, и аль-Амджад был озабочен и нахмурен и строил насчет себя тысячу расчетов, думая: «Хозяин дома обязательно придет, и что я ему скажу? Он обязательно убьет меня, без сомнения, и моя душа пропадет».
А женщина поднялась и, засучив рукава, взяла столик и накрыла его скатертью и уставила кушаньями и стала есть и сказала аль-Амджаду: «Ешь, о господин мой!» И аль-Амджад подошел, чтобы поесть, но еда не была ему приятна, и он поглядывал в сторону двери, пока женщина не поела досыта. И она убрала столик и, подав блюдо с плодами, принялась закусывать, а затем подала напитки и, открыв кувшин, наполнила кубок и протянула его аль-Амджаду. И аль-Амджад взял кубок, говоря про себя: «Увы, увы мне, когда хозяин этого дома придет и увидит меня!»
И глаза его были устремлены в сторону входа, кубок был у него в руке, и когда он так сидел, вдруг пришел хозяин дома. А это был мамлюк, один из вельмож в городе, — он был конюшим у царя, — и эта комната была приготовлена им для удовольствия, чтобы его грудь там расправлялась и он мог бы уединяться в ней с кем хотел. А в этот день он послал к одному из своих возлюбленных, чтобы тот пришел к нему, и приготовил для него это помещение. И звали этого мамлюка Бахадур, и был он щедр на руку, раздавал милостыню и оказывал благодеяния. И когда он подошел к воротам дома и увидел, что ворота открыты, он стал входить понемногу-понемногу и, вытянув голову, посмотрел и увидел аль-Амджада и женщину, и перед ними блюдо с плодами и кувшины, и аль-Амджад в ту минуту держал кубок, а глаза его были направлены к двери. И когда глаза аль-Амджада встретились с глазами хозяина дома, его лицо пожелтело, и у него задрожали поджилки, а Бахадур, увидев, что он пожелтел и изменился в лице, сделал ему знак, приложив ко рту палец, что значило: «Молчи и подойди ко мне!»
И аль-Амджад выпустил из руки кубок и поднялся, а женщина спросила его: «Куда?» — и он покачал головой и сделал ей знак, что идет отлить воду, а потом он вышел в проход, босой, и, увидав Бахадура, понял, что это хозяин дома. И он поспешил к нему, и поцеловал ему руки, и воскликнул: «Ради Аллаха, господин мой, прежде чем причинить мне вред, выслушай, что я скажу». И затем он рассказал ему свою историю, с начала до конца, и сообщил, почему он покинул свою землю и царство, и сказал, что он вошел в дом не по своей воле, но что эта женщина сломала засов, и открыла ворота, и совершила все эти поступки.
И когда Бахадур услышал слова аль-Амджада и узнал о том, что с ним случилось и что он царский сын, он почувствовал к нему влечение и пожалел его и сказал: «Выслушай, о Амджад, мои слова и повинуйся мне, и тогда я ручаюсь за твою безопасность от того, чего ты боишься, а если ты меня не послушаешься, я убью тебя». — «Приказывай мне, что хочешь, я не ослушаюсь тебя никогда, так как я отпущенник твоего великодушия», — ответил ему аль-Амджад. И Бахадур сказал: «Войди сейчас в дом и садись на то место, где ты был, и успокойся, а я войду к тебе (а зовут меня Бахадур), и когда я войду к тебе, начни меня ругать и кричать на меня и скажи: «Почему ты задержался до этого времени?» — и не принимай от меня оправданий, но побей меня, а если ты меня пожалеешь, я лишу тебя жизни. Входи же и веселись, и все, что ты ни потребуешь, ты тотчас же найдешь перед собой готовым. Проведи эту ночь, как ты любишь, а завтра отправляйся своей дорогой; все это я делаю из уважения к тому, что ты на чужбине, ибо я люблю чужеземцев и обязан оказывать им почет».
И аль-Амджад поцеловал Бахадуру руки и вошел, и лицо его облачилось в румянец и белизну, и, едва войдя, он сказал женщине: «О госпожа моя, ты развеселила мое обиталище, и это благословенная ночь». А женщина ответила: «Поистине, удивительно, что ты теперь проявил ко мне дружбу!» — «Клянусь Аллахом, о госпожа, — сказал аль-Амджад, — я думал, что мой невольник Бахадур взял у меня драгоценные ожерелья, каждое ожерелье ценою в десять тысяч динаров, а сейчас я вышел, раздумывая об этом, и стал искать и нашел их на месте. Я не знаю, почему мой невольник задержался до сего времени, и обязательно нужно будет его наказать».