Халява. 90-е: весело и страшно
Шрифт:
Министр со своим подручным даже опешили от такой неслыханной наглости. Пьяный похищенный сопляк их не то, чтобы не боялся, он откровенно нарывался на грубость. Такого не мог позволить себе никто из окружения авторитета. За выходку, куда менее борзую, Министр закапывал иных в ближайшем перелеске. И от таких непоняток криминальному боссу становилось совсем не по себе. Да еще и это обострившееся чувство опасности…
— Ну, че, арестанты, сбацать вам еще, пока лабух при памяти? — Я закурил и сплюнул прямо на пол.
— Э-э-э… —
— Я так понимаю, молчание знак согласия? — Приподнявшись, я демонстративно затушил окурок о полированную стойку бара и вновь устроился на табуретке, вооружившись на этот раз гитарой. — Поехали! Раз-два-три!
— Я лежу на хирургическом столе пластом,
Два раненья огнестрельных в теле молодом,
Голова прострелена контрольным выстрелом.
Уже светает…
Подлетевшие в воздух барабанные палочки самостоятельно выбили ритм, и к присоединилась молчавшая доселе «Ионика». Ну вот, совсем другая музыка выходит! От подобных фокусов у бандюков вытянулись лица, но они продолжали неподвижно сидеть. А что творилось у них в котелках, я легко мог прочесть по их застывшим физиономиям — полный раздрай, сомнения и испуг. Хотя Министр его тщательно прятал.
Опознали родственники, близкие, друзья
Труп остывший с номерком на пальце — это я.
И жена в истерике — беременна она.
Вот так бывает…
А все начиналось так красиво и легко:
Дембельнулся с армии совсем не так давно.
Ни образованья, ни работы — ничего.
Лишь цель подняться…
Подтянули старые приятели к себе,
И мутил под крышей много криминальных тем,
Но в один обычный день случился беспредел…
Бессмысленны слова и не нужны.
Бессмысленна была такая жизнь.
Оставив только боль в горьких слезах
И вечную любовь… в сердцах…
Бессмысленны слова и не нужны.
Бессмысленна
Оставив только боль в горьких слезах
И вечную любовь… в сердцах, в сердцах…
— Охренеть! — прошептал бугай, судорожно вцепившись руками в столешницу. — Это же про меня…
А теперь по кладбищу несут гроб на руках,
Девушки, рыдая, раскраснелись все в слезах,
И оркестр знает свое дело на жмурах,
Паф-пиф играет…
Опустив в могилу, гроб засыпали землей,
Памятник из мрамора воздвигнули братвой,
Эпитафия о скорби золотой строфой:
Бессмысленны слова и не нужны.
Бессмысленна была такая жизнь.
Оставив только боль в горьких слезах,
И вечную любовь… в сердцах…
Бессмысленны слова и не нужны.
Бессмысленна была такая жизнь.
Оставив только боль в горьких слезах,
И вечную любовь… в сердцах…
Бессмысленны слова и не нужны.
Бессмысленна была такая жизнь.
Оставив только боль в горьких слезах,
И вечную любовь… в сердцах…
Музыка затихла, но бандиты продолжали сидеть молча. Я закурил еще одну сигарету, решив дать им время немного собраться. Уж очень потешные физиономии у них были на тот момент. Особенно у здоровяка — у него все было написано на лбу крупными буквами. А вот Министр явно не так прост, как кажется… Ладно, хватит, пора их немного встряхнуть. Я бросил окурок на пол, даже не удосужившись его затушить — пожара я совсем не опасался.
— Понравилось, ушлепки? — Максимально брезгливо произнес я, разорывая затянувшееся молчание. — Это ваше вероятное будущее. И не такое уж и далекое.
— Ты кто такой, пацан? — Авторитет, наконец, справился с бившей его внутренней дрожью. Лишь только веко, подергивающееся время от времени в нервном тике, выдавало его реальное состояние. Но держался он, надо признать — отлично. — И что это за фокусы?
— С какой целью интересуешься, Мистер-Твистер? — Поддел я его — в свое время мне неоднократно приходилось с авторитетными уголовниками терки тереть. Поэтому, как себя вести в такой компании, я прекрасно разбирался.