Хамелеон 4
Шрифт:
— Сбили! Не мы! Истребители! — указывая руками в небо куда-то за спиной Геркана, пояснили вразнобой все три участвовавшие в работе зенитки бойца. И точно! Стоило только Александру развернуться на 180 градусов, как он разглядел средь редких белых облаков хорошо заметный тянущийся к земле дымный след. А после где-то за ближайшим облаком внезапно ярко сверкнула вспышка взрыва, и вниз посыпались еще чьи-то чадящие обломки.
Как много позже выяснилось, это отличился старший лейтенант Александр Иванович Покрышкин, командир эскадрильи, которой назначили прикрывать сверху продвижение одного из батальонов тяжелых танков и заодно одного неугомонного инспектора автобронетанковых сил РККА. А сбил он в тот погожий морозный денек два палубных пикирующих
США в середине 1942-го года без каких-либо сожалений продали финнам все 30 построенных машин этого типа, что устарели, еще только находясь в цехах сборочного завода. А вместе с ними сбагрили из наличия флота и 151 также устаревший палубный истребитель Брюстер F2А — свой аналог некогда заказанных финнами Брюстер B-239. Вот их, наряду с английскими Харрикейнами, в основном и записывали на свой счет пилоты советских Як-1, И-21 и ЛаГГ-5 на протяжении всей не сильно затянувшейся войны. Впрочем, делали они это отнюдь не легко и совсем не просто. Те тоже больно огрызались, записывая себе одну победу за другой над «красными». Сказалась порочная практика с «приписыванием» летных часов. И потому даже много лучшие по своим техническим характеристикам советские машины отнюдь не гарантировали своему не сильно опытному пилоту победу в воздушном бою.
Да, война с Финляндией таки началась. И началась вновь зимой. Только на сей раз в конце ноября 1942 года — то есть на 3 года позже. Почти пять лет переговоров между Москвой и Хельсинки, сперва о военной взаимопомощи в случае нападения третьей стороны, а после об обмене территориями, оказались потрачены впустую. А потому, раз уж дипломатия оказалась совершенно бессильна, настал черед заговорить пушкам. При том, что так-то пожелания правительства СССР, если смотреть беспристрастно, являлись очень скромными. Даже не умеренными, а именно что скромными.
Никто не требовал, к примеру, вернуть в состав РСФСР все те территории, что некогда Финляндии не принадлежали вовсе, а были к ней присоединены уже в рамках Российской империи. И на которые, говоря по чести, у Финляндии, именно как у независимого государства, вовсе не имелось никаких исторических прав. Впрочем, население там преобладало карело-финской группы народов, что, по всей видимости, и заставляло совсем недавно получивших независимость финнов полагать данные земли исконно своими. Но правительству Советского Союза в первую очередь требовалось проявлять заботу о безопасности Ленинграда — колыбели революции и одного из крупнейших промышленных центров страны. Уж больно близко к нему находилась граница. Практически на расстоянии вытянутой руки. Во всяком случае, современные орудия корпусной артиллерии уже вполне могли бы добить до окраин бывшей царской столицы, стреляя с сопредельной территории.
В общем, как это случалось всегда и всюду, у каждой из сторон имелась своя правда, и потому никто не желал уступать. Плюс очень уж сильно на финнов давили из Лондона и Вашингтона в плане необходимости развязывания войны с Советским Союзом. Видать, полагали, что немцы не преминут возможности вмешаться в конфликт на стороне скандинавов. Но просчитались. Немцы, по завершении польской компании, передохнули всего-то два месяца, да ринулись ранней осенью захватывать тех соседей, что были помельче: Голландию, Бельгию, Данию, Норвегию. И потому им стало, мягко говоря, вовсе не до событий на востоке своих новых границ. Каковой ситуацией и воспользовались в Кремле. Тем более, что «вездесущий Харон» подкинул в конце лета примерные данные по вооруженным силам и ряду укреплений финнов.
Ух, как тогда забегали в генштабе РККА, чьи первоначальные данные о численности финской армии оказались занижены аж вчетверо от того, что предоставили им с самого верха, как достоверную разведывательную информацию. Ведь совершенно внезапно выяснилось, что силами одного лишь Ленинградского военного округа с таким противником не сладить. Более того, даже можно
А уж как взвыли, когда прочитали в том же донесении, что враг собирается действовать исключительно партизанскими методами, громя на многочисленных лесных дорогах запертые с помощью завалов и минных постановок колонны советских войск. Ведь собственное, советское, «партизанское дело» оказалось полностью выкорчевано и уничтожено еще в 1936–1938 годах, вместе с большей частью имевшихся специалистов. Специалистов, как по осуществлению подобных операций, так и по противодействию им. Да, верхушка СССР ну очень сильно опасалась, что кто-то примется активно партизанить внутри страны, отчего и пустила под нож тех, кого сама же до того растила аж целое десятилетие.
Плюс, нагрянувшие в дивизии срочные проверки выявили катастрофическую нехватку зимнего обмундирования. Некоторые части были обеспечены им лишь на 15% от нормы. А специальной зимней оружейной смазки не оказалось практически ни у кого. Разве что с продовольствием всё было приемлемо. Вот только воевать зимой, имея в достатке лишь одну еду, уж точно не представлялось возможным. И полетели донесения в Москву, порою вместе с головами всех виновных. Да и невиновных тоже! Так сказать, до кучи!
Но, то всё было делом прошлого. А ныне инспектор автобронетанковых сил РККА — Александр Морициевич Геркан, продвигался к первой оборонительной линии огромного укрепрайона, протянувшегося в длину на добрых 140 километров, и простершегося в глубину на 90 километров. К той самой ставшей пока только для него печально знаменитой «Линии Маннергейма». И в этот раз Александр рассчитывал, что оказанное им влияние на развитие вооруженных сил РККА даст заметный положительный эффект в плане прогрызания советскими войсками проходов в представшем перед ними крепком орешке.
Потому, кстати, войну с Финляндией и начали в зимнее время, что опасались невозможности применения в этом крае болот и лесных озер тяжелых танков летом. Уж больно грунт тут был везде податливым и топким. Необходим был холод, чтобы проморозить его вглубь на добрые полметра или больше. Что природа, привычно для себя, и обеспечила. Теперь же дело оставалось за людьми.
Тем временем все очевидцы воздушного боя успокоились, и движение растянувшейся на добрых три километра колонны продолжилось. Там впереди новейшим тяжелым танкам Советского Союза предстояло держать свой первый реальный боевой экзамен по преодолению хорошо укрепленной и глубоко эшелонированной вражеской обороны. Для чего они, в принципе, и создавались.
Вообще из четырех тяжелых танковых дивизий резерва главного командования, в бой против финнов были брошены аж три! И всем им предстояло разом в девяти местах — как раз по числу тяжелых танковых полков, пробить бреши для стоящих наготове частей и соединений двух мотострелковых корпусов. Не смотря на полученные предупреждения, никто в командовании РККА не желал отказываться от проверки на практике теории глубокого прорыва. Тем более, что нынешнего противника изначально считали всё же не самым умелым. О чём, правда, уже успели пожалеть, поскольку две стрелковые дивизии, что действовали с территории Карелии и слишком сильно вырвались вперед, финны умудрились окружить, совершенно отрезав их от снабжения.
— Да, да! Понял! — схватившись за ларингофон, прокричал командир машины, после чего обратился к своему высокопоставленному пассажиру. — Товарищ генерал-майор танковых войск, танки первого батальона четвертого танкового полка вышли на рубеж развертывания. Через пять минут будут готовы к началу атаки! — Преодолев за первую половину дня всего-то тридцать километров пути, они вышли к тому участку укрепрайона, где в крепкой обороне засели части 1-ой, 3-ей и 5-ой пехотных дивизий противника. Именно здесь проходило хорошо обустроенное шоссе, ведущее от Ленинграда к Выборгу — второму по величине и значимости городу Финляндии после Хельсинки. И именно здесь Александр выявил желание лично лицезреть работу экипажей созданных им тяжей.