Хан Узбек. Между империей и исламом
Шрифт:
Одна из миниатюр Лицевого летописного свода содержит сцену поклонения князя Ярослава Батыю, который сидит на троне на «подушке власти» (Санкт-Петербург, Российская национальная библиотека, «Лаптевский» том, F.IV.233, л. 944 об.). Изображение «подушки власти» соответствует ее форме и размерам на персидских миниатюрах. Эта деталь в ильханском церемониале появилась под влиянием персидских придворных ритуалов. Автор середины XI в. Хилал ас-Саби, придворный и историк, написал сочинение, посвященное вопросам церемониала и обычаев халифского двора. Вот как описывается прием у халифа: «Обычно халиф восседал на троне — на подушке, обитой армянской шелковой тканью или тканью хазз [полушерстяная ткань], и на всех [почетных] местах и зимой и летом лежали подушки из армянского шелка. На халифе был кафтан черного цвета из чистого шелка или из шелка с примесью хлопка или шерсти. Дибадж {79} , или саклатун {80} , или цветная материя не [применялись]. Голову его венчала черная русафийа, он был опоясан мечом пророка, да благословит его Аллах. Между двух подушек трона слева от [халифа] клали другой меч в красных ножнах, а перед ним — Коран Османа, да будет милосерден к нему Аллах, до этого хранившийся в сокровищнице» [152] . Любопытно, что эмир Тимур не пользовался деревянным троном. Испанский посол Руи Гонсалес де Клавихо описывает сидение Тимура, устроенное в павильоне, чьи размеры и высота приводили в изумление: «В этом павильоне с одной стороны находилось возвышение из ковров, куда были положены один на другой три или четыре подстилки; это возвышение предназначалось для сеньора» (Руи Гонсалес де Клавихо, с. 117).
152
Хилал
Чэнь Чэн, доверенный чиновник минского императора Чэн-цзу (1403–1424), был отправлен в 1413 г. послом в государства Центральной Азии. Он посетил Герат, Самарканд, Балх, Термез и т. д. Государь Герата жил в кирпичном здании, украшенном изразцами. «Около же здания поставлен расшитый цветными узорами шатер, служащий местом отдохновения [государя]. В шатре стоит золотой диван, на котором разостланы в несколько слоев подстилки и подушки. [Там] нет стульев и табуретов, а садятся на землю, поджавши под себя ноги» [153] .
153
Ю. Л. Кроль. «Си юй фань го чжи» в переводе Б. И. Панкратова//Страны и народы Востока. СПб., 1998. Вып. XXIX. С. 248.
Знамя и барабан. На морской карте Ангелино Дульцерта (1339), современника хана Узбека, над городами Улуса Джучи изображено знамя с полумесяцем и тамгой на полотнище. Это изображение можно использовать для реконструкции знамени Узбека (см. следующую главу).
О великом знамени в центре кочевой ставки ильхана сообщает доминиканец Давид из Эшби [154] . Его перу принадлежит сочинение о монголах для Лионского собора в 1274 г., озаглавленное «Деяния Татар». Брат Давид провел во владениях монголов на Ближнем Востоке более десяти лет, выполняя особую миссию по освобождению христианских пленников, возложенную на него Иерусалимским патриархом. Рукопись сочинения сгорела во время пожара 1904 г. в Туринской Национальной библиотеке. Названия рубрик восстанавливаются по библиографическому описанию. Сочинение включало следующие темы: о правителях; об образе жизни; о домашних животных; о том, как они творят суд; о послах; о жилищах; об охране лагеря; о способе передвижения; о запрете, связанном с порогом; о том, как они ведут битву; об осаде замков и крепостей; о взятии города Алеппо; о том, как они проникают в различные страны и о том, как им покоряются народы. Также были описаны выборы правителя, религиозные правила и установления.
154
Brunei С. David d'Ashby, auteur тёсоппи des Faits des T art ares//Romania. Revue trimestrielle. Paris, 1958. T. LXXIX. (313. 1), p. 42.
В библиографических выписках сохранился фрагмент текста, где говорится о передвижении кочевой орды. На вопрос Лионского собора, каким образом монгольское войско узнает о том, что наступило время разбирать шатры, брат Давид ответил следующее. Рядом с шатром предводителя установлен превеликий стяг (grans baniere) и удивительные барабаны (timbres mervelhouz). Барабаны подвешены на четырех кожаных ремнях на высоте пояса человека. Когда предводитель пожелает переместить лагерь, он приказывает после наступления полуночи ударить в барабан. Гул от удара в барабан слышен намного лье вокруг. Услышав этот звук, все от малых до великих снаряжают своих лошадей. После значительного перерыва барабан звучит во второй раз, и тогда они разбирают свои шатры и собираются в тумены, причем те, кто стоял ближе к краю стойбища, строятся в авангарде, а за ними по порядку все прочие, вплоть до самого предводителя, который, как правило, идет последним, но иногда — в середине, в зависимости от того, как располагалось его жилище. Когда раздается третий удар в барабан, авангард приходит в движение, за ним следуют остальные слаженно и в полном порядке{81}. Такие же обычаи, по сведениям китайских авторов, соблюдались киданями: «Рожок главы варваров служит сигналом, по которому войска сразу же располагаются на привал, становясь кольцом вокруг его юрты. <…> В поход выступают, услышав три удара в барабан. Тогда все сразу приходит в движение независимо от того, стоит день или ночь» (Е Лун-ли, с. 313).
Под великим знаменем ильхана следует понимать туг. В «Тайной истории монголов» (§ 202) знамя Чингис-хана называется yesun Koltu caqa'an tuq букв, 'девятиногое белое знамя'. У монголов оно называлось также сульдэ, что значит 'жизненная сила', 'душа'. Белое сульдэ делалось из грив белых жеребцов. Древние монгольские шаманы в качестве эмблемы своего шаманского рода носили на головном уборе шкурки зверей (сульдэ тэмдэг). Связка девяти шкур зверей с мордочками являлась соединением различных родовых символов в единое целое. «Жизненная сила» Чингис-хана, по верованиям монголов, была хранителем не только его племени, но и всего народа и войска. Становясь хранителем войска, сульдэ олицетворялась в знамени tuq. Отсюда sulde и tuq становятся синонимами [155] . В «Золотом сказании», поздней монгольской летописи, при описании знамени Чингис-хана говорится: «Сделанное из челки гнедого жеребца твое знамя» (Алтай тобчи, с. 241). Конская грива и хвост могли выступать в роли вместилища души [156] . Знаменный комплекс кочевников давно привлекает внимание исследователей [157] .
155
Владимирцов Б. Я. Этнолого-лингвистические исследования в Урге, Ургинском и Кентейском районах//Северная Монголия. 1927. II. С. 23, прим. 2; см. также: Новгородова Э. А. Сулдэ и туг — хранители рода и племени//Тез. докл. «Владимирцовских чтений». М., 1984; Новгородова Э. А. Знамя — вместилище души (сулдэ и туг) у тюрко-монгольских народов//Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Тез. докл. международной конференции 29 мая — 3 июня 1989 г. М., 1989. Ч. 3; Скрынникова Т. Д. Представления монголов XIII века о харизме и культе Чингис-хана//«Тайная история монголов». Источниковедение, филология, история. Новосибирск, 1995. С. 83–84.
156
Неклюдов С. Ю. О функционально-семантической природе знака в повествовательном фольклоре//Семиотика и художественное творчество. М., 1977. С. 218.
157
Дмитриев С. В. Знаменный комплекс в военно-политической культуре средневековых кочевников Центральной Азии (некоторые вопросы терминологии и морфологии)//Parabellum. Военно-исторический журнал. СПб., 2002. № 14. С. 47–66; Гёкеньян X. Знамя/штандарт и литавры у алтайских народов//Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2005. Кн. 2; Советова О. С., Мухарева А. Н. Об использовании знамен в военном деле средневековых кочевников (по изобразительным источникам)//Археология Южной Сибири. Сборник науч. трудов, посвящ. В. В. Боброву. Кемерово, 2005. Вып. 23. С. 92–105; Худяков Ю. С. Знамена древних тюрков и кыргызов в Центральной Азии в эпоху раннего Средневековья//Тюркологический сборник 2003–2004: Тюркские народы в древности и средневековье. М., 2005.
Южносунский дипломат Чжао Хун пишет: «Что касается [личной] церемониальной гвардии при Чингисе, то [в ставке Чингис-хана] водружается большое совершенно белое знамя как [знак] отличия. Кроме этого, нет никаких других бунчуков и хоругвей. Только зонт также делается из красной или желтой [ткани]. <…> Ныне у го-вана водружают только одно белое знамя с девятью хвостами. Посередине [знамени] имеется черное [изображение] луны. Когда выступают с войсками, то разворачивают его. Что касается его подчиненных, то надо быть непременно командующим, чтобы иметь знамя [158] . У го-вана только один барабан. Бьют в него перед сражением» (Мэн-дa бэй-лу, с. 76–77). О боевых монгольских знаменах пишет Фома Сплитский: «Знамена у них небольшие с полосами черного и белого цвета с шерстяным помпоном на верху» (Фома Сплитский. XXXVII). Согласно древнерусским миниатюрам половецкие знамена также украшались челками [159] .
158
О знамени как признаке делегированной власти в политической практике Востока см. также: Гусейнов Р. А. Из «Хроники» Михаила Сирийца//Письменные памятники Востока. Историко-филологические исследования.
159
Рабинович М. Г. Древнерусские знамена (X–XV вв.) по изображениям на миниатюрах//Новое в археологии. Сб. статей в честь А. В. Арциховского. Л., 1972. С. 170–181.
В большинстве известных источников говорится об использовании барабанов в сражениях [160] , хотя очевидно, что барабаны выполняли важную функцию регламентации времени и управления внутренней жизнью орды.
В «Огуз-наме» (в версии Рашид-ад-дина) описывается история, в которой все значимые роли перевернуты. Однажды Кара Арслан-хан, желая проверить преданность своих хаджибов, объявил во всеуслышание, что он умер. Хаджибы, не догадываясь о хитрости хана, совершили три преступления: «О женах хана они совсем не вспоминали и только один раз из милости и с неохотой побывали на поминках. Они захватили сокровища Арслан-хана и разделили между собой. Они прихватили также его большой и малый барабаны [кус ва табл] и знамя» [161] . С помощью таких же хитрых приемов Тамерлан выявлял неблагонадежных правителей. Согласно сведениям Руи Гонсалеса де Клавихо, «уже дважды Тамур-бек выдавал себя за покойника, распространяя слухи о своей кончине в своих владениях, чтобы посмотреть кто же восстанет; а кто возмущался, тех он тотчас хватал и предавал смерти» (Руи Гонсалес де Клавихо, с. 152). Свидетельство испанского посла не подтверждается восточными источниками [162] .
160
Cултанов Т. И. «Записки» Бабура как источник по истории моголов Восточного Туркестана и Средней Азии//Turcologica 1986. Л., 1986. С. 258.
161
Фазлаллах Рашид ад-Дин. Огуз-наме / Пер. с перс., предисл., коммент., прим, и указатели Р. М. Шукюровой. Баку, 1987. С. 87.
162
Бартольд В. В. Улугбек и его время, с. 69.
Халат. На праздновании середины лунного года в летней ставке Узбека эмиры получили в подарок праздничные халаты и облачились в них. В системе имперских инсигний халат выступал как статусная вещь. Одно из первых свидетельств о символическом значении халата связано с заключением военного союза между Чингис-ханом и правителем уйгуров. «Он преподнес в знак покорности дары и доложил: "Если [его величество] Чингиз-хан окажет [мне] благоволение и возвысит своего раба за то, что тот услышал издалека и быстро пришел к нему, и я получу подарок, состоящий из алого верхнего платья [каба-и ал] и золотого пояса, и буду пятым [сверх] четырех сыновей Чингиз-хана, то я приумножу [свою] покорность» (Рашид-ад-дин. Т. I. Кн. 2. С. 163). А завершить ряд свидетельств можно эпической картиной из «Книги побед» Шараф-ад-дина Йазди о том, как эмир Тимур обозначил статус одного из царевичей-джучидов. «Он дал находившемуся при нем сыну Урус-хана, Койричак-оглану, отряд узбекских храбрецов, находившихся в числе слуг высочайшего двора, приготовил принадлежности падишахского достоинства, удостоил его шитого золотом халата и золотого пояса, велел ему переправиться через Итиль и передал ему ханство над улусом Джучи» (Сборник материалов. Т. II. С. 335).
Знали ли внешние наблюдатели о символическом значение халата в монгольской системе власти? Скорее всего, да. Доказательство тому — мода на монгольский костюм у независимых владетелей [163] . А вот пример византийского «красноречия», когда смыслы принесены в жертву уязвленному самолюбию. Георгий Пахимер [164] рисует военачальника Ногая варваром, недостойным подарков Михаила VIII Палеолога. «Итак, вступив в родственный союз с вождем их, Ногаем, царь отправил к нему множество материалов для одежды, и для разнообразных кушаньев, и сверх того, — целые бочки пахучих вин. Отведав кушанья и вин, Ногай с удовольствием принял это, вместе с золотыми и серебряными кубками. Но что касается разных калиптр и одежд (ибо и такие вещи присланы были ему от царя в подарок), то отодвигая их руками, он спрашивал принесшего: полезна ли эта калиптра для головы, чтобы она не болела, или эти рассеянные по ней жемчужины и другие камни имеют ли силу защищать голову от молнии и ударов грома, так чтобы человек под такою калиптрою был непоразим? А эти драгоценные платья избавят ли члены моего тела от утомления? Если его не останавливали, то он рвал присланные одежды; а когда иную и примерял, — то только по дружбе к царю, да и то на минуту, а потом тотчас снова являлся в своей собачьей или овечьей, и гордился ею больше, чем теми многоценными. Точно так же обращался он и с калиптрами, выбирая из них нужные, предпочтительно пред драгоценными. Находя же что-нибудь полезным, он говорил принесшему: это — сокровище для того и для того, и тотчас надевал на себя, обращая внимание не на камни и жемчуг, а на пригодность вещи» (Георгий Пахимер. Кн. 5.4). Вопреки мнению Георгия Пахимера, старший нойон Ногай не рядился в собачьи и бараньи шубы. Многоцветью византийских одежд Ногай противопоставил «халат власти». В Житии Федора Ростиславича, князя Смоленского и Ярославского, говорится о том, что князь находился продолжительное время в Орде, и хан приблизил его к себе [165] . Одним из знаков внимания хана было облачение князя в монгольский костюм: «Царь… держаше его у себе во мнозей чести и въ любви велице и всегда противъ себе седети повелеваше ему и царский венец свой по вся дьни полагаше на главу его и во свою драхму по всякъ часъ облачаше его и въ прочая царская одеяния» [166] .
163
Горелик М. В. Монголы между Европой и Азией (взаимовлияния в костюме в XIII–XIV веках)//Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. VIII. Крупновские чтения, 1971–2006. М., 2008. С. 909–910.
164
О нем: Деминцев М. С. Проблема политических воззрений Георгия Пахимера в отечественной историографии//Вестник Тюменского государственного университета. Тюмень, 2003. Вып. 3. С. 150–153; см. также: Деминцев М. С. Обитатели «Климата» BOPYE0ENOYE и их нравы по данным Георгия Пахимера//Украина — Западная Сибирь: Диалог народов и культур: Материалы межрегион, науч.-практ. конф. Тюмень, 2004. С. 21–24.
165
Насонов А. Н. Монголы и Русь: (История татарской политики на Руси). М.; Л., 1940. С. 61.
166
ПСРЛ. Т. XXI. Первая половина. Книга Степенная царского родословия. СПб., 1908. Ч. 1. С. 310. См. также: Никитин А. Н. Восприятие Джучидской улусной системы в житии Федора Ростиславича, князя Ярославского и Смоленского, и его сыновей Давида и Константина//Источниковедение и историография в мире гуманитарного знания. М., 2002. С. 365–367.
Изготовление халатов, доставка их в казнохранилище и раздача были заботой первых лиц в ильханате. В одном из писем Рашид-ад-дина имеется подробная роспись (по материалу) личных одежд и изделий из меха, которые должны быть присланы ко двору из Багдада, Тебриза, Рума, Шираза, Самарканда, Дамаска, Хиндустана и Китая (Рашид-ад-дин. Переписка. № 34). А вот прямое распоряжение ильхана Газана: «Все золотые деньги и государевы одежды, которые изготавливают в мастерских или [то, что] доставляют из дальних стран в виде тонсука, везир попрежнему подробно записывает. Они также находятся на ответственности упомянутых двух лиц и до тех пор, пока государь не даст безусловного приказания, решительно ничего из этого не расходуют. К серебряным деньгам и разного рода одеждам, которые расходуют постоянно, [государь] приставил другого казначея» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 229). Государевы одежды, что предназначались для праздничных раздач, и одежды для каждодневных потребностей двора находились в разных казнохранилищах. Смысл строгого учета раздачи халатов разъясняет речь Газана, с которой он обратился к эмирам, прибывшим на курултай. В речи различаются две группы: те, кто надел на себя особые одежды, и другие, не помышляющие о власти. Наставление ильхана адресовано правящей группе: «Поскольку вы люди иные и из-за одежды вам выпало высокое звание и за этим званием имеются несколько особых обстоятельств, которых нет у других, а вы согласились на это звание и обстоятельства и обязались и поручились блюсти права и говорите: "Мы-де такие-то и так-то будем поступать", — то поразмыслите теперь хорошенько. Ежели вы сумеете привести в исполнение взятое на себя обязательство и домогательство, которые сопряжены с этим одеянием, и сумеете сдержать слово, то это будет очень хорошо и похвально… Не думайте, что я буду считаться с вашим одеянием, напротив, я буду считаться с вашими деяниями и проступками» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 223). Таким же образом и кочевая аристократия времени правления хана Узбека облачалась в халаты власти.