Ханкерман. История татарского царства
Шрифт:
А ворон кричит громче и настойчивей:
– Кар-р-р! Брось, Ибрагим, стой!
Удивляется казак, он-то почти вошел в двери избушки. Смотрит в небо, где кружит ворон, а тот не унимается:
–Пр-р-роснись!!!
Обернулся Ибрагим на лису, а та ножом замахнулась и на морде оскал ненависти.
Выбросил руки навстречу ножу казак, распахнул единственный глаз и в полутьме овина увидел, как на него кто-то настоящий, не из сна, падает с чем-то блестящим в кулаке.
Ужалило левую руку Ибрагима. Так и есть – нож!
Стиснул зубы казак, борясь с неведомым врагом. Оба сипло дышат, оба молчат, давит супостат сверху вниз…
Удалось спихнуть
– Халим?!
– Сдохни, одноглазый! – прошипел узнанный и взмахнул ножом.
Ибрагим только и успел, что руку выставить.
Снова обожгло ее болью, но стерпел Беркузле, схватил Халима за рукав, не давая размахнуться для следующего удара.
Пальцами левой вцепился в лицо врага и понял, кого ему лиса из сна напоминала. Бывает же!
Гнев подкрепил силы Ибрагима, и он нещадно сжал пальцы, норовя причинить Халиму лютейшую боль.
С тихим жутким звуком лопнул один из глаз Халима, и он сдавленно взвыл, отстраняясь.
Заворочались на своих лежанках разбуженные казаки. Халим быстро подобрался, держась за лицо, и выбежал из овина.
– Измена! Ловите его! – хрипло крикнул залитый собственной кровью Ибрагим.
Сонные казаки повскакивали с мест, кто-то, схватив саблю, побежал наружу. Кто-то успел накинуть зипун.
– Кто это был?
– Халим, – ответил Ибрагим.
Пара казаков взялась перевязать рану.
– Смотрите-ка, вещички собрал! – Еще один казак стоял возле лежанки Халима и показывал туго набитый мешок и пластинчатый доспех – добычу Ибрагима.
Из-под доспеха выпали на пол кошель с серебром и заветная Ибрагимова монета с деспотом. Да, Халим, вот ты, значит, каков…
– А ведь он в последнее время все про Крым говорил, – припомнил другой. – Там у него какой-то родич, вроде бы. Похоже, туда собирался…
Вскоре вернулись те, кто бросился в погоню. Ушел Халим. Скрылся пешим в лесу. Полураздетые казаки решили, пусть замерзает, с учетом ранения он уже нежилец.
Съездили за Иссой. Началось дознание.
Ибрагим отвечал как в тумане – очень болела порезанная в двух местах рука.
Припомнил, что Халим невзлюбил его с самого начала, пришлось его даже проучить. Казаки подтвердили:
– Халим вечно бурчал, дескать, Одноглазому больше платят, вот и спасенный купец его одарил не в пример богаче! А недавний случай с дочкой карачи?..
В своей правоте Одноглазый, разумеется, не сомневался.
А еще мысленно благодарил ворона Хасана, который предупредил его неведомым способом.
Но чего в подлунном мире не бывает?
Глава 4. И стал град Касимов
Назвать город в честь отца – великая честь для сына. Впервые название Касим-град или Касимов в русских документах появляется в 1471 году, при салтане Даньяре. Прежние названия Царевичев городок, Ханкерман и Городец тоже продолжали употребляться, продолжали существовать старая крепость со Старым посадом. Возможно, что Касимов при Даньяре – общее название двух близлежащих городов.
Жизнь при Даньяре
Сын Касима салтан Даньяр (Даниар), продолжил политику отца, направленную на тесный союз с Москвой, и при восшествии на престол принес шерть (присягу) Ивану III. Ее текст не сохранился, но, скорее всего, она была подобна другим, что приносили высокородные татары, переходившие на службу великим князьям московским того времени.
Здесь сразу надо точно определиться, шерть – это не совсем та присяга, что давал вассал сюзерену. Известны шертные грамоты, которые присылали крымские ханы московским князьям. И московские князья также подписывали шертные обязательства перед крымским ханом. Так что это, скорее, взятие на себя союзнических обязательств с письменными гарантиями.
В шертной грамоте, составленной в уважительных тонах к обеим сторонам договора, салтан Даньяр обещал не поддерживать отношения с недругами великого князя и участвовать в его походах. А также не принимать на службу татар, которые уже стоят на княжеской службе. Князь, в свою очередь, обещал то же самое, исключения составляли четыре рода: Ширин, Мангыт, Аргын, Кыпчак. То есть московским князем еще раз подтверждался царский статус наследника Касима и его право на каучин.
Укреплялось и экономическое положение ханства. Царевич Даньяр помимо «выхода» из Москвы получал торговые пошлины с окской торговли и ясак – натуральную подать с мусульман и мордвы, жившей в Касимовском ханстве, а также судебные пошлины. Стабильный доход приносили налаженная паромная переправа, мельницы и… кабаки. Да, хоть вино правоверным строго запрещалось, питейные заведения исправно приносили доход, и шел он в салтанову казну. Кстати, само слово «кабак» пришло в русский язык, как и многие другие, из татарского, – от овоща кабачка, привезенного на Русь из Средней Азии. В наших местах кабачок хорошо прижился, давал высокий урожай. Вот в питейных заведениях, где на всех посуды не напасешься, и придумали разливать хлебное вино из мерных чарок в кабачки с вырезанной серединкой. Выпил – закуси.
Менялось обличие нового города: укреплялись стены и башни, со временем татары вместо юрт стали строить традиционные для них жилища из обожженного кирпича с глухими внешними стенами и просторным внутренним двором. При необходимости каждый такой дом превращался в маленькую крепость. Много места в домохозяйствах занимали конюшни и овины, оседлые татары активно переходили к стойловому скотоводству. На городской площади перед мечетью по четвергам и субботам проходил традиционный восточный базар, тут же был невольничий рынок.
Видимо, именно во времена Даньяра к Касимову начался активный приток татар-мишарей. Состав этого сообщества был довольно пестрым, здесь рядом с татарами мещерских княжеств селилось коренное население, перенявшее жизненные устои и татарские традиции, мордва, перешедшая в ислам.
В Касимове быстро развивались привычные для этих мест промыслы – бортничество и гончарное производство. Под защитой крепостных стен селились гончары, кузнецы и оружейники, торговцы. Особым промыслом стала обработка кож, и татары, надо отдать им должное, добились в этом значительных успехов. Они владели секретом «кислой выделки» мехов и шкур животных – их кожи получались более мягкими и долговечными, татарские седла ценились по всей Руси.