Хаос. Женщины на грани нервного срыва
Шрифт:
София. Я не ревела! Я просто хотела… БЛЕВАТЬ я на нее хотела!
Юлия. Ну, и кто тебе мешает… Давай, вперед…
София. Что? Прямо здесь, в камере?
Юлия. Да какая к черту разница…(Ставит перед Софией ведро.) Вот, давай сюда. Там твоя мать. Действуй!
София. Ну не знаю…
Эмми. «Не знаю». Ты не можешь сделать это даже над воображаемой могилой, что уж говорить…
София.
Юлия Ну так давай!
София. Кхе… Не получается…
Эмми. Тогда давай я!
София. Не смей, это же моя мать! Давайте так… Вы будете стоять вон там. А я его вот так переверну… и сяду сверху…
Эмми. Конечно, садись-садись и смотри в оба, а то не дай Бог, она из ведра выскочит!
София. Ну что ты ерничаешь. Для меня ведь это очень важно.
Эмми. Для меня ведь это очень важно.
София. Ты повторяешь за мной?
Эмми. Ты повторяешь за мной?
София. Почему ты такая противная?
Эмми. У-пу-пу-пу-пу!
София. Прекрати сейчас же!
Эмми. Прекрати сейчас же!
София. Прекрати, не то я тебе врежу!
Эмми. Ай-ай-ай. Не врежешь, духу не хватит.
София. Сказала, врежу!
Эмми. Ты ведь даже там в кафе никому толком не врезала… Так, пытаешься привлечь наше внимание.
София ударяет Эмми по щеке.
Эмми. Аййй!
Юлия. Эмми… не надо изображать жертву, это была всего лишь пощечина. К тому же ты руку подставила …
Тишина. Юлия спит.
София. Почему ты все время споришь с ней и ругаешь всех ее мужиков?
Эмми. Когда я была маленькая, утро в нашей семье обычно начиналось так. Отец читал газету и тут же начинал свои ежедневные манифестации против общемировой несправедливости. А Юлия жила с мамой, что само по себе уже было странным, потому что она гораздо больше, чем я, походила на отца. Она носилась с его идеалами и совершенно не замечала того, что происходит в действительности. Отец был человеком, который считал себя выше всех прочих, но при этом он не умел заботиться даже о самом себе. Ей было пятнадцать, когда после победы на очередном турнире по фехтованию она напилась вдрабадан. Я нашла ее в спальне, где какой-то идиот трахал ее, а она была в полной отключке… Я увезла ее домой и ничего ей не рассказала… По сути я тогда спасла ее…
Юлия. Зачем ты сейчас об этом рассказала?
София. А ты не спишь?
Юлия. Зачем ты рассказала?
Эмми. Да потому, что Юлия все время в кого-нибудь влюбляется. И это ее серьезная проблема. Никакого, даже элементарного, чувства самосохранения. Сначала влюбляется, теряет голову, затем мучается, страдает, зализывает раны, а потом снова и снова на одни и те же грабли. И так всю свою жизнь. Я пытаюсь хоть немного защитить ее от идиотов, но, похоже, ей просто нравится, когда этот карточный домик вновь рассыпается…
София. (Юлии). Но ведь ты говорила, что мужик из кинотеатра — это твоя первая настоящая любовь.
Эмми. Угу. Сто тысяч первая. Я уже слышать не могу про то, что на этот раз она точно настоящая, и что почему-то на меня счастье льется рекой, а ей капает из пипетки… Она ведь все время живет так — от любви до любви… Чертов психоголик… Только все заканчивается всегда одинаково. Сначала влюбляется, а потом в самый ответственный момент делает ноги. Надо сказать, я предупреждала твоего киношника, что так будет. Я сказала ему, что Юлия никогда не идет до конца… Ну, как видишь…
Юлия. Между прочим, я переезжаю. К нему. Он подает на развод. И теперь у меня будет все то, о чем говорила София.
Эмми. Не верю.
Юлия. Боже мой… Да от тебя завистью несет прямо за километр. Ты просто сама хочешь влюбиться, чтоб по самые уши, чтоб в омут с головой. Потерять голову, целиком отдаться чувствам, забыть обо всем, просто любить и получить от любви все, что только возможно!
Эмми. Ой! От кого я это слышу? Неужто сама Елена Троянская вещает нам из тюремной камеры.
Юлия. Да заткнись ты, Эмми! Ты ведь никогда даже и влюблена-то не была. Ты же не знаешь, что это такое. Потому что ты просто никогда не осмеливалась любить! Когда ты избивала ту женщину на корабле… Ты же саму себя избивала! Потому что это было единственное средство избавиться от Лео!
Эмми. Вот это постановка диагноза! Маэстро, туш! Ведь тут среди нас, оказывается, психиатр-профессионал, а мы сразу и не заметили.
Юлия. Гораздо проще жить мучеником или дерьмом, чем человеком, который не боится смеяться, любить и сочувствовать по-настоящему!
Эмми. Что ты пытаешь сейчас доказать?
Юлия. Что ты никогда никого не любила, даже Лео!
София. Юлия, прекрати!
Юлия. Это ведь не первый раз, когда я доставала для тебя таблетки. Ты глотаешь их уже целых пять лет! И знаешь что еще… Я думаю, ты не способна любить даже Сири!
Эмми плачет.
Эмми. Я не желаю тебя больше видеть! Никогда.