Характеристика
Шрифт:
Палиев все стоял, не веря такой удаче.
— Чем мне вас отблагодарить?
— Ничем, абсолютно, — врач развел руками, — разве хоть «до свидания» у тебя попросить…
— Н-но это, — Палиев заикнулся, — н-но это в моей жизни первый раз…
— Дай бог, не в последний, — засмеялся парень.
Через минут пять «скорая» доставила Палиева до места и жена врача вынесла лекарство, растолковала, как применять.
— Бесконечно вам благодарен! — Палиев выскочил на улицу, побежал, даже не подумав, что можно остановить такси, бежал с километр, а то и все два, но дома уже никого не было…
— Илиана, — в полный голос позвал он, бросился вон, помчался в конец улицы и внезапно до него дошло, что все теперь бесполезно. Он возвратился домой совершенно разбитый, примостился на диванчике в кухне и до крови закусил кулак…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Инженер Баев, зав. жилотделом райисполкома, через два месяца был отдан под суд за злоупотребление служебным положением, а еще два месяца спустя Пенчеву и Палиеву вручили ключи от новых квартир в одном из софийских микрорайонов. Пенчев был на седьмом небе. А Ивану все, даже квартира, было не в радость: Илиана с дочкой жила у матери и подала на развод. С того кошмарного вечера он жену не видел, от тещи только и узнал, что малышка поправилась.
Палиев взял ключи от квартиры, потолковал с Пенчевым о том о сем, ни словом не обмолвившись о случившемся в его семье разладе — какой смысл? Личные неурядицы на фоне всеобщего торжества справедливости? Мужчины пожали друг другу руки как старые приятели и, дав обещание захаживать друг к другу в гости, разошлись. Палиев отправился в свою хибарку на Барачной. Взошел, оглядел растерзанную и давно запущенную комнату, присел на стул, закурил…
За окнами бушевала весна, а в душе Ивана стонала поздняя осень. Словно мертвые листья, лежали на ней тяжелым грузом воспоминания. Снова и снова терзал себя вопросами наш герой.
К чему привела сеча из-за несчастной бумажонки? К победе над врагом? А дома ждет поражение? Вот они, ключи от новой квартиры… А где семья? Ради чего все это было? Чтобы сохранить в чистоте душу? Но от такой стерильности боль не слабеет, напротив…
«Черкани» бригадир Палиев характеристику, и ничего бы не изменилось в его жизни, жена бы от него не ушла. Значит, переступать через себя, превращаться в жалкого слизняка?
Может, вопрос в том, какая боль сильнее: от сделки с совестью или от разлуки с любимой? Или: какую из них легче вынести, перетерпеть? Так для Ивана они были равно мучительны, равно безмерны и дики. А быть ли боли вообще? Незаживающие раны кому нужны? Объясню все Илиане! Истина на моей стороне… Она поверит и поймет. Жена она мне? Жена. Искренний друг. Женщина, которая любила меня таким, каков я есть, значит, любит и теперь!
Докурил Иван, притворил дверь своего старого скворечника и уверенно зашагал к дому родителей.
И исчез с нашей Барачной.
А что приключилось с ним дальше? Об этом — в следующей истории. Главное, чтобы ты, читатель, верил герою и автору.
Куда ж без веры, сам подумай.
Перевела Марина Шилина.
Димитр Гонов
ГРЕШНИКИ
1
Победа! Старик не выдержал. Казалось, молчание в кабинете предвещало взрыв, но взрыва не последовало. Все тот же тихий, усталый голос прохрипел:
— Будете отвечать?
— Нет! — улыбнулся Васко.
— В таком случае на сегодня вы свободны!
Повеселевший, довольный, инженер Васко Петринский шагал по улочкам маленького городка. Поминутно замедляя шаг, словно не зная, куда себя деть, он заглянул без всякой цели в несколько магазинов. В это раннее предобеденное время город тонул в провинциальной тишине. На веревках в маленьких двориках качалось белье. На одной из улочек дети играли в расшибалку, а в школьном дворе стайка мальчишек гоняла в футбол. На мгновение Петринский вдруг представил себя таким же босоногим сорванцом — вроде этого, а скорее вон того, пошустрее. Ведь талант! Как лихо в несколько зигзагов обошел двоих, вырвался вперед, на секунду придержал мяч перед толстяком, который почти полностью закрывал пространство между двумя камнями, изображавшими ворота, а потом… Потом показал высший класс! Едва толстяк раскорячился в воротах в ожидании удара, ловкий малый пустил ему мяч прямо между ног.
— Гол! Гол! — кричали мальчишки.
…Движение, движение, мой мальчик! Будешь стоять на месте, тебе непременно влепят гол!
Васко двинулся дальше, но настроение уже испортилось. Он вдруг ясно осознал все мальчишество своего поведения в кабинете следователя и от этого еще больше разозлился — нет, не на себя, на него… Он свернул на площадь, наскоро пообедал, хотя обедать было явно рановато, и сразу пошел в гостиницу: боялся, как бы не встретить случайно кого из знакомых, кто станет расспрашивать о том, чего и сам Петринский не мог еще себе объяснить…
Взволнованный, он не заметил, как быстро оказался перед гостиницей.
…Когда он пришел сюда впервые неделю назад, наиболее сильное впечатление произвели на него маленькие зарешеченные окна, выкрашенная в черный цвет рама. Теперь он может все разглядеть лучше. Так и есть. Старое, наспех переделанное здание, фасад выкрасили зачем-то в желто-лимонный цвет, а окна в черный. У строителей такое бывает. Эдакое подобие старухи с претензиями красотки молодухи. В крикливом желто-оранжевом облачении, с толстым слоем грима вокруг глазниц-окон, красотка выглядела тоскливо и безвкусно.
Да и это бы еще ладно, но лепнина под крышей его добила: четыре облезлых ангелочка прилепились крыльями по углам, поддерживая пухлыми ручками огромные виноградные гроздья с крупными темными, повыщербленными временем ягодами и блекло-зелеными, почти уже белыми листьями… Интересно, что было раньше в этом желтом доме без деревьев, без палисадника? Постоялый двор, ночлежка, турецкий пост, волостное правление или земледельческая кооперация?.. Не все ли равно… Когда-то здесь размещались разные учреждения, а лет десять назад здание превратили в гостиницу — на новую не потянули, так приспособили эту халабуду. Зимой, естественно, трудности с отоплением, объяснила ему администратор, но в другие сезоны многие предпочитают останавливаться у них — тихо, приятно, близко от леса, нет шумных туристских групп… Некогда живал здесь даже писатель Каранедев — это явно было гордостью «фирмы».
Администратор проводила его по коридору, дала огромный кованый ключ — словно вручила символический ключ от города, и Васко медленно начал подниматься по скрипучей деревянной винтовой лестнице.
Один, два, три… Семь… Семь железных прутьев на окне. Не очень толстых, но достаточно крепких для того, чтоб совладать с ними голыми руками. И расстояние между прутьями меньше ладони — руку еще просунешь, но голову нет. Исключено… Приварены сверху и снизу… Один, два, три… Да, семь… И рама с двух сторон — девять… Полосатый квадрат света разделен на восемь узких прямоугольников… Впрочем, свет — не очень точно сказано. За окном вечер. А сам он с часу дня сидел вот так, неподвижно, на низкой кровати, покрытой красно-черным клетчатым одеялом — точь-в-точь как решетка на окне… Ну что ж, одно к одному. Снова прокрутил в голове все, что было с ним до нынешнего момента. Да, не надо было выпендриваться перед следователем.