Характерник. Трилогия
Шрифт:
–Почему сами не атаковали? – задал вопрос Павловский.
–Отряд состоял из двадцати бойцов. А еще внезапность нападения. Была дана команда всем срочно бежать в мёртвую зону. Чтобы прикрыть выход отряда из-под огня, я, упершись в два камня посредине реки, открыл огонь по кяфирам – их было не более четырех десятков, но точно не та группа на которую объявили облаву. Дождавшись выхода из под обстрела всего подразделения, вышел к своим. Потом нас вместе с другими группами разведки, перебросили сюда.
–Какие силы задействованы для поимки или уничтожения нашей группы?
–Всего не знаю, но по слухам, из-под Суджук-кале…
–Откуда? – спросил Кутепов.
–Это они наш Новороссийск так кличут. – Пояснил Кардаш, он в допросе
–Слушаю тебя!?
–…по слухам из-под Суджук-кале были сняты многие боевые части и переброшены в этот район. Район поиска расширили. Здесь сейчас янычары, сипахи, бошибозуки, отряды разведки и даже контрразведка присутствие свое обозначила. Кому-то вверху… – пленный глазами повел к небу, намекая на высокое начальство, – очень нужно не допустить русских за линию фронта. И после того как группу уничтожить сразу не смогли вся эта кутерьма и закрутилась. Аллах свидетель, что впереди, что позади вас, выстроена непроходимая линия из солдат Высокой Порты. Сомневаюсь, что вам удастся найти лазейку чтоб выбраться из расставленных сетей. Вас потому и не трогают пока, что будет проходить общая для всех операция. Обе цепи сдвинутся по сигналу, сомкнутся, и вы как рыбы окажетесь в ячейках сети. Рыбак просто втащит вас к себе в лодку. Я бы мог…
–Молчать! Говоришь только то, о чем тебя спрашивать будут! – прервал поползновения пленного офицера Павловский.
Пленника отвели в сторону, уложив на живот прямо в стерню. Подле него, усевшись, подсунув ноги под себя, расположился Мордвинов.
–Ну и что вы думаете насчет наших шансов выбраться из капкана, господин хорунжий? – задал вопрос жандарм, теперь уже командиру.
Кардаш был потомственным пластуном. Училищ не заканчивал, в академиях не учился, но «под рукой» Зимина походил не один год. Знал того как облупленного, его хитрую натуру на своей шкуре прочувствовал не раз. Мысль о том, что их послали с письмом как отвлекающий маневр от чего-то большего, назначив на роль, как теперь он пришел к такому выводу, смертников, приходила и раньше. Сейчас эта мысль укрепилась в сознании хорунжего, более серьезно. Своими действиями получается, они оттянули на себя значительные силы от таких объектов как черноморские порты, городки и станицы. Если этот значительный кусок территории прибрать к рукам, организовать его в боевом отношении, то получится, что связь войск с источником живой силы и техники, финансов и продовольствия, будет нарушена. Каждый населенный пункт станет крепостью, каждая территория, укрепрайоном. Из подполья выйдет часть казачества, став под знамена наместника царя. Да-а! Только вот увидят ли они конец завтрашнего дня, большой вопрос. Распространяться о своих выводах не стоит. Раз попали в такое положение, от них мало что зависит. Дело с их стороны, считай сделано и нужно тупо доигрывать свою игру в сложившейся комбинации.
Развернул карту, осветил лист фонариком. Туман за время разговора, как-то незаметно спал, развеялся. Ночь темная, звезды частично прикрыты кучными облаками, их рогатый пастух тоже едва проглядывается, давая бледный свет. Северный ночной ветерок колышит траву. Вся группа под боком, кому и не совсем положено, «греют уши». По нынешним делам можно считать, что положено всем. Судьба у них сейчас общая, одна на всех доля отмерена.
–Так. Если кто не понял, то нас всю дорогу теснили с маршрута к западу. Это им удалось. Сколько смогли, мы шли и бежали, сколько получалось – проехали на машине. Теперь. Вот здесь мы бросили машину. Километров восемь прошли пехом. Справа от нас сейчас полынья лимана Кущеватого, по левую руку лиман Сладкий. Впереди, из одного в другой лиманы, речка Челбис дорогу себе проторила. Ее напрямую еще одна река сечет, Мигута. Она побольше будет. Там, – махнул рукой в серую ночь, – станица
–А как же поставленная задача? – с каким-то задумчивым спокойствием спросил Лазаревич.
–А я не сказал, что это все что можем. – Отмахнулся Кардаш. – Можем уйти в реку и там попробовать отсидеться.
–Как это?
–Ох и не понятливый вы, ваше высоко благородие. Чего проще-то! – не выдержав влез в разговор Мордвинов. – Камышину срезал, шомполом с двух сторон дырку проелозил, в воду залез, лег на дно и тихо лежи, дыши ртом через трубочку.
–Не пойдет. – Обломил Кутепов.
–Почему?
–Я где-то читал, что такой способ прятаться, турки давно раскрыли. Если войск здесь много, то гранатами вынудят подняться на поверхность. Контузят, всплывешь как глушенная рыба.
–Платон Капитоныч, а правда, что в этой станице святой источник есть? – спросил Хильченков.
–Есть. Криница. Святой великомученице Прасковее посвящена.
–Тогда, если положитесь на меня, глядишь убережемся от врагов.
–Поясни.
–Не могу, да и времени нет. Короче, кто выжить хочет, мне доверьтесь. Вашбродь, нам быстрее в станицу нужно попасть.
Жить хотелось, спасу как нет! А доверяться молодому, зеленому въюноше, хотелось еще меньше. Тут бы и прения начались, и оппозиция в лице жандарма могла возникнуть, только Кардаш встав с земли на ноги, вымолвил, вкладывая в первый звук своей речи такую хоризму, что все заткнулись:
–Ш-ха! Слухай сюда! – В самые критические моменты в его речь пробивался родной говор, на котором гуторил сызмальства, который не выковырять никакими академиями. – Значит так, этого хлопчика я добре знаю. Он мне и моим братам-казакам жизню недавно спас. И я ему верю. Раз гуторить, шо выведет, знать так и есть. Хто жить хочет, ставай мне за спину. Хто нет, тому вольная воля и возможность помереть достойно.
Сказано было это все именно по-казачи. Давалось право выбора. И первым кто откликнулся на такую постановку вопроса, был Мордвинов. Наказной по казачи и откликнулся.
–Батька, а с пленным, шо?
Кардаш одним словом решил судьбу турецкого офицера.
–Кирдык!
Негромкий возглас в стороне и Мордвинов присоединился к остальным. Перед хорунжим стояли капитан и подпоручик.
–Ну, и?
–Идем с вами, хорунжий. – Решился капитан…
Как правило, станицы хоть и имели заброшенный вид, всеобъемлющую неухоженность, но на деле все равно были обитаемы. Не все жители покинули их, и на каждого переступившего черту людской собственности исподволь падало невидимое око. Война от этих мест отошла всего лишь на два шага.
Хильченков вел всех в одну колонну, уже привычно шедшую друг за другом. Шел уверенно при том, что войдя в Хару и потратив малую часть энергии, вынырнул из нее с ночным зрением. За последние две недели он пользовался ним, как никогда раньше за всю свою не столь уж и длинную жизнь. Приняв чуть в сторону, у покосившегося плетня неожиданно всем телом дернулся вниз, заставив товарищей выпростаться из монотонного шага, присесть и схватиться за оружие, развернув стволы в разные стороны.
–Пусти-и! Дядька!
Разогнулся. На вытянутой руке держал перед своим лицом казачонка лет десяти, худющего, в рубашонке и холщевых штанах, детали в ночи рассмотреть было сложно.
–Пусти!
Во, характерец! Малой, а возмущение проявляет, что казак на станичной сходке. Руками, ногами, как рак перед кипящим котлом орудует.
–Ты что здесь забыл, хлопчик? – спросил Кардаш, приняв пацаненка на руки и опуская на землю, но при этом держа за шкирку.
–Так вы что, наши? – удивленно спросил малец, стряхивая кулачком слезу из глаза.