Характерник. Трилогия
Шрифт:
–Почему сами не атаковали? – задал вопрос Павловский.
–Отряд состоял из двадцати бойцов. А еще внезапность нападения. Была дана команда всем срочно бежать в мёртвую зону. Чтобы прикрыть выход отряда из-под огня, я, упершись в два камня посредине реки, открыл огонь по кяфирам – их было не более четырех десятков, но точно не та группа на которую объявили облаву. Дождавшись выхода из под обстрела всего подразделения, вышел к своим. Потом нас вместе с другими группами разведки, перебросили сюда.
–Какие силы задействованы для поимки или уничтожения нашей группы?
–Всего не знаю, но по слухам, из-под Суджук-кале…
–Откуда? – спросил Кутепов.
–Это они наш Новороссийск так кличут. – Пояснил Кардаш, он в допросе пленного не участвовал, предпочтя отдать бразды правления в этом вопросе человеку, который этим занимается по роду своей деятельности. Зачем отнимать чужой хлеб?
–Слушаю тебя!?
–…по слухам из-под Суджук-кале были сняты многие боевые части и переброшены в этот район. Район поиска расширили. Здесь сейчас янычары, сипахи, бошибозуки, отряды разведки и даже контрразведка присутствие свое обозначила. Кому-то вверху… – пленный глазами повел к небу, намекая на высокое начальство, – очень нужно не допустить русских за линию фронта. И после того как группу уничтожить сразу не смогли вся эта кутерьма и закрутилась. Аллах свидетель, что впереди, что позади вас, выстроена непроходимая линия из солдат Высокой Порты. Сомневаюсь, что вам удастся найти лазейку чтоб выбраться из расставленных сетей. Вас потому и не трогают пока, что будет проходить общая для всех операция. Обе цепи сдвинутся по сигналу, сомкнутся, и вы как рыбы окажетесь в ячейках сети. Рыбак просто втащит вас к себе в лодку. Я бы мог…
–Молчать! Говоришь только то, о чем тебя спрашивать будут! – прервал поползновения пленного офицера Павловский.
Пленника отвели в сторону, уложив на живот прямо в стерню. Подле него, усевшись, подсунув ноги под себя, расположился Мордвинов.
–Ну и что вы думаете насчет наших шансов выбраться из капкана, господин хорунжий? – задал вопрос жандарм, теперь уже командиру.
Кардаш был потомственным пластуном. Училищ не заканчивал, в академиях не учился, но «под рукой» Зимина походил не один год. Знал того как облупленного, его хитрую натуру на своей шкуре прочувствовал не раз. Мысль о том, что их послали с письмом как отвлекающий маневр от чего-то большего, назначив на роль, как теперь он пришел к такому выводу, смертников, приходила и раньше. Сейчас эта мысль укрепилась в сознании хорунжего, более серьезно. Своими действиями получается, они оттянули на себя значительные силы от таких объектов как черноморские порты, городки и станицы. Если этот значительный кусок территории прибрать к рукам, организовать его в боевом отношении, то получится, что связь войск с источником живой силы и техники, финансов и продовольствия, будет нарушена. Каждый населенный пункт станет крепостью, каждая территория, укрепрайоном. Из подполья выйдет часть казачества, став под знамена наместника царя. Да-а! Только вот увидят ли они конец завтрашнего дня, большой вопрос. Распространяться о своих выводах не стоит. Раз попали в такое положение, от них мало что зависит. Дело с их стороны, считай сделано и нужно тупо доигрывать свою игру в сложившейся комбинации.
Развернул карту, осветил лист фонариком. Туман за время разговора, как-то незаметно спал, развеялся. Ночь темная, звезды частично прикрыты кучными облаками, их рогатый пастух тоже едва проглядывается, давая бледный свет. Северный ночной ветерок колышит траву. Вся группа под боком, кому и не совсем положено, «греют уши». По нынешним делам можно считать, что положено всем. Судьба у них сейчас общая, одна на всех доля отмерена.
–Так. Если кто не понял, то нас всю дорогу теснили с маршрута к западу. Это им удалось. Сколько смогли, мы шли и бежали, сколько получалось – проехали на машине. Теперь. Вот здесь мы бросили машину. Километров восемь прошли пехом. Справа от нас сейчас полынья лимана Кущеватого, по левую руку лиман Сладкий. Впереди, из одного в другой лиманы, речка Челбис дорогу себе проторила. Ее напрямую еще одна река сечет, Мигута. Она побольше будет. Там, – махнул рукой в серую ночь, – станица Стародеревянковская. Как вы уже поняли со слов пленного, за станицей нас ждут цепи солдат, которые скорей всего двинутся на встречу. Позади нас враг выполнит тот же маневр. Теперь, что мы можем. Мы можем войти в станицу, укрепиться там и дать последний бой. Патронов у нас минут на двадцать интенсивной стрельбы хватит…
–А как же поставленная задача? – с каким-то задумчивым спокойствием спросил Лазаревич.
–А я не сказал, что это все что можем. – Отмахнулся Кардаш. – Можем уйти в реку и там попробовать отсидеться.
–Как это?
–Ох и не понятливый вы, ваше высоко благородие. Чего проще-то! – не выдержав влез в разговор Мордвинов. – Камышину срезал, шомполом с двух сторон дырку проелозил, в воду залез, лег на дно и тихо лежи, дыши ртом через трубочку.
–Не пойдет. – Обломил Кутепов.
–Почему?
–Я где-то читал, что такой способ прятаться, турки давно раскрыли. Если войск здесь много, то гранатами вынудят подняться на поверхность. Контузят, всплывешь как глушенная рыба.
–Платон Капитоныч, а правда, что в этой станице святой источник есть? – спросил Хильченков.
–Есть. Криница. Святой великомученице Прасковее посвящена.
–Тогда, если положитесь на меня, глядишь убережемся от врагов.
–Поясни.
–Не могу, да и времени нет. Короче, кто выжить хочет, мне доверьтесь. Вашбродь, нам быстрее в станицу нужно попасть.
Жить хотелось, спасу как нет! А доверяться молодому, зеленому въюноше, хотелось еще меньше. Тут бы и прения начались, и оппозиция в лице жандарма могла возникнуть, только Кардаш встав с земли на ноги, вымолвил, вкладывая в первый звук своей речи такую хоризму, что все заткнулись:
–Ш-ха! Слухай сюда! – В самые критические моменты в его речь пробивался родной говор, на котором гуторил сызмальства, который не выковырять никакими академиями. – Значит так, этого хлопчика я добре знаю. Он мне и моим братам-казакам жизню недавно спас. И я ему верю. Раз гуторить, шо выведет, знать так и есть. Хто жить хочет, ставай мне за спину. Хто нет, тому вольная воля и возможность помереть достойно.
Сказано было это все именно по-казачи. Давалось право выбора. И первым кто откликнулся на такую постановку вопроса, был Мордвинов. Наказной по казачи и откликнулся.
–Батька, а с пленным, шо?
Кардаш одним словом решил судьбу турецкого офицера.
–Кирдык!
Негромкий возглас в стороне и Мордвинов присоединился к остальным. Перед хорунжим стояли капитан и подпоручик.
–Ну, и?
–Идем с вами, хорунжий. – Решился капитан…
Как правило, станицы хоть и имели заброшенный вид, всеобъемлющую неухоженность, но на деле все равно были обитаемы. Не все жители покинули их, и на каждого переступившего черту людской собственности исподволь падало невидимое око. Война от этих мест отошла всего лишь на два шага.
Хильченков вел всех в одну колонну, уже привычно шедшую друг за другом. Шел уверенно при том, что войдя в Хару и потратив малую часть энергии, вынырнул из нее с ночным зрением. За последние две недели он пользовался ним, как никогда раньше за всю свою не столь уж и длинную жизнь. Приняв чуть в сторону, у покосившегося плетня неожиданно всем телом дернулся вниз, заставив товарищей выпростаться из монотонного шага, присесть и схватиться за оружие, развернув стволы в разные стороны.
–Пусти-и! Дядька!
Разогнулся. На вытянутой руке держал перед своим лицом казачонка лет десяти, худющего, в рубашонке и холщевых штанах, детали в ночи рассмотреть было сложно.
–Пусти!
Во, характерец! Малой, а возмущение проявляет, что казак на станичной сходке. Руками, ногами, как рак перед кипящим котлом орудует.
–Ты что здесь забыл, хлопчик? – спросил Кардаш, приняв пацаненка на руки и опуская на землю, но при этом держа за шкирку.
–Так вы что, наши? – удивленно спросил малец, стряхивая кулачком слезу из глаза.