Характерник. Трилогия
Шрифт:
— Здравствуйте, уважаемый! — обратился к хозяину, смотревшему на наглого русского из-под седых, нависших густых бровей. — Мы покидаем ваш аул, но нам нужна еда, одежда и обувь.
— Что с того, русский? Мои сыновья и внуки воюют с вами. В этом доме ты не получишь ничего. Уходи!
— Не правильный ответ, аксакал. Раз так, поступим вашим же методом. Ваш молодняк грабит русские дома, так почему мы должны просить у вас что-то? Так, рядовые, быстро в дом этого саксаула, находите мешки и забиваете их одеждой, обувью и продуктами.
— Так, это, а вдруг….
— Подвинься в сторону, дед! Вам двоим чего непонятного сказал? Бего-ом марш!
Оба бывших пленных просочившись мимо деда, вбежали в дом. Из-за закрывшихся дверей послышался шум падающей посуды, женские крики, с причитаниями, топот и возня.
— Гаски джалеш. Ты будешь жалеть о том, что твои ноги привели тебя к этому порогу!
Хильченков услышал приближавшийся по дороге топот ног. По улице с противоположной стороны от околицы селения шли двое. Собаки опять подняли хай по всей округе, разрывались взахлеб, будто соревновались между собой. Сергей неспеша, поднял винтовку и когда увидел появившихся чеченцев, произвел по ним два выстрела, завалил в голову обоих. В соседнем подворье завыла, запричитала женщина, наверное, став свидетелем смерти односельчан, а вскоре подоспела и тяжелая артиллерия из местных жителей, собранная в кулак незримым умельцем-кукловодом. Старики и женщины шли плотной толпой, заполонив собой все уличное пространство. Можно было заметить стволы автоматов, мелькавшие на заднем плане демонстрации. Такая толпа могла запросто затоптать, разорвать на куски, ведь не поднимется же рука солдата на женщин? Казак глянул старику в глаза, подметил в них смешинку, а вместе с ней и удовлетворенность происходящим. Больше не раздумывая ни секунды, выхватил из подсумка гранату, вырвал чеку, бросил в толпу. Сразу же вторую, третью. Сам отступил за угол дома. Прогремевшие один за другим три взрыва, расставили все по своим местам.
— Вот так, вокх стаг, — обратился к оторопевшему хозяину подворья. — А ты, что, думал я, тут буду шутки шутить. Кто захотел нарваться на неприятности — нарвался.
Потревоженные взрывами, на пороге веранды появились оба бывших пленника, уже обутые и в камуфляжной одежде, явно еще не подвергавшейся носки. Видно старый не врал, о том, что сыновья бандиты. Мало того, что «орлы» тащили за спиной объемные баулы, так еще и обвешались найденным в доме оружием. Три автомата Калашникова и старая СВТ, времен Великой Отечественной. Хоть и тащили такую тяжесть, но по лицам открытым текстом читалось, непомерно довольны собой.
— Вот, командир, в мешках одежда, обувка, кое-какая еда. Даже нераспечатанные цинки с патронами нашли, целых три штуки.
— И к винторезу двадцать шесть патронов есть, — продолжил доклад второй.
— Добро. На выход.
Качнув головой, стоявшему отрешенно с гордо поднятой головой деду, Сергей покинул подворье, следуя за своими подопечными. Уцелевшие после взрывов люди давно ретировались по норам, оставив на потом погибших и раненых односельчан, валяющихся в пыли, истекающих кровью и стонущих от мук. Пустив своих кадров вперед, догнал их лишь после того, как собрал оружие с поля боя, да разул троих колхозников, носивших берцы.
— Быстро переодеваться, обуваться и поесть, — командовал свалившимися ему на шею бойцами Сергей. — Через двадцать минут уходим.
— Я никуда не пойду! Нас поймают и убьют! — истерично закричал молодой парень, как и многие обросший светлой бородой, с лицом пестрившим желтизной синяков недельной давности.
— Валерочка, о чем ты говоришь? Нас убьют, если мы здесь останемся! — как наседка к цыпленку, подалась к нему Анна Ивановна.
— Нет. Оставьте меня здесь. Я хочу жи-и-ить!
Парень заплакал как маленький мальчишка. Оно и понятно, жить-то хочется, а впереди неизвестность. К Хильченкову подошел один из гражданских. Не русский. С легким акцентом, явно южным, заговорил:
— Придется оставить его, командир. Из-за него все можем не выйти к своим.
Мужик в возрасте, явно знал, о чем говорил. На войне часто бывает так, что из-за струсившего, сломавшегося человека может погибнуть целое подразделение смелых людей. Слабое звено, выжигается с корнем. Но бросить русского человека, пусть даже и сломленного пленом, характерник не мог. Он вплотную подошел к Валерию, крепко ухватив его за плечи, встряхнул. Заставил его распрямить тело готовое в любой миг к получению плюхи. Анна попыталась отстранить Сергея от великовозрастного ребенка, но тот стряхнул ее руки со своих плеч:
— Уйди! Не мешай.
Заглянул в глубину синих глаз парня. Он не мог как дед, прочитать его жизнь вперед и назад, как открытую книгу, опыта нет, но разыскал там, что-то хорошее, доброе и веселое из прошлой жизни. Как магнитом потянул все увиденное на поверхность исковерканной рабовладельцами души, зафиксировал.
— Сварогом прародителем, Родом нашим, Перуном-воином, заклинаю — отпусти печаль-боязнь, страх душу воина Валерия. Пусть с сего часа ангел смерти займет положенное ему место над его головой, а ангел хранитель и ангел искуситель, на плечах. Реку тебе молодец. Лучше смерть в поле, чем позор в неволе. Кому мир не дорог, тот нам и ворог. Да будет так для тебя, во веки вечные!
Отпустив плечи парня, он ладонью правой руки ударил его в лоб. Валерий отлетел шага на три, упал на спину, а когда поднялся с земли, все увидали, что его взгляд изменился. Поменялось и выражение лица. Не было больше того загнанного в угол мальчишки. Перед двумя десятками людей стоял человек, не испытывающий страха перед тем, что будет. Стоял хищник, помнивший все, что с ним было, и жаждущий отомстить, поквитаться с мучителями.
— Одевайся. Вон твой автомат. У тебя три минуты чтоб стать в строй.
Хильченков повел свой отряд горными тропами, по ранее спланированному ним маршруту. Изможденные пленом и рабством люди, выбиваясь из сил, шли за ним понимая, что только этот, неизвестно откуда появившийся одиночка способен вывести их к своим.
К вечеру, соскакивая с тропы на тропу, меняя направление движения, Сергей по наитию, вывел людей к входу в пещеру. Они могли бы пройти и мимо нее, да только, чуть отставшим женщинам приспичело сходить в кустики по малой нужде, а в зарослях орешника вдруг обнаружился проход. Пещера имела высокий потолок и тянулась вглубь скальной породы метров на тридцать пять. Разместив в ней усталых после дневного перехода людей, казак, выставив охранение, сам уселся на камень, вытянув натруженные ноги, в раздумье не заметил, как вокруг него скучковалось все общество. Отдыхали, расслабив мышцы, только было слышно, как пережевывают пищу, да глотают воду. Пока шли, усталость отбирала все мысли. Отрывками проскакивали в мозгах у каждого только понятия: горы, снова горы, узкая тропа, обрыв, идти вверх, ноги, болит спина, а автомат становится с каждым шагом все тяжелей, где-то погоня, живым больше не дамся! Вот и все. Теперь в прохладном гроте пещеры кто-то сразу уснул, кого-то потянуло на разговор, захотелось выплеснуть наболевшее. Сергей не препятствовал, слушал.
— Почти всю свою зрелую жизнь проработала в районной больнице, — к тихому голосу Анны Ивановны прислушивались все собравшиеся в пещере. — Помню, что и русские и чеченцы жили дружно. Потом пришло смутное время, по станицам пошли гонения на русское население. Убивали, грабили, людей брали в заложники, требовали выкуп, выгоняли из своих домов. В девяносто четвертом, и я схоронила мужа, после чего успела переправить дочерей к родне в станицу Луганскую, слава Богу, это далеко от Чечни. Когда пришла война, решила уехать. Не получилось.