Характерные черты французской аграрной истории
Шрифт:
Так как наиболее отличительная черта манса состоит в том, что он является сеньориальной податной единицей, то велик соблазн считать его творением сеньории. На заре истории господин распределял между своими людьми деревенскую землю почти равными и не подлежащими делению частями. Чрезвычайно простая картина. И все же, если хорошенько подумать, сколько трудностей вызывает подобная гипотеза! Стало быть, был такой период, когда население Галлии состояло всего-навсего из двух классов: горсточки всемогущих династов и толпы покорных рабов, которые спешат получить ту часть девственной земли, которую им соизволят отдать? В начале был сеньор… Но зачем задерживаться на обсуждении этого мифа? Для его разрушения достаточно одного наблюдения. Различные постановления относительно военной службы сообщают нам, что в каролингской Галлии существовали свободные люди, имевшие всего лишь манс или даже его половину. Держатели? Нет. Из источников ясно, что над ними не было никого, кто имел бы верховное реальное право на землю. Сеньоры? Ничуть. Разве можно было прокормить на одном мансе, а тем более на половине манса не только земледельцев, но еще и семью получателей ренты? Эти скромные люди были мелкими крестьянами-собственниками, которым пока еще удалось избежать когтей аристократии. То, что их земля, не являющаяся держанием, называется
Кроме того, государство широко употребляло этот земельный эталон: для определения несения военной службы, для обложения налогами. Со времен Карла Лысого и до 926 года королям часто приходилось взимать всеобщий налог для уплаты тяжелых выкупов викингам, обещавшим тогда прекратить опустошения. Знать и церкви регулярно облагались налогом пропорционально количеству подвластных им мансов. Правда, речь идет здесь только о мансах-держаниях. Но обратимся к еще более далекому прошлому. Меровинги унаследовали старый римский поземельный налог, который они (используя обычно старые кадастры, а иногда заставляя составлять новые) продолжали взимать долгое время, до того дня, когда это оружие после длительного упадка окончательно выскользнуло из их рук, неопытных в управлении бюрократическим государством. Земельное обложение времен поздней империи, само по себе чрезвычайно неясное, имеет по крайней мере одну достоверную черту: оно базировалось на разделении земли на мелкие податные единицы — capita, juga, — каждая из которых в общих чертах соответствовала аграрной хозяйственной единице. Сходство с маисом бросается в глаза. Конечно, названия различны. Но разве мы не знаем, что наряду с этими официальными названиями римская налоговая единица имела в повседневном языке многие другие, которые были различными в разных провинциях и большинство которых нам не известно{126}? Невольно возникает мысль, что condamine (этот термин засвидетельствован только для Италии с начала VI века), манс или factus из их числа.
Однако не будем заблуждаться. Думать, что франкский mansus произошел от римского caput, или, говоря точнее, есть тот же caput, но под другим названием, вовсе не значит обязательно понимать дело так, что в самой действительности за этими словами скрывалось произвольное творение некоторых чиновников империи, озабоченных составлением кадастра. Благодаря временно необходимой абстракции я до сих пор относился к проблеме так, как если бы она была французской. В действительности же она является европейской в широком смысле слова. Она присуща не только романизированному миру, как можно было бы ожидать. Не одной Италии были известны земельные единицы, аналогичные во всех отношениях земельным единицам франкской Галлии и обозначавшиеся к тому же часто одинаковыми терминами. Германские страны являют нам подобное же зрелище: немецкая гуфа (hufe), английская гайда (hide), датский боль (bool) — все эти местные названия передаются обычно в латинских переводах словом mansus, и институты, для обозначения которых они служили, как фискальные (с точки зрения как государства, так и сеньора) и хозяйственные единицы, представляют собой определенную аналогию с нашим мансом. Кто осмелился бы объяснять это сходство заимствованием? Можно ли представить себе, чтобы варварские короли, заимствовав у римского фиска систему кадастровых делений, насильно распространили ее на огромные территории, до тех пор не ведавшие ее? Все, что нам известно об административной слабости этих монархий, противоречит подобному предположению. Ну, а если мы будем считать манс — гуфу специфически германским явлением, навязанным сельским жителям империи их суровыми завоевателями? Даже если мы не признали в мансе преемника римского caput, наша уверенность в том, что варварские вторжения и завоевания не сопровождались, за редкими исключениями, заселением, опровергла бы подобные домыслы. Следовательно, манс — это нечто более глубокое, чем правительственные мероприятия, и более древнее, чем исторические границы государств. Римская и франкская налоговые системы, сеньориальный режим использовали его и тем самым оказали сильное влияние на его историю. Его происхождение совсем другое. Его загадки могут быть решены, как и в других случаях, только путем обращения к реальным земельным отношениям, к тысячелетним типам земледельческой цивилизации.
Но раньше необходимо избавиться от одной из тех терминологических трудностей, которые возникают для бедных историков в результате текучести большинства обиходных языков и особенно словарного состава средневекового языка. Сеньор имел свое хозяйство, отличное от хозяйств держателей, — свой домен. Когда каролингское государство облагало налогом крупных собственников, оно обычно не довольствовалось обложением их в соответствии с зависимыми от них держаниями обычного типа; оно облагало также и домены и, несмотря на крайнее их различие, легко приписывало им (чисто фиктивно) одинаковую ценность; так что барская земля, хотя и лишенная какой-либо определенности, принимала вид своего рода налоговой единицы. Чем же был манс франкской эпохи, если рассматривать вещи в общих чертах, как не земледельческим хозяйством, служившим основой налоговой системы? В Англии, где домен ускользал от обложения, его никогда не называли гайдой; зато в подчиненных франкскому владычеству странах он был мансом или гуфой. Наряду с рабскими и свободными мансами было принято (впрочем, этот обычай исчез очень быстро, — по-видимому, уже к XI веку) говорить о барском мансе (mansus indominicatus). Но это не настоящий манс Настоящий манс — это сельская ячейка, находящаяся в руках держателя или мелкого свободного крестьянина (дом, поля, участие в коллективных правах), наделенная в принципе полной устойчивостью и обладающая определенным размером. Так что, когда говорили о человеке, владеющем целым мансом, половиной или четвертью манса, его место среди других людей сразу становилось ясным его современникам.
Этот же манс, рассматриваемый конкретно, обнаруживает, в зависимости от аграрных распорядков, совершенно различные свойства.
В областях раздробленных земель и скученного населений, особенно в районах открытых и длинных полей, он почти никогда не представляет цельного комплекса. Строения здесь группируются вместе, в пределах одной деревни. Сильно распыленные парцеллы вытягиваются бок о бок с парцеллами других держателей мавсов в одних и тех же картье. Однако каждая из этих чисто фиктивных единиц является определенной; если даже они были неравны между собой, то по крайней мере размеры их были сравнимы. Изучение земель уже привело нас к выводу, что освоение земли в
118
То есть земля одной семьи. — Прим. ред.
Созданные таким образом участки, порой неравные в силу обстоятельств (детали которых будут всегда ускользать от нашего взора), но подчиненные одному и тому же типу хозяйства, не покрывали целиком всю территорию. Глава группы, если он существовал, получал несомненно, больше других. Многие владельцы, находившиеся на другом конце социальной лестницы и занимавшие более низкое положение, чем главные семьи (некоторые из них, вероятно, позже прибыли в данную местность), получили более мелкие доли, чем полноправные владельцы. Это были гостизы. Если судить об этом по итальянским данным, то accolae, в частности, представляли собой более поздние участки, отрезанные мелкими распахивателями целины от общих угодий с разрешения группы.
Таков был старый институт, который государство нашло впоследствии удобным положить в основу своего кадастра. Сеньоры также, по мере распространения их власти на деревни, использовали его в своих интересах. Когда они раздробили свои домены, они создали для своих испомещенных рабов настоящие мансы. Вполне возможно, что рабские мансы, гораздо менее многочисленные, чем свободные мансы, были созданы по примеру последних. Новые поселения, созданные целиком предприимчивыми сеньорами, также были построены по образцу старых поселений.
Состояние документов и еще более состояние исследований не дают возможности составить точное представление о положений мансов в областях открытых полей неправильной формы. Самое большее, что они могут нам дать, — это некоторые указания, позволяющие нам предположить, что порой, конечно, не всегда, они представляли собой цельные куски [119] . Зато положение в большинстве областей с огороженными участками вполне ясно, и контраст с областями длинных полей в высшей степени поразителен.
119
Следовало бы заняться очень интересным исследованием о цельных мансах, обнаруживающихся благодаря указаниям границ и примыкающих территорий. Я нахожу их, не без удивления Ошерэ (Oscheret), в Бургундии (см. P'erard, Recueil de plusieurs pi`eces curieuses, 1664, p. 155).
И здесь под словом «манс» подразумевается деревенское хозяйство маленькой группы людей, вероятно семейной. Однако речь не идет о чисто юридическом понятии, охватывающем разбросанные на обширной территории поля, плюс участие в коллективных правах. Хозяйство здесь ведется на цельном куске земли и обходится собственными средствами. Древние источники обозначают обычно mansi в районах этого типа (чего они почти никогда не делают в областях длинных полей) по четырем прилегающим к ним участкам. Это явное доказательство их цельности. В Лимузене, где легче всего проследить превратности этой истории, каролингский манс с течением времени почти всегда давал начало деревушке. С раннего средневековья он имеет свое собственное имя, сохраняющееся порой до наших дней. Два манса — Вердинас (Verdinas) и Рудерсас (Roudersas), упоминаемые в акте о разделе от 20 июня 626 года, являются сегодня двумя выселками маленькой крезской общины{127}. В этих областях с бедной почвой и редким населением семейная ячейка не смешивалась с другими группами; она обосновывалась в стороне (рис. XVII).
Противоположность двух видов манса — раздробленных и цельных — объясняется противоположностью их судьбы.
С самого начала средних веков вне областей огороженных полей манс находится в полном упадке. Он перестает быть неделимым, что практически означало для него полную гибель. Посредством отчуждения или иным путем от него отрывают со всех сторон куски. Это началось, возможно, с VI века, когда Григорий Турский заметил, что «деление владений» мешает взиманию поземельного налога. Во всяком случае, это происходило уже в царствование Карла Лысого. Эдикт этого короля от 25 июня 864 года сетует на то, что колоны завели привычку продавать землю манса, сохраняя за собой лишь дом. Очевидно, если бы они продавали свои владения целиком — одновременно и постройки, и поля, — им бы не предъявляли претензий. Вред проистекает от дробления манса, приводя к «разрушению» и «беспорядку» в сеньориях. Он делает невозможным правильное взимание повинностей. Чтобы этот беспорядок прекратился, мансы должны получить обратно все, что было от них оторвано без согласия сеньора. Напрасные меры защиты! Примерно в ту же эпоху в одной вилле в Паризи из 32 земледельцев, сидевших на 12 свободных мансах, 11 жили вне сеньории {128} . Вероятно, именно это распыление манса и, следовательно, увеличение числа внеманеовых держаний заставило правительство в 866 году впервые попытаться обложить налогом гостизы, до тех пор не принимавшиеся в расчет. Уже раньше делались отдельные попытки взимать кое-какие налоги не с мансов, но с домохозяйств (casatae) [120] .
120
Смысл слова casata (m'enage) становится ясным из послания папы Захария, который в качестве синонима приводит выражение «семейство сервов» (conjugio servorum), слово servus взято здесь в широком значении — «зависящий от сеньории»; см. Е. Les ne, Histoire de la propri'et'e eccl'esiastique, t. II, 1, 1922, p. 41 et suiv.