Харами
Шрифт:
— Надо было взять с собой сержанта, — сказал капитан.
Тут уж Рац просто усмехнулся:
— Кого? Алиева? Или Папена?
На такой убийственный ответ Лебедев просто не нашелся, что сказать. Но он быстро оправился, и достаточно угрожающе сказал:
— Ищите личный состав. А то сами понимаете… Не дети…
Мы синхронно усмехнулись кривоватыми усмешками, и отвели глаза. Капитан ушел. Он так высоко нес свою голову, что попал ногой в одну из ям, то тут, то там попадавшихся на пути — не самое приятное воспоминание о первой проведенной на этом перевале ночи. Лебедев рухнул с матерным
В течение следующего часа мы втроем молча сидели на ящиках перед стеной тумана.
Солоха, правда, рыпнулся уйти туда, откуда его извлек комбат, но Рац весьма внушающе посмотрел на него, и Солоха не решился спорить. Поэтому как три богатыря, подперев головы руками, мы продолжали ждать неизвестно чего.
И вот когда наш водитель уже практически начал клевать носом, я услышал подозрительный шум из-под обрыва, и между моих ног появилась голова Папена.
В это чудесное мгновение я одновременно со всей полнотой ощутил два совершенно противоположных чувства. С одной стороны мне хотелось расцеловать его грязную ушастую морду, а с другой — врезать со всей мочи ногой в челюсть. Я поступил несколько иначе. Когда «негритянин» вылез и встал на ноги, я сначала тепло улыбнулся ему, а потом изо всех сил ударил его в голень. Дико взвыв, Папен повалился на бок. С яростным оскалом Вася тащил за уши Рамира. Тот кряхтел, мычал, но старался делать это тихо. Со стороны казалось, что излишне горячий гость дружески надирает уши имениннику. Успевшие за это время вылезти, Алиев и Пимон с ужасом в глазах ждали своей участи.
— Где вы шлялись, сволочи?! — с ревом подлетел к Пимону Солоха.
«Господи! Ну этот-то куда?» — со вздохом подумал я про себя. А вслух сказал:
— Оставь его, Солохин! Он нам сейчас сам все расскажет.
Само собой разумеется, что перепуганный насмерть Пимон, захлебываясь и теряя в словах гласные и согласные, стал оправдываться. В кошару они попали очень быстро, взяли матрасы, одеяла, мешок муки, и можно было возвращаться. Но времени ушло немного, погода была великолепная, и Папен сказал: «Пойдем дальше — в свободные прерии! Свобода! Хоть недолгая, но вся наша!».
Я бросил взгляд на свободолюбивого Папена. Он перестал кататься по земле, и теперь сидел, обхватив поврежденную ногу двумя руками. Честно говоря, от Папена я такой прыти не ожидал. Вот уж удивил, так удивил!
Пимон продолжил повествование. Они пошли к следующей кошаре, нашли там также одеяла и матрасы, и, кроме того, пачку соли и дрожжей. (При этих словах Солоха оживился). Оставив все это, (Солоха сник), они пошли дальше, и дальше, и дошли черт его знает куда. Тогда до Алиева, наконец, дошло, что ведь придется возвращаться обратно! Он взвыл, и потребовал отправиться на базу. Папен, у которого, похоже, слетела крыша, предлагал пойти еще дальше…
Тут не выдержал Вася:
— Ты, Папен, случайно не к противнику хотел перейти с оружием в руках, и предав своих товарищей? А?.. Отвечай, гад!
Папен завопил, что нет, нет и еще раз нет. Солоха отвесил Папену пендель.
Косясь на Солоху, Пимон продолжил в третий раз. Они повернули обратно, но тут, как на зло, на долину опустился туман, и они не знали, куда же
— Значит, дрожжей нет, — опять вспомнил о наболевшем не в меру сообразительный Солоха.
— Не-е-е-т, — проблеял Пимон, и тут же получил заранее подготовленный пендель.
Наша разборка на этом закончилась. Теперь следовало подготовиться к контакту с начальником блока.
— Ну что, орлы, — сказал Рац. — Сейчас все идем к начальнику блока, и вы все рассказываете как самовольно — я подчеркиваю — самовольно ушли в кошару за продуктами. Это справедливо. Если бы сделали так, как вам было сказано, то все было бы нормально. А вы послушались этого осла Папена, нарушили приказ, и теперь будете расхлебывать… Вам ясно!?
«Аргонавты» дружно закивали головами. Как мне показалось, Алиев перевел дух — он остался единственный из участников похода, который еще не получил ни одной затрещины. Но я не стал на этом акцентироваться — пусть живет.
— Берите муку, — продолжил комбат, — и пойдем к Лебедеву. Будем откупаться.
— А разве он знает? — пискнул «негритянин» откуда-то с земли.
— Вы бы еще завтра утром пришли, а потом удивлялись, — вмешался я. Давайте, блин, быстрее!
Пимон и Алиев нырнули под откос, и через несколько минут, кряхтя и обливаясь потом, выволокли полный мешок муки.
— Ну, пошли, — проворчал Вася, и мы все вместе отправились к Лебедеву.
Замять эту историю помогли два обстоятельства. Во-первых, очень поспособствовал мешок муки. Во-вторых, неугомонный начблок затеял очередную титаническую стройку. Насколько я понял, новый штаб. Для этого с большой земли ему даже привезли бревна. Черт его знает, как ему это удалось. Теперь нужны были рабочие. Много рабочих. Поэтому наши солдаты получили «химию»: отработать три дня на объекте товарища Лебедева. Под мягким Васиным взглядом они не просто согласились, они прямо таки горели желанием поработать на стройке.
А вот матрасы и одеяла мы от капитана утаили. И это, пожалуй, с лихвой компенсировало нам все волнения, тяготы и неудачи Папеновской экспедиции.
Часть 7
— Местные чехи приходили, — сказал мне Вася своим невозмутимым ровным деловым голосом — так констатируют факты.
— Чего им было надо? — Я, честно говоря, удивился.
За все время «сидения» ни о чем похожем не слышал.
— А к кому приходили-то?
— К Лебедеву. Рома Инин двух чехов завалил.
Я выпучил глаза, рывком сел на матраце, и более чем заинтересованно попросил:
— А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее!
Истина оказалась простой и примитивной. Каждую ночь наши блокпосты периодически простреливали местность. Гранатометный Ромкин взвод исключением в этом отношении не являлся. Из своих АГСов они палили каждую ночь. В одну из таких удачных ночей проходившие мимо нас по каким-то своим надобностям (вполне может быть, что и бандитским) чехи, попали, как говорится, под раздачу. Другими словами, умерли.