Харбинский экспресс-2. Интервенция
Шрифт:
Но Миллер тому нисколько не огорчился:
– Так и отлично! Давайте завтра! Наутро возьмем начальника в оборот, шельму. Вдвоем заявимся – тут уж никуда он не денется. Оформит в штат, а прикомандирует к моей авиагруппе. Ну что, до свидания?
– Один вопрос, – сказал Павел Романович. – Мне история моя не дает покоя. Извините за любопытство: а вам-то в тот день что надо было над лесом? Разведка? Или же так, тренировка?
– Какое! – Миллер махнул рукой. – Просьбу одного господина уважил. Вышла тут одна история… Впрочем, это так, не относится к делу. Словом, есть некий полицейский чиновничек, и
– Попросил – что?
– Да насчет парохода. Были у моего благодетеля данные, будто потопили его. Вот и попросил уточнить. А мне ведь несложно. Поднял свой «Сопвич» – и через пару часов вернулся с докладом. Я тогда все хорошо рассмотрел. И пароход, и баржу с пушкой. И даже видел тот хутор, куда отряд отошел. Меня чиновник за этот хутор благодарил. Похоже, не зря – вы не находите?
– Странно, что спасением пассажиров занималась полиция… – пробормотал Павел Романович. Горло ему сдавило; разгадка была рядом – сейчас он узнает, кто сей чиновник, и Геката перестанет быть анонимной. А оттого – пугающей. Враг страшен неведомый, а, будучи названным, теряет свою устрашающую силу.
– А кто ж этот человек?
– Чиновник? А-а, сейчас… простая у него фамилия… дайте-ка вспомнить…
Между тем миновали пост и вышли на улицу. Было солнечно; Павел Романович на миг зажмурил глаза, а когда открыл – увидел перед собой незнакомого господина в темном костюме.
– Дохтуров? Павел Романович? – Он приподнял шляпу. – Позвольте представиться: чиновник особых поручений Грач. Сыскная полиция.
Миллер стоял чуть поодаль, явно ничего не понимая. Потом он улыбнулся, глянул на часы:
– Прошу извинить, дела. Завтра, как договорились?
И зашагал прочь.
Павел Романович проводил его тоскливым взглядом. Потом глянул на полицейского:
– Чем обязан?
– А это я вам сейчас объясню, – ответил тот. – Пожалуйте в экипаж.
Дохтуров послушался – хотя и было предчувствие, что хорошего тут не жди.
Любопытно, подумал он, а где же Сырцов? Поискал глазами, однако Петра Казимировича нигде не было видно.
Глава седьмая
Японский бог
Авсе-таки верна пословица: нет ни гроша, да вдруг алтын!
Уж сколько раз Грач убеждался в ее справедливости. Можно даже сказать, вся его жизненная философия строилась на этой немудрящей присказке. Во всяком случае, значительной своей частью. Впрочем, отчего ж немудрящей? Жизнь переменчива, и в этом главное ее свойство. Слышать-то все о том слышали, да только понимает не каждый.
А Грач давно себе уяснил: коли идет черная полоса, надобно зубы сжать да терпеть. И тогда непременно объявится белая. Правда, с делом «Метрополя» – да и не только – темнополосица затянулась, но вот и здесь наконец промелькнул свет. И пошло дело на лад. Покатилось, будто под горку легкие саночки.
А началось все – смешно сказать – с пуговки!
Ну, это для постороннего подобная малость может показаться забавной, а Грач-то хорошо знал, что из таких мелочей и состоит вся сыскная наука.
Третьего дня, расспросив основательно сожительницу Егорки Чимши, удалось выяснить
Только хунхузы тут ни при чем!
Это те самые, охотники за панацеей. Вердарский мог что-то видеть там, в Модяговке. (Да, конечно, видел – ведь и там погиб стражник, уколовшись колючкой!) А видал он, наверно, убийцу. Случайно. И сам ничего не понял. Но его на всякий случай… того. И тех, с кем он встречался, – тоже. То есть Егора Чимшу. Да, но что же такое он – и Чимша? Что общего?
Трудно сказать. Теперь уж никто не скажет. Но, верно, Чимша – он ведь мог без мыла, пардон, в задницу влезть любому – как-то заприметил молодого полицейского и предложил помощь. Вердарский, по дурости, решил, будто он Чимшу использует, а уж после начальству доложит. Однако же не успел.
На этом пункте Грач застрял и двинуться дальше не мог. Если б не малец той бабенки – сидел бы и по сей день. И тут мальчишка со своим комментарием подвернулся – как нельзя вовремя. Так вот, поговорив с бабенкой (а более с ее сыном), Грач наконец-то взял след. Впервые за все это время. След верный – вернее уж не бывает. Описание злоумышленника, пускай даже и детское, – это не фунт изюма. Но главнее того – адрес! Не поленился вьюнош, птенец-вылупок, сбегал следом за тем ходей с дудкой – до самого его дома. Ждал, что сыграет тот на своем инструменте. Хорошо, не дождался, а то б хоронила теперь баба сразу двоих: и сожителя своего беспутного, и сынка заодно.
Итак, адресок был у Грача, как говорится, в кармане. Но что дальше?
Агенты донесли – аккуратный особнячок на Оранжерейной улице принадлежит действительной статской советнице Павловой. Которая третий год вдовствует, проживает у родственницы, а особняк сдает внаем. Ныне он арендован на имя некой Елизаветы Алексеевны Воронцовой. Но имя наверняка вымышленное, потому что никакой дамы, входящей либо покидающей особняк, за пару дней наблюдения обнаружить не удалось. Зато выявились два азиата, по всему – китайцы, они-то в сданном особняке как раз и проживают.
Только что им можно инкриминировать? Нарушение правил городского проживания? Так это еще пойди докажи, да и вообще мелочь. А что-то крупное накопать времени нет. Да и неясно, удастся ли. Слова того отпрыска? Так это и совсем чепуха. Малолетка, что с него взять. (Хотя сам Грач был уверен, что малец ровным счетом ничего не напутал, доказать это было никак невозможно.) Словом, напролом не стоит лезть. Сейчас спугнешь – потом уже вновь не достанешь.
А достать очень хотелось. Чрезвычайно, потому что дело это для чиновника поручений Грача из служебного превратилось в насквозь личное. Чувствовал он, весь его сыщицкий опыт говорил – тут горячо! Крутая каша заварилась вокруг сей «мандрагоры». Но ежели с умом да сноровкой, так можно вкруг пальца обернуть тех и этих. И сорвать куш, о каком прежде и не мечталось. А потом уж зажить в свое удовольствие.