Харизма [СИ]
Шрифт:
Крапивский коснулся моего локтя; морщина меж его бровей углубилась. Вероятно, я выглядела хуже, чем надеялась. В гостинице я одевалась не перед зеркалом, поэтому не видела произошедшие с моим лицом за полтора часа сна метаморфозы. Некоторые люди достаточно тактичны, чтобы не тыкать в вас пальцем и не реветь что-то вроде: 'Эй, подруга, сегодня что, Хэллоуин?', например, регистратор в 'Белом какаду'. Именно тактичность Романа сделала меня беспечной, как если бы мое смуглое табло не было мятым и исцарапанным. Не табло, а ангельский
Игорь сказал Армейской Стрижке Карпову не задираться. Я не питала сомнений, что, будь я мужиком, Карпов бы двинул мне по физиономии. Я не была мужиком, но не имела ничего против того, чтобы он двинул мне по физиономии. Потому что тогда у меня бы появился повод размазать его по асфальту.
Мы направились к старенькому 'Пежо' Крапивского. Я не отводила глаз от распахнутой двери дома Колесниковых. Вот что в данный момент имело значение: дверь, в которую я должна войти. И чем быстрее, тем лучше.
Из дома не доносилось ни звука. Давящая напряженная тишина. Прихожая и коридор пусты. Ковровая дорожка собрана в гармошку. Красный след тянется от входной двери, по коридору, заворачивает в гостиную. На входной двери - красный отпечаток руки. Чья это кровь? Кристины? Антона? Сони? Я почувствовала глухую боль в груди.
– Вам не следует быть здесь.
Крапивский привалился к 'Пежо' и закурил, предварительно оторвав фильтр. Таким же движением креветке скручивают голову.
– Избавьте меня от нравоучений, Игорь. Я уже большая девочка и могу отвечать за свои поступки.
– Это опасно.
Я притворно вытаращила глаза:
– Да ну! Не может быть!
Он струсил пепел, и устало посмотрел на меня. От недавней нервозности не осталось и следа. Крапивский выглядел поистине скверно. Тень от клена падала на его лицо, вливалась в каждую морщину, штриховала синяки под глазами - делала небрежный набросок его лица в старости. В свои пятьдесят Игорь выглядел как семидесятилетний старик. Он как-то сказал мне, что мечтает встретить старость, сидя в шезлонге, потягивая коктейль, глядя на лазурный океан. И он, и я, мы оба знали, что такой старости у него не будет.
– Что у вас с лицом?
– У меня была очень длинная ночь.
– Мне вас не переубедить, - Крапивский произнес это утвердительно.
Я тоже сунула сигарету в угол рта, кивнула. Курить не хотелось, но я не могла придумать ничего лучше.
– Именно так. Есть предположения, кто это может быть?
Крапивский поджег мне сигарету. Пластиковая зажигалка вновь исчезла в кармане пальто.
– Очеловеченное животное?
Я смотрела на старшего следователя, дым тек из моих слегка приоткрытых губ. Как и с мечтами о достойной старости - тут мы тоже оба знали, что к чему.
– Это не очеловеченное животное, Игорь.
Не дожидаясь ответа, я сняла куртку и протянула ее Крапивскому. Он увидел пистолет и нахмурился, вновь входя в опасное состояние, не иначе в любую секунду готов заломить мне руки и прижать к авто.
– Не знал, что у вас есть разрешение на ношение оружия.
Пожав плечами, я улыбнулась:
– У меня его нет. Не бросайте куртку, где попало, окей? Куртка вроде как моя любимая и все такое.
Хромая, я зашагала по дорожке, ведущей к крыльцу, и тут же услышала оживление за моей спиной: шорох подошв, верхней одежды, голоса. Но не обернулась. Голос Крапивского возвысился над всей этой какофонией:
– Харизма!
Я вздохнула, остановилась и встала так, чтобы перенести вес своего тела на левую ногу. Крапивский шагнул вплотную ко мне, его грудная клетка тяжело вздымалась и опадала. Ему тоже не участвовать в благотворительных марафонах.
– Я не могу отпустить вас одну.
– Еще как можете. Отпустите. Придется.
– Это против правил.
– Хотите вместо меня отправить одного из ваших ребят? Хотите, чтобы та тварь разозлилась? Господи Боже, Игорь, там кровь.
– Мой голос сорвался на сиплый шепот: - Там везде кровь. Кто-то ранен. И я теряю драгоценное время, решая, что против правил, а что нет.
Со словами 'этот понадежнее будет' Крапивский вытащил из напоясной кобуры пистолет и протянул мне, рукоятью вперед. Я только что сказала ему, что у меня нет разрешения на ношение огнестрельного, а он дает мне свое табельное оружие. Я молча сунула 'Макаров' за пояс, где он составил компанию 'Рюгеру', и накрыла обе рукояти свитером.
– Харизма.
– Что?
– Чуть что - кричите. Мы будем наготове.
Я кивнула.
Преодолев три ступени, я помедлила, вдохнула полной грудью и переступила порог.
В доме было холоднее, чем на улице; перламутровый призрак, не спеша разрывать пуповину, выплыл из моего рта... Нет, гораздо холоднее. Холоднее, чем в моей берлоге.
Я сразу ощутила этот запах. Пахло гниющими, прелыми листьями, грязью, сыростью. Это не был пряный, вкусный запах осени, это был запах увядания, гибнущего леса. Я переступила через кровавый след и двинулась вдоль него - туда, где он сворачивал в гостиную.
На стенах висели фотографии. Одна из фотографий - улыбающаяся Кристина с годовалой Соней на руках - перекосилась. На стекле - капля свернувшейся крови. Я вошла в гостиную.
Комната оформлена в бежевых тонах, на стенах - фотографии и картины морских пейзажей, на полу - золотистый ковер. В том месте, где был Антон, ковер был темно-красным, ворсинки слиплись.
Антон лежал на животе, подмяв под себя правую руку. Возле него сидела Кристина. Ее руки и некогда белая футболка - в крови. Я смекнула: в крови Антона.
Близняшка подняла голову и посмотрела на меня.
Я перевела взгляд на то, что сидело в кресле в центре комнаты.