Хармонт. Наши дни
Шрифт:
Карл Цмыг, 52 года, мэр Рексополиса
Когда гроб с телом сына закидали землёй, Карл заплакал впервые за последние сорок пять лет. Он стоял в двух шагах от могилы, рядом с навзрыд ревущей Сажей и не проронившей ни слезинки Диной. Мимо вереницей брели люди, сотни людей – знакомые и незнакомые, пришедшие на кладбище, чтобы соболезновать ему, Карлу. В соболезновании он не нуждался, а нуждался сейчас лишь во сне, потому что не спал двое суток, запершись в кабинете, не отвечая на звонки и не допуская до себя, кроме приёмной дочери, никого. Но когда церемония закончилась, спать
Лупоглазая продувная рожа Носатого обрела приличествующее случаю скорбное выражение.
– Карлик, – начал он. – Я, ребята, все мы…
– Достаточно, – Карл вытащил из пачки сигарету, прикурил и жадно, в пять затяжек, стянул до фильтра. – Говори. И только по делу. Сначала главное – эта дрянь ещё жива?
Носатый угрюмо кивнул.
– Её охраняют, – сказал он. – Ребята сунулись вчера в клинику, но ушли ни с чем. К ней сейчас не подобраться.
– Не подобраться, говоришь? – Карл перегнулся через стол и схватил Носатого за грудки. – Эту суку надо грохнуть, ты понял? Чего бы это ни стоило! С остальными разберёмся позже, но её надо списать, – Карл перевёл дух, ослабил хватку, затем убрал руки. – Пускай даже потребуется взорвать чёртову клинику, но эта дрянь живой уйти не должна!
– Карлик, – Носатый угрюмо смотрел в пол. – Боюсь, что мы опоздали.
– Что значит «опоздали»?
– Вчера застрелился полковник Харрингтон. Сегодня утром арестован сенатор Джексон. И ещё трое, из второго эшелона. Завтра они возьмутся за первый. Возможно, доберутся и до меня. Не исключено, что и до тебя тоже. Что именно было ей известно?
Карл невесело усмехнулся.
– Многое, – сказал он. – Не всё, конечно, но многое. Достаточно, чтобы закрыть десяток наших ключевых людей. Весь вопрос в том, будут ли они держать языки за зубами. Если да, мы с тобой выкрутимся. Ты выяснил, на кого работала эта стерва?
– Сыскари, которых нанял её недоумок-муж, считают, что на ЦРУ или ФБР, с меньшей вероятностью на УБН.
Карл побарабанил пальцами по столу.
– Эти умеют заставлять людей говорить, – сказал он. – Итак, что мы можем сделать?
– Адвокатов я уже подключил, Карлик. Даже если мы с тобой присядем, Сажа нищей не останется. Уильямс пока молчит, остальные – ещё неизвестно. Чёрную вдову ребята ищут. Ей не жить, что бы ни случилось. Но Мелиссу…
– Что Мелиссу?! – вызверился на Бен-Галлеви Карл. – Её надо достать. Вот что – найди её мужа, я хочу поговорить с ним, прямо сейчас. Скажи, пусть не трусит, его не трону, да он и ни при чём. Эта сучка обвела вокруг пальца всех, и его в первую очередь.
Как же я допустил это, навязчиво думал Карл, оставшись в кабинете мэра один. Как же позволил этой дряни войти в доверие. Ведь меня предупреждали, Носатый предупреждал, я ничего не желал слушать. Переиграла она меня, всех переиграла, обставила. Ради чего? Он не понимал, до него не доходило, отталкивалось. Ради чего пятнадцать лет изворачиваться, врать, подставлять, ложиться под всяких подонков. Сколько ей платили там, в ЦРУ или откуда она? Наверняка гроши в сравнении с тем, что платил ей он. В результате проиграли все. И она сама проиграла. Даже если Карл её не достанет, проиграла вчистую. Завтра он распубликует то, что на неё есть, это за считаные дни разойдётся по стране и поставит крест на любых её планах, каковы бы они ни были.
– Вы хотели меня видеть, господин мэр?
Карл поднял глаза на посетителя. Вот как, значит, выглядит прикрытие этой стервы, подумал он. Крепкий, особенно для именитого учёного, с открытым взглядом. Резкими чертами лица похож на брата-сталкера и упрям, наверное, не меньше того.
– Садитесь, – бросил Карл. – Сочувствия, сопереживания, соболезнования оставьте при себе. Я хочу вам показать кое-что. Любуйтесь.
Он развернул компьютерный монитор так, чтобы посетителю был виден экран. Следующие десять минут оба молча смотрели на смонтированные в единый видеоролик кадры.
– Довольно, – понурившись, попросил визитёр. – Зачем вы показали мне это?
– Надеялся, что вам понравится, – с издёвкой ответил Карл. – Здесь ещё на полтора часа материалов. Я хочу понять, доктор Пильман. Ваша жена обманывала меня, своего патрона. Обманывала всех, кого вы видели только что в кадрах. Обманывала полицию, друзей, знакомых, всех подряд. И, наконец, обманывала вас. Мы все оказались слепыми, но вы-то, доктор, вы не могли не видеть, что вас водят за нос?
– Бедная девочка, – устало проговорил визитёр.
– Что? – изумился Карл. – Что вы сказали?
Посетитель тяжело вздохнул и посмотрел Карлу в глаза. Минуту они молча, не мигая, мерились взглядами. Затем доктор Пильман опустил голову.
– Знаете, Карл, – сказал он, – ещё вчера я готов был возненавидеть её, ведь она, по сути, поломала мне жизнь. А сейчас мне её жалко.
Карл поднялся, достал из шкафа початую бутылку коньяка и две рюмки.
– Будете? – спросил он.
Доктор Пильман кивнул. Карл разлил по рюмкам. Не дожидаясь собеседника, опорожнил свою.
– Я жутко, немыслимо хочу спать, – сказал он. – Я не стану спрашивать, почему вам жалко убийцу моего сына, которая, по вашим же собственным словам, поломала вам жизнь. Но я позвал вас, чтобы спросить: зачем, вы полагаете, она всё это сделала?
Посетитель повертел в руках рюмку с коньяком, но пить не стал.
– Я думаю, – не поднимая глаз, сказал он, – что она нам чужая. Всем нам.
– Что? – удивился Карл. – В каком смысле чужая?
– Понимаете, мы с вами очень разные люди, во всём, чуть ли не антиподы. Но мыслим мы, что вы, что я, что мой брат или его жена, ваша приёмная дочь, одинаковыми, общими для всех нас категориями. Каждый из нас знает, что в этом мире у него есть свои, те, кто его окружает, любит, доверяет ему. Каков бы он ни был, что бы ни творил, какими бы методами ни пользовался и какие преступления бы ни совершал, мир для него разделён на своих и чужих. А для Мелиссы чужими были все до единого. У неё вообще ничего не было, кроме одного абстрактного принципа, одной абсолютной, доведённой чуть ли не до абсурда идеи, понимаете? По сравнению с этой идеей судьба любого человека, включая её собственную, – не столь важна. А заодно всё, из чего понятие «судьба» складывается: успех, благосостояние, карьера, любовь, семья, – для таких как она, это попросту вещи второго плана.
Карл заснул, едва коснулся головой подушки, и пробудился лишь на следующий день к полудню. В окна бился струями злой сентябрьский дождь, а гремело так, будто Рексополис подвергся артиллерийской атаке.
Карл наскоро привёл себя в порядок и из спальни двинулся в кабинет. В приёмной вместо секретарши его ждала Сажа.
– Люди разбегаются, Карлик, – сказала она грустно. – Начальник охраны удрал ещё вчера, вместе с семьёй. Так что теперь вместо него я. Вместо секретарши тоже.