Хазарянка
Шрифт:
И задвинув засов – в знак обозначения особливой секретности и запредельной доверительности, продолжил он охулки на Горазда, утаив, что заполучил его последний терем всего за треть цены, а прогулочный челн лишь за половину от реальной стоимости. Зато не преминул упомянуть об одолжении для злосчастного экс-владельца: дескать, разрешил тому дармовое проживание в бывшем его жилье до первого листопада – с правом свободного пользования отхожим местом на заднем дворе. А выдал сие за благодеяние!
Как тут не повторить вслед за Цицероном (либо за Катоном Старшим, ведь авторство порой приписывают и ему): «О времена, о нравы!». А не оспоришь, что времена и нравы отнюдь не стали пристойнее за последующую тыщу лет…
IV
Человечество
А посему, исходя из неизменной психологии «царей природы» на всем временном протяжении их, совершенно закономерно, что с появлением водных перевозок, сразу же объявились речные, а дале и морские стервятники, коих по завершении Средневековья и с началом Нового времени начали прозывать пиратами. И повелось, что аналогично стали обозначаться и предшественники их из прежних веков.
Так и обрели широкое применение термины, типа «финикийских пиратов», «киликийских пиратов», «пиратов Древнего Рима», «ирландских пиратов», «скандинавских пиратов» (викингов), «греческих пиратов» (маниотов), «древнерусских пиратов» (ушкуйников), «запорожских пиратов» и даже «пиратов Стеньки Разина». По преимуществу, оные представляли отнюдь не закабаленный люд, либо беглых ожесточившихся рабов, ударившихся в разбой из чувства социального протеста, что по наивности предполагают иные, а юридически свободных людей без тормозов нравственности.
Понятно, что их окружал ореол исключительности из ряда вон, выражавшейся в полном отсутствии моральных ограничителей и демонстративном пренебрежении традиционными ценностями, понеже широкая общественность всех времен всегда неровно дышит, уведомляясь о криминальном, а особливо том, что сопряжено со смертями, ведь известно: чужая кровь – не родная. А ежели штатный убивец еще и хорош собой, точно в киношке «Мистер и миссис Смит», не бая уже о штатной киллерше оттуда же, разнополая публика легко простит и ему, и ей всякое число трупов.
Со временем у европейских «джентльменов удачи» появился даже свой кодекс чести, включавший целый ряд статей. К примеру, каждый из членов команды имел право подавать свой голос в важных случаях; каждый имел равные со всеми права на захваченные съестные припасы и крепкие напитки, и мог распоряжаться ими по собственному усмотрению – включая продажу их; во избежание ревности и ссор на корабле не разрешалось держать ни женщин, ни мальчиков.
Однако в жарком июне-1020 даже самые креативные из тогдашних морских татей еще не додумались до всякого рода кодексов. И на замеченных Нечаем галерах – со злонамеренным арабским экипажем и аналогичным персидским, царила диктатура капитанов без каких-либо вольностей супротив них. Поелику провинившихся ждала токмо «высшая мера», исключавшая смягчение наказания, ведь не было у галерников судов присяжных, не допускались к ним правозащитники, а пред вынесением сурового приговора без права на обжалование не рассматривались ссылки на дурное влияние улицы в детстве.
Должно упомянуть, что галеры с их смешанным весельно-парусным вооружением, имели в безветрие огромное преимущество пред теми судами, кои ходили лишь под парусами – даже и косыми латинскими, устанавливавшимися, в отличие от прямоугольных, не вдоль, а поперек ветра. Ибо при встречном ветре и даже штиле галера – с ее осадкой всего полтора метра, небольшой высотой над уровнем воды и сильно вытянутой формой корпуса, шла на веслах с завидной скоростью хода, благодаря слаженной работе гребцов.
Арабским экипажем верховодил Асадулла, суннит. Над персидским же главенствовал Бахрам, шиит. Сии правоверные конкуренты по морскому разбою пребывали в упертом теологическом
Оба – и Асадулла («лев Аллаха»), и Бахрам («победитель»), имели устойчивую славу добычливых промысловиков на море. Рабочие взаимоотношения их уместно было бы обозначить двумя базовыми характеристиками: «взаимная неприязнь» и «обоюдная ревность». Ибо не льву принимать первенство победителя, и не победителю склоняться пред львом! И аще возвращался с обильной добычей Асадулла, тут же мрачнел Бахрам. А ежели победоносным оказывался Бахрам, лучше и не подходить к Асадулле…
На сей же раз вынужденно объединились они (тогдашние профи морского разбоя порой промышляли не токмо порознь), отправляясь за добычей – в прокорм себе и экипажам. Зане не столь давно – сразу от отмены ромеями обязательного запрета на морские перевозки из-за сезона бурь, неизменно продолжавшегося до скончания первого месяца весны, начинаясь со второго месяца осени, пиратская флотилия в том регионе претерпела жестокий урон.
И на экстренно созванном вслед совете капитанов – неформальном, однако влиятельном, прошедшем в накаленной обстановке и едва не завершившимся кровопролитием, было принято – большинством голосов, кардинальное решение. А именно: воздержаться от наступательных действий, доколе сия армада не восстановит прежнюю численность и боеспособность – путем накапливания сил, дополнительных тренировок личного состава и основательного ремонта четырех галер, корпуса коих претерпели от неверных, исповедавших недостойное христианство. Асадулла, и Бахрам были в числе тех, кто поддержал сие. Что до отступников от генеральной линии во главе с двоюродными братьями Халимом и Юнусом, не пожелавших пребывать в бездействии на неопределенный срок, они – в назидание иным диссидентам, еще не проявившимся, однако потенциально возможным, были преданы солидарной анафеме большинства.
Предыстория той при началась при поступлении из Константинополя совершенно секретной информации особливой важности. Доверенный источник, являвшийся отнюдь не первый год старшим специалистом отдела оформления отхода судов из порта Авидос, уведомил, что формируется караван для отправления из Авидоса на Родос. Причем, без сопровождения кораблей ВМФ империи! А ни одна пиратская армада, будь в ней хоть двадесять галер, ни за что не рискнула бы напасть на караван, сопровождаемый даже одним высокопалубным дромоном, ибо сии корабли, имея сифонофоры, устроенные в виде бронзовых чудищ с поворотным механизмом и разинутыми пастями, откуда изрыгался смертоносный «греческий огонь», горевший даже на воде, и не было спасения экипажам, наводили ужас на всех противников ромеев на море.
А помимо того, дромоны ударного класса, управляемые сразу двумя кормчими – кивернетами, были оснащены башнями со стреляющими из них лучниками, катапультами, метающими дротики и кувшины с зажигательной смесью, и баллистами мощного боя, посылавшими камни и каменные ядра. На каждом из сих кораблей та сотня гребцов, что располагались на верхнем ярусе по двое на весло (полсотни иных гребли на нижнем ярусе – по одному на весло) была обучена навыкам абордажных схваток, вооружена мечами с копьями и имела доспехи; на борту пребывал и отменно подготовленный отряд морской пехоты – числом от полусотни до седьмидесяти, незаменимый и при десантах.