Херсон Византийский
Шрифт:
– Потому что я и мои люди убили восьмерых нападающих, – ответил я. – Остальные решили, что добыча обойдется им слишком дорого.
И мы перешли к моему товару. Торговался я до последнего, продемонстрировав завидное владение приемами торга, большую часть которых я знал до сегодняшнего дня чисто теоретически, а также способов решения налоговых вопросов в городе Херсоне и отличное умение считать. Я предполагал, что возникнет много непредвиденных расходов при строительстве парусника. Перепробовав несколько методов, иудеи попытались разыграть «хорошего и плохого покупателя», но я сказал, что знаю и этот прием, они улыбнулись, и жаркая дискуссия закончилась компромиссным вариантом, который не очень нравился, но устраивал обе стороны.
– Мы могли бы снабдить тебя товаром и транспортом весной, – предложил мне тот, который судил о Моне реалистичнее.
Это можно считать признанием моих купеческих способностей.
– До весны надо дожить, – сказал я.
Оба иудея согласились со мной. Люди в эту эпоху привыкли к быстрым переменам. Вряд ли кому-нибудь из них пришло бы в голову покупать тридцатилетние государственные облигации даже самых крепких экономик. Они скорее напоминали биржевых игроков. Если не игроков в рулетку.
18
Я хорошо знаю Крым. В школьные годы приезжал сюда отдыхать почти каждое лето, а после третьего курса мореходки попал на полгода на практику в Ялтинский портофлот. Работал матросом на прогулочных катерах по графику «сутки через трое». За полгода сменил шесть катеров. Переводили за хорошее поведение. На вахте сидишь на руле и, если шли с экскурсией, слушаешь монотонный бубнеж экскурсовода: «Сейчас мы проплывем скалы Близнецы…». Поэтому отлично знаю побережье от Кастрополя до Алушты, между которыми курсировали катера. Жили мы в профилактории порта в Алупке. Оттуда в свободные двое суток совершали путешествия по окрестностям, в том числе по горам и лесам. В конце двадцатого века крымские леса казались неухоженными парками. То ли дело в шестом!
Мы целый день добирались до последнего византийского поста в горах. Дальше начиналась территория, подконтрольная таврам. Так как земли там были плохие, ни земледелием, ни скотоводством на них особо не позанимаешься, византийцев они не интересовали. Пост из двадцати человек стоял здесь, чтобы присматривать за таврами, не позволять им совершать набеги большими бандами. Маленькие как-то умудрялись просачиваться незамеченными. Нас предупредили, что дальше соваться опасно.
Лес на ближних подступах к посту был вырублен. Может, солдатами для лучшего обзора, может, такими, как мы. Пришлось ехать дальше. Остановились у дубовой рощицы. Теоретически я знал, какие дубы нужны на обшивку, какие на бимсы, какие на киль. А вот как определить практически? Чтобы народ не сачковал, поручил рубить небольшие деревья для средних и мелких деталей, колышков. Сам же бродил между дубами, ожидая, какой улыбнется мне. Никто из них не хотел умирать. Пока не наткнулся на два дерева, не очень толстые, с не искривленными стволами, как у большинства дубов. Они как бы соревновались друг с другом, кто лучше. Грек Эвклид решит ваш спор, определит, кому быть килем.
Со мной приехали на четырех арбах вся моя команда и еще трое херсонцев, которых нанял для валки леса. Они и Семен срезали деревья двумя двуручными пилами, которые в России называют «Дружба-2», потому что каждый тянет на себя. Хисарн надрубывал выше предполагаемого отпила, чтобы падали в нужную сторону. Толя и Ваня обрубывали ветки. Я, Гунимунд, Скилур и Палак охраняли их на атакоопасных направлениях. Три арбы я взял в аренду, оставив в залог кибитки. Мы договорились с их хозяином, владеющим чем-то типа транспортной компании, что после возвращения продам ему кибитки вместе с волами. Это Келогост свел нас. У него поразительная способность зарабатывать на посреднических услугах, причем не прямо, а косвенно: мои волы, поменяв хозяина, останутся зимовать на постоялом дворе. Не бесплатно, конечно.
Оба больших дуба погрузили
Утром двинулись в обратный путь. Мы с Гунимундом скакали впереди, скифы – замыкающими, арбы скрипели посередине. Я помнил правило: если погони нет сзади, значит, ждет впереди. Поставив себя не место тавров, предположил, где бы сделал засаду? Было по пути интересное местечко. Оттуда уже недалеко до города, мы должны расслабиться, потерять бдительность. На подъезде к нему я приказал остановиться.
– Давай-ка прогуляемся пешочком, – предложил Гунимунду.
Гот не стал спорить, хотя по лицу было видно, что не понимает и потому не одобряет моих действий. Я подозвал Хисарна и предложил скифам спешиться. Впятером мы пошли вперед не по дороге, а по лесу, забирая вверх по склону. Над тем местом, где могла быть засады, мы повернули к дороге и пошли осторожнее.
Их было четырнадцать. Двое сидели в дозоре на гребне горной складки, выглядывали нас, остальные расположились в ложбине. Кто-то просто сидел или лежал, кто-то жевал, кто-то болтал негромко. Вооружены луками, копьями, мечами и топорами. Нагрудная броня кожаная, да и то не у всех. Только один был в железном шлеме. Это, наверное, командир. Сидел он прямо под выстрел, вытряхивал камешек из своей обувки типа полусапожка.
Я показал скифам, чтобы сперва стреляли в дозорных, а потом по остальным, начиная с левого, ближнего к нам края. Как только в первый раз тренькнули их тетивы, выстрелил и сам. Командир откинулся на спину и уронил полусапожек. Остальные замерли, соображая, что произошло. Две скифские стрелы сразили еще двоих тавров, и только тогда остальные кинулись бежать. За ними сразу кинулись в погоню Гунимунд и Хисарн. Скифы срезали еще пару. Одного убили и одного притащили живым готы. Средних лет, невысокого даже по местным меркам роста, угрюмое бородатое лицо с окровавленным лбом над левой бровью. Одежда из кожи, грязная и засаленная. От него воняло дымом, потом и каким-то кислым, неприятным запахом. Ему связали руки веревкой, найденной в одной из трофейных сумок, похожей на ту, которая досталась мне от первых встреченных тавров. Видимо, я для них неудобный противник.
Пока готы и Скилур собирали трофеи, Палак сбегал к обозу и передал команду двигаться к нам. Добыча была не ахти. Я взял железный шлем и два меча для молодых росов, остальное отдал готам. Еще им полагалась четверть от продажи раба. За него дали восемь солидов. Но главным результатом были рассказы Гунимунда обо мне. Благодаря им я получил у херсонцев прозвище, которое можно перевести как Вещий Александр. Осталось только узнать, на какую змею мне придется наступить?!
Мы сделали еще три ходки в горы, навезли дубов на обшивку и мелкие детали и сосен на мачты и палубный настил. Пятой ходкой привезли сухостой на дрова. Их оказалось слишком много. Келогост предлагал продать излишек дров, но я решил придержать до весны.
– Ты прав, – согласился славянин, – ранней весной они будут дороже.
Вот об этом я как раз и не думал, у меня были другие планы на дрова.
Я продал кибитки и волов, рассчитался с лесорубами и Гунимундом и Хисарном. Последние два очень удивились, что в придачу к богатой доле от гуннской добычи я еще и зарплату им отдал. Остальные купцы так не поступали. Но удивились не сильно, потому что привыкли, что я не обычный купец. Договорился с ними, что весной наймутся ко мне на судно. Само собой, на зарплату конных охранников, пять солидов в месяц.