Херсон Византийский

Чернобровкин Александр Васильевич

19

Всю зиму я занимался строительством парусника. Сначала сделали разметку на стапеле. Первым положили киль, усиленный снизу для предохранения фальшкилем. К нему прикрепили составные форштевень и ахтерштевень, к которым изнутри – дейдвуд, образующие плавный переход от киля к корпусу. Сверху на киль положили кильсон. К нему и дейдвудам крепят шпангоуты: обычные, более толстый мидель-шпангоут в середине и косые на форштевне. С ними наше сооружение напоминало костяк рыбы, ее хребет с ребрами. Шпангоуты стянули двумя рядами бимсов, поскольку шхуна будет твиндечной – двухпалубной – и укрепили кницами снизу в местах соединения, а дальше от борта подперли пиллерсами. Сверху на них положили стрингеры. Вставили и закрепили обе мачты, снаряженные всем необходимым для крепления парусов и грузовой стрелы. Под пяту каждой мачты я положил по золотому солиду, чтобы дружили с ветрами. Византийцы такой приметы еще не знали. Надеюсь, Эвклид расскажет о ней своим коллегам. Сделали бушприт с утлегарем – выступающее вперед и под

углом вверх бревно, похожее на рог единорога, для крепления стакселей. Потом обшили борта встык досками толщиной сантиметров десять-двенадцать. Концы досок входили в шпунты фор– и ахтерштевня и крепились медными нагелями. Там, где будет постоянное соприкосновение с водой, доски тщательно просмаливали и крепили медными нагелями или дубовыми, которые вбивались в отверстия, прожженные раскаленным прутом более тонкого диаметра; а там, куда вода попадала время от времени, не просмаливали, если это мешало людям, но крепили железными гвоздями, которые сверху утапливали в доску и закрывали деревянной пробкой. В районе ватерлинии вставлялись утолщенные бархоуты, а выше – привальный брус. Для обшивки фальшборта использовали сосновые доски. В них сделали порты для весел, по пять с каждого борта. Пригодятся для маневров в порту или узостях. В отсеки возле киля уложили балласт – свинцовые и чугунные болванки, причем первые в середине судна, как более тяжелые. Чтобы они не смещались, в промежутки засыпали мелкие камешки и покрыли деревянным настилом. Потом настелили сосновыми досками твиндечную и главную палубы, полуют и полубак. Между мачтами сделали комингс трюмного люка и ростры для четырехвесельного яла. На корме оборудовали, «утопив» почти на метр в палубу, капитанскую каюты, а на баке – кубрик для команды. Там же, чтобы ветер сносил искры вперед и вбок, не на паруса, соорудили печку из кирпичей, небольшую, на один котел, чего в шестом веке никто не делал. Эвклид даже спросил, не собираюсь ли я сжечь судно?! Нет, но и питаться всухомятку тоже не собираюсь. К грот-мачте приделали стрелу для грузовых работ и спуска и подъема шлюпки, а на полубаке – поворотную грузовую балку для подъема якоря. К ахтерштевню прикрепили руль, длинный румпель которого перемещался над капитанской каютой. Сделали ограничители, чтобы руль поворачивался на тридцать пять градусов на каждый борт. При больших углах эффективность руля падала. Пространство, в котором «ходил» румпель, прикрыли сверху трапециевидным деревянным коробом и оборудовали там ахтеркастель – боевую палубу, прикрытую фальшбортом из толстых досок, чтобы отстреливаться от непрошенных гостей. В будущем собирался поставить там баллисту, но пока на нее не хватало денег. Перед местом рулевого установили нактоуз – тумбу для крепления компаса. Греку я не стал это объяснять, просто показал, что и где надо сделать. Потом надели сегарсы на мачты для крепления триселей, прикрепили рымы, утки, кнехты и прочие приспособления для крепления снастей, швартовки судна, других судовых нужд. Шхуну тщательно проконопатили пенькой, еще раз просмолили корпус. И спустили на воду! Без шампанского, но с радостными криками, традиционной попойкой и раздачей всем работникам по премиальному солиду. Назвал ее «Альбатросом», как свою яхту. Пусть и она летает над волнами!

За этими хлопотами я не заметил, как стал отцом. Приполз еле живой на постоялый двор и узнал, что Алена родила сына. Назвал его Виктором – пусть растет победителем. На меня не обиделись. В шестом веке к отцовству относились спокойнее, истерик перед роддомом не устраивали, поскольку их не было. Акушерами были Елена и Валя. Через две недели крестил его после многочисленных напоминаний Келогоста. В крестные отцы взял Келогоста – куда же без него! – и Гунимунда. В то время их надо было брать несколько, видимо, из-за высокой смертности. Крестной матерью стала Елена. Все трое сочли это большой честью. Крестили прямо на дому. В то время церковь не ленилась сама пройтись за деньгами. Заодно окрестили и Алену с Валей. Этих бесплатно, как перевербованных. Я не возражал: с волками жить… Зато Семен и пацаны держались за своих богов крепко. Но долго ли он выдержит кукование ночной кукушки?!

Паруса мне пошили в парусной мастерской. Трехслойные, с рифами и укрепленными кожей углами. Заказал по два комплекта обычных и штормовые. В другой мастерской изготовили лини, шкоты, тросы, канаты заданной толщины из просмоленных или нет прядей. Всё это было перенесено на шхуну. Сперва вооружили стоячий такелаж, натянув где надо талрепами до звона, потом бегущий. Закрепили якоря: одни на полубаке, второй на полуюте и так, чтобы не мешал румпелю. Осталось взять воду, погрузить провизию и товары – и в путь! Славянин с Днепра сказал мне, что высокая вода в реке будет с середины и до конца апреля, а если зима снежная, то и дольше. В Херсоне зима была не снежная, хотя и закончилась только сейчас, в начале марта, а не середине февраля, как было в Севастополе в двадцать первом веке. Будем исходить из худшего варианта.

С момента спуска шхуны на воду, на ней начали нести вахту по очереди скифы и молодые росы. С осени я заставил их, чтобы не маялись дурью, вместе с Семеном занимались строевой и боевой подготовкой под руководством Гунимунда, которого я нанял для этого. Он их обучал владению копьем и мечом, бою в строю и хождению строем. Оказывается, строевая подготовка в византийской армии на уровне советской. Я изготовил еще три арбалета для гота и Толи с Ваней. Стрельбе их учил Семен. Я ожидал, что Гунимунд

заупрямится, но ошибся. Готы не очень хорошие стрелки из лука. Да и луки у них не свои, чаще скифские. Есть, конечно, отдельные представители, которые в стрельбе из лука не уступят кочевникам, но таких мало. А для стрельбы из арбалета не надо тренировать руки с детства, и убойная сила у него больше, гот это видел на деле. Семен мне как-то сказал, что Гунимунд уже стреляет лучше их всех. Чему удивляться?! Мужик он серьезный, за любое дело берется ответственно.

Из готской деревни был вызван Хисарн, и я нанял греков матросов. Поскольку остальные судовладельцы намеревались открыть навигацию примерно через месяц, желающих устроиться ко мне хватало. Хотя многих смущал вид моей шхуны. Слишком необычная была для них. Я отобрал троих с более-менее интеллектуальными лицами. Им придется вести шхуну по компасу, до чего пока византийцы не додумались. Точнее, они пользовались намагниченной стрелкой, но картушку пока не изобрели. По моему заказу в мастерской изготовили медную чащу с отверстием внизу. Я вставил в нее тонкий деревянный диск с нарисованными румбами – картушку, закрыл сверху стеклом, которое посадил на клей и закрепил медным диском, чтобы не пропускало воздух. Через нижнее отверстие, вставив соломинку, чтобы выходил воздух, и залил воду. Вообще-то, надо бы залить незамерзайку, типа разбавленного спирта, но в холода я не собирался путешествовать. Компас снабдил цапфами, чтобы он свободно качался при бортовой и килевой качке. До этого тоже додумаются не скоро. Пока что компас лежал в специально изготовленном сундучке, я собирался установить его, когда отправимся в рейс. Для этого надо было обучить команду управляться с парусами.

Греки уже работали с латинскими, общий принцип знали, поэтому быстро разобрались, что к чему. Я разбил команду на три группы. Первая обслуживала грот-мачту. Командовал ею Геродор, самый опытный из нанятых мною греков. Роста чуть выше местного среднего, с орлиным носом, аккуратной короткой бородкой и расчесанными на пробор посередине черными волнистыми волосами почти до плеч. Судя по всему, он уже сложившийся капитан, вот только никто пока не доверял ему судно. Вторая работала с парусами фок-мачты. Старшим был грек Агафон, длиннорукий и волосатый – чистая обезьяна, но глаза умные. Третьей были поручены носовые стаксели и кливера, которые крепились к бушприту. Там заправлял Пифодот – весь круглый, с сочными губами, веселый и непоседливый. За два дня усиленных тренировок моя команда научилась быстро ставить, переносить и убирать паруса. Еще день ушел на обучение росов, скифов и готов гребле. Я сперва погонял их на четырехвесельном ялике, который к тому времени изготовил Эвклид, а потом прямо у причала поработали на веслах шхуны. Пока результат был не очень, но со временем научатся.

На следующий день мы вышли в море на ходовые испытания. Дул норд-ост, метров десять в секунду, волна выстой от силы полметра – то есть, лучше погоды для прогулки не придумаешь. Из бухты вышли на веслах, а потом начали ставить паруса. Услышав их «лопотание» на ветру, я чуть не заорал от счастья. На курсе бакштаг шхуна начала набирать ход, причем почти так же резво, как моя яхта. В балласте, сидит неглубоко, вот и несет ее ветром. В грузу скорость упадет. Зато руля будет слушаться лучше, чем сейчас. Всё-таки румпель – не штурвал, тяжеловато им управлять с непривычки.

Я подозвал Геродора:

– Становись на руль. Идем этим галсом.

Он быстро освоился с румпелем.

– Тяжелее, чем рулевым веслом? – спросил его.

– Нет, также, – ответил он, – а поворачивает быстрее.

– Посмотришь, какой послушной станет шхуна, когда корма будет сидеть глубже! – пообещал я.

Прошел к носу, посмотрел, как закреплены паруса, сделал пару мелких замечаний, чтобы не забывали, кто капитан. Постоял на полубаке, посмотрел, как форштевень разрезает волны, разбрасывая в стороны брызги. Да, на шхуне интереснее, чем на яхте. Даже пожалел, что в прошлой жизни не устроился работать на такую. Предлагали на частную шхуну, переделанную в яхту. Работа холуйская, не по мне.

Дошли до мыса Айя, до того места, где я кувыркнулся за борт. У меня появилось предчувствие, что сейчас упаду в море еще раз – и окажусь в двадцать первом веке. Не случилось. Как ни странно, я не сильно огорчился. Потом легли на обратный курс. Шхуна кренилась не сильно, с остойчивость всё в порядке, даже пожалел, что не сделал мачты выше. Греки очень удивились тому, как круто к ветру и быстро шла шхуна. Нефы с латинскими парусами могут идти почти так же круто, но намного медленнее. Оба скифа приуныли. Личики у них позеленели, будто огурцов объелись. Ничего, некоторые от морской болезни со временем излечиваются. Но очень некоторые.

Когда мы под парусами вошли в бухту, на берегу скопилось много зевак. Кое-кто из них подходил потом к шхуне, рассматривал ее уже без презрительных ухмылок и мрачных пророчеств, как раньше. На всякий случай я удвоил на ночь караул на ней.

Еще два дня ушли на погрузку снабжения и товаров на шхуну. Точнее, товар был один, недорогой и быстрореализуемый – вино в бочках, потому что на большее денег не хватило, а идти на поклон к иудеям мне не хотелось. К тому времени были проданы и мой конь, и Скилура, и Палака. Парни, конечно, очень расстроились, но я пообещал им осенью купить получше. Собирался даже продать доспех, но потом решил не покупать товар, а заготовить самому. Поэтому вино погрузили в твиндек, а в трюм набили пустые бочки, дрова и рыболовецкие сети. К вечеру второго дня я сам себе доложил: «Корабль к бою и походу готов!»