Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей
Шрифт:
Но ведь Господь ниспосылал уже великие воды, дабы утопить род человеческий, потому что тот погряз во зле и творцу опостылело собственное творение. Правда, Бог сделал все-таки исключение: он спас Ноя и его семейство вместе с тварями земными — каждой по паре. Если бы Господь пожалел, что создал человека и мир сей, он истребил бы и Ноя тоже. Он бы понял, что семя грядущего зла сохранится и в ковчеге. И он, конечно, понял. Поскольку, когда Ной стоял уже на твердой земле и весь ужас остался позади, Господь поклялся в сердце Своем, что не будет больше поражать творенье Свое, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности Его.
То есть: зло
Убийство Этельредом датчан в Англии — и, прежде всего, ни в чем неповинной Гуннхильд — пробудили в душе Эммы и иные трудности в восприятии христианского Бога. На полные отчаяния вопросы тех, кто остался в живых, священники отвечали большей частью, что-де пути Господни неисповедимы, но за непостижимостью наверняка сокрыт некий благой промысел. Человеку должно смириться перед лицом испытаний и довольствоваться радостной вестью, что умерших Господь принял к Себе.
Но — разве можно быть уверенным насчет вечного блаженства, если церковь в то же время учит, что нераскаянные грешники попадут в ад? Потому-то так важно успеть покаяться и принять последнее помазание: лишь оно в силах вырвать тебя из диавольской пасти.
Единственным промыслом, который Эмме удалось усмотреть за убийством датчан, был недобрый промысел самого короля Этельреда. Или, по крайней мере, слепой и безумный порыв. И примешивать к этому какой бы то ни был Божий промысел Эмме казалось кощунством. Будь Бог и вправду всемогущ, он помешал бы такому решению короля. А если Он не помешал Этельреду, значит ли это, что Он вовсе не всемогущ? Или за душу всякого человека Богу приходится непрерывно биться с дьяволом и зачастую проигрывать?
Эмма знала, что послужило пищей всем ее вопросам. Мама Гуннор была, разумеется, доброй христианкой, но многое знала о древних верованиях и рассказывала дочери о прежней вере и старых богах. Эмма непроизвольно предпочитала Одина исполненному противоречий христианскому богу. Один бывал порой ужасен, да, не без того, но он зато чужд мелочной мести и раздражительности, которую многие священники приписывают своему богу. Один похож на Ноева бога — после потопа. Один вместе с Бальдром напоминают Иисуса Христа. Хотелось бы знать, куда девается Иисус из церковной проповеди, словно бы этот важнейший в христианском учении образ вовсе выпадает из церковного обихода.
И вновь Эмма поняла, что слишком мало знает. Любимый ее учитель из Руана, Йенс-монах, убит, а нового она еще не нашла. Нет у нее в Англии и собственного духовника, хоть король и пообещал ей найти его. Имеется, впрочем, епископ Эльфеа, но к нему не побежишь с каждым вопросом. А самое трудное — найти такого священника, с которым можно было бы потолковать и об асах. С одним Эмма уже попробовала, но тот так рассвирепел, что не смог найти ни одного разумного слова.
Кое-что все же лучше, чем ничего, и исполненная муки Эмма зашла все же в маленькую часовню святого Свитуна над Южными воротами. Ей нравилось, что святой пожелал быть погребенным под порогом собора в монастыре Олд-Минстер, чтобы дождь омывал его кости и чтобы по ним ступали люди. Так же в свое время решил и ее отец: герцог Ричард покоится под церковным водостоком в Фекане.
Свитун был святым,
Когда епископ Этельволд строил свой собор через сто лет после кончины Свитуна, последний несомненно при сем присутствовал. Один из каменщиков неожиданно сорвался с самого высокого места на стене и ударился оземь. Все полагали, будто оный Годус убился насмерть. Ничего подобного: Годус поднялся, отряхнулся, взял в руки свой мастерок и снова полез продолжать кладку, невредимый и абсолютно спокойный.
С того дня стал Винчестер и могила святого Свитуна целью паломничества всевозможных пилигримов. Что зимой, что летом к его могиле не протолкнуться. Но по сю пору маленькую часовенку мало кто знал. И за это Эмма была благодарна паломникам. Здесь искала она тишины, дарующей покой сердцу. Здесь она сидела перед алтарем святого Свитуна, глядела на пламя свечей и молилась.
Молилась, чтобы Дух Господен снизошел на душу Этельреда, чтобы король покаялся и исповедался в своем злодеянии. Молилась о душе Гуннхильд, вспомнив со стыдом, что забыла заказать по ней панихиды. А может, кое-чьей душе панихиды нужнее, чем душе Гуннхильд? Она с трудом собрала разбегающиеся мысли и помолилась вновь: пусть пример святого Свитуна всегда подвигает ее к добрым делам, пусть Иисус, принимающий детей в свои объятия, благословит дитя, что она носит…
И ей сразу полегчало.
Глава 6
В битве при Сволдре конунг датчан Свейн победил Олава сына Трюггви и завладел Норвегией. Стычки с норвежским королем заставили Свейна на время забыть об Англии. Но теперь, когда мир воцарился в его северных владениях, он вновь нашел и время, и силы для воплощения своих замыслов на западе. Злодейство же, учиненное против Гуннхильд и датчан в Англии, поторопило его и послужило предлогом.
Весной 1003 года, обогнув Шотландию, корабли короля Свейна Вилобородого заняли западное британское побережье. Король Свейн хоть и считал себя христианином, но это не помешало ему по пути разграбить обитель святого Давида в Кумбрии; епископа Моргано убили.
Драккары быстро прошли к югу, обогнули Корнуолл и подошли к стенам Эксетера.
Эммин управляющий в Эксетере, француз Гуго знал, что старинные стены несколько лет назад выдержали натиск датчан. Но теперь, напуганный численным превосходством норманнов, Гуго сдался и открыл ворота. Если он полагал таким образом дешево отделаться, надеясь, что Эксетер не тронут и город останется в его владении, то просчитался. Люди Свейна конунга разграбили город и срыли все укрепления.
Услыхав об этом, Эмма была вне себя. Эксетер, прежде казавшийся ей неприметным и бедным, предстал теперь в ее памяти бесценным. И это сокровище вырвал у нее из рук король Свейн. Буря, которую накликал на себя Этельред, поразила ее самое.
Трудно поверить в то, что рассказывают. Невозможно представить, чтобы Гуго сдал Эксетер добровольно, это, разумеется, клевета, просто англичане терпеть не могут нормандцев. Наверняка город предал кто-то из англичан его гарнизона.
— Или кто-то из датчан? — кротко предположил король Этельред.