Хейсар
Шрифт:
Итлар из рода Максудов ошалело посмотрел на покосившийся плетень придорожного трактира, а потом перевел взгляд на мою гард’эйт:
— Налоги? Мы?
Мэй бесстрастно пожала плечами:
— Лен д’Атерн — это не только замок, но и четыре с лишним десятка деревень, а также пашни, луга, озера, реки и дороги. Я хочу быть уверена, что мужчина, который претендует на мое Слово, не только храбрый воин, но и бережливый хозяин…
Унгар и Итлар пошли пятнами, а Медвежья Лапа потянулся к рукояти Волчьего Клыка и зарычал:
— Мы — воины, а не женщины!
— Барон — это не воин, а вождь! И в его руке не только меч, но и судьбы сотен, а то и тысяч людей…
— Для того чтобы взимать налоги, нужны мытари… — покосившись на старшего брата, буркнул Ночная Тишь.
— И управляющий… — поддержал его Сокол.
— Мытари налоги собирают, а не назначают. Поэтому они и не несут никакой ответственности, — усмехнулась леди Этерия. — А управляющий без присмотра — вор…
Хейсары переглянулись и одновременно пожали плечами:
— Мы будем его проверять…
— Как? — удивилась баронесса. — Смотреть в записи, грозно хмуриться и тискать рукояти своих наш’ги?
— Налоги можно повышать… — хохотнул Полуночник. — А еще ходить в набеги…
— Если я буду требовать у тебя больше, чем у тебя есть, ты вцепишься мне в глотку… — фыркнула леди Этерия. — Что касается набегов — да, можно. Но тогда ты уподобишься ребенку, не сумевшему перерубить черенок лопаты отцовским мечом и поэтому бросившемуся искать алебарду…
Даратар вспыхнул, привстал на стременах и наткнулся на угрожающий взгляд Ваги. Сделал вид, что вглядывается в даль, потом сел и полез в переметные сумки. А вот Ночная Тишь повел себя по — другому — задумчиво почесал затылок и тряхнул головой:
— Ты мудра, о э’но’ситэ! И я, Унгар из рода Аттарк, даю тебе слово, что научусь всему, что ты считаешь нужным…
Я вцепился в луку седла и изо всех сил сжал зубы, чтобы не застонать: по губам Мэй скользнула удовлетворенная улыбка!
— Я тебя услышала… А теперь — следующий вопрос: чем выгоднее всего торговать с моими соседями…
…С каждым новым вопросом я проникался к Мэй все большим уважением — девочка, еще два дня назад казавшаяся мне совершенно не приспособленной к взрослой жизни, четко знала, что должен уметь ее будущий муж. А еще обладала воистину железной волей: за какие-то двое суток она не только выжала из своих женихов все, что они знают, но и сумела их убедить в том, что все эти умения им жизненно необходимы. Всех до единого. Включая уже отвергнутого ею Даратара.
Новый образ «ори’дарр’иары» вызывал уважение даже у Ваги — к вечеру побратим короля начал поглядывать на нее с нескрываемым интересом, а когда мы добрались до очередного постоялого двора, подозвал к себе младшего брата и минут двадцать вправлял ему мозги.
А вот мне становилось все горше и горше — вдумываясь в ее вопросы, я все четче понимал, что Мэй готова отдать свое Слово ЛЮБОМУ. Лишь бы он был в состоянии стать достойным главой рода. И, конечно же, отцом ее ребенка…
«Мы говорили о двух годах счастливой жизни… — угрюмо подумал я, спешившись перед «Оленьим Рогом» и вглядевшись в бесстрастное лицо Мэй. — Счастливой, а не несчастной!»
Потом вспомнил, что из всех ее вопросов смог мысленно ответить только на два, и криво усмехнулся: я был простолюдином! Ограниченным, не знающим и не умеющим ничего из того, что требовалось белому! А еще — Бездушным. Слугой Двуликого, почти прошедшим свой Путь.
Значит, думать мне надо было только о последнем Шаге. И о Темном Посмертии…
Мысль была здравой, поэтому, проводив свою гард’эйт до выделенной нам комнаты, я плотно прикрыл дверь и вполголоса поинтересовался:
— Может, тебе действительно стоит ночевать с Тиль?
Мэй замерла и медленно повернулась ко мне:
— Нет…
Спокойный голос, пустой, холодный взгляд, бледное лицо без тени эмоций — в этот момент Мэй показалась мне ожившим куском льда. Или мертвецом, научившимся говорить.
Я склонил голову и, пряча взгляд, пробормотал:
— Как прикажете…
Услышала. Поняла, что я намеренно обратился к ней на «вы». Но ничего не сказала — повернулась ко мне спиной, неторопливо сняла с плеч плащ и кинула его на лавку. Потом села на кровать, самостоятельно разулась, легла на спину и закрыла глаза:
— Ужинать не буду…
— Но вы не едите уже два дня! — напомнил я.
— Не хочу… Уговаривать бесполезно…
Я скрипнул зубами, выглянул в коридор, нашел взглядом Сокола, почему-то оказавшегося не у противоположной стены, а рядом с соседней дверью, и угрюмо пробормотал:
— Ее милость ужинать не будет…
Хейсар отреагировал на это сообщение так же, как я: нахмурился, набрал в грудь воздуха и попытался объяснить мне, что кушать — надо!
Я развел руками, мотнул головой в сторону нашей комнаты и, сгорбив плечи, закрыл дверь. А минут через пять — открыл. И сделал шаг в сторону, впуская мрачную, как грозовая туча, Этерию Кейвази.
— Мэй, нам надо поговорить…
— Завтра… — не открывая глаз, буркнула Мэйнария.
— А почему не сегодня?
— Ваше время — день…
— Прости, не поняла?
Мэй едва заметно пожала плечами:
— Ваше — это твое и моих женихов…
— Все равно не поняла!
— Замуж — выйду. Ребенка — рожу. В общем, можешь не волноваться!
Леди Этерия вспыхнула, как дрова, политые маслом:
— Я поехала с тобой не для того, чтобы следить!!!
— Мне все равно. В любом случае в твоем распоряжении только день. А ночь я оставила для себя…
Баронесса Кейвази побледнела, дернула себя за локон, перевитый белой лентой, и… согласилась:
— Что ж, ты в своем праве. Но есть все равно надо! Хочешь, я прикажу, чтобы ужин принесли прямо сюда?
— Единственное, чего я хочу, — это тишины…
…Тиль, явившуюся минут через десять после ухода лед и Этерии, не пустили даже на порог — услышав ее голос, Мэй мотнула головой, и я, поняв, что расплетать косы она не собирается, изъявил ее волю прямо через дверь.
Хейсарка фыркнула и ушла. Пробормотав что-то про «свободу воли» и «незабываемый аромат лошадиного пота».