Химера воспитания
Шрифт:
И даже сама Умеренность имеет вполне реальные границы ее действительной применимости.
Тем не менее, долго ли, коротко ли, но более чем полтысячи лет именно платоновская система добродетелей, или, если угодно, моральных ценностей в цивилизованной Европе продержалась на доминирующих позициях.
До тех пор, пока триумвиратом теперь уже новозаветных христианских добродетелей: «Вера»; «Надежда»; «Любовь», – содержащихся в Первом послании к коринфянам апостола Павла (см.: 1Кор. [13:13]), –
В развернутом виде триумвират, состоящий из Веры, Надежды и Любви получил достаточно детальную разработку в трудах таких классиков христианской философии, как Августин Блаженный и Фома Аквинский.
Тем не менее, возведенная в абсолют, каждая из новозаветных христианских добродетелей – увы! – тоже вырождается в абсурд.
Точно так же как и все рассмотренные ранее платоновские.
Ведь Вера – в абсолютизированном своем выражении – предстает перед нами в виде господствующей в сознании человека «мировоззренческой установки на восприятие желаемого в качестве действительного» (см. соответствующие энциклопедические статьи академика Шинкарука Владимира Илларионовича).
Надежда как «стремление души убедить саму себя в том, что желаемое сбудется» (см. Р.Декарт, «Размышления о методе»), будучи абсолютизированной, побуждает к бездействию, к пассивному ожиданию гипотетически сваливающейся с неба «манны небесной».
Любовь же, абсолютизируя саму себя, становится слепой.
По крайней мере, наполовину.
И – глухой.
Настолько же.
Любящая мать, например, готова видеть и слышать ВСЕ то, что несет угрозу для ее ребенка.
И – НИЧЕГО из того, что таит в себе опасность, исходящую от ее ребенка.
По отношению к другим.
Когда же спохв'aтится, вполне возможно, что будет уже слишком поздно.
И останется тогда лишь горевать: «И где же это, и что же это я упустила в воспитании своего ребенка?».
Ввиду постоянно обнаруживающей себя ущербности системы добродетелей, состоящей из триптиха Вера, Надежда, Любовь, раньше или позже, но обязательно должна была появиться альтернативная ей.
Что, собственно говоря, и произошло накануне и в процессе Великой французской революции.
На ее знаменах было начертано – визуально ли, виртуально ли – не суть важно, главное – что: «Свобода, равенство, братство» (фр.: «Libert'e, 'Egalit'e, Fraternit'e»).
Первоначально – «Свобода, равенство, братство или смерть!» (фр. «Libert'e, 'Egalit'e, Fraternit'e ou la Mort») – подлинный изначальный девиз Великой французской революции.
Действительно, Свобода!
Что может быть любезнее «для сердца вольного и пламенных страстей» (см.: Лермонтов М.Ю. «Смерть поэта»)?
Ведь она:
– и «отсутствие принуждения» (Дэвид Юм);
– и «право выбора» (Фома Аквинский);
– и – «осознанная необходимость» (определение совершенно загадочного авторства, приписываемого то Спинозе, то Гегелю, то Марксу с Энгельсом, и все это притом, что ни у одного из них в точности такого определения нет);
– и «возможность делать все, что не наносит вреда другому» (см.: «Декларация прав человека и гражданина» принятая Национальным учредительным собранием – фр. «Assembl'ee nationale constituante» – 26-го августа 1789 года);
– и «право человека быть дураком, если хочется» (Рональд Рейган).
Не правда ли, сколько удовольствий «в одном флаконе» под названием «Свобода»!
И все бы с ней, Свободой, было бы распрекрасно, и даже разыдеально, если бы не два убийственных обстоятельства.
Первое: абсолютизированная Свобода самоубийственна.
Второе: возведенная в ранг абсолюта, Она же убийственна.
Доказательства?
Извольте.
Ничем не ограниченная Свобода, в частности, частного предпринимательства убивает Свободу частного предпринимательства.
То есть, абсолютизируясь, Свобода, частного предпринимательства самоубивается.
Посредством формирования монополий.
И, соответственно, установления тотального их господства над всеми остальными субъектами частного предпринимательства в монополизированной монополистом области.
Во избежание такого катаклизма, самоубийственного и для экономики страны, да и для всей хозяйственной жизни в государстве, а по сути – коллапса, каковой, например, случился в конце 20-х – начале 30-х годов прошлого столетия, и получил в США название Великой Депрессии (англ.: Great Depression), государство вынуждено вводить в действие ограничения Свободы частного предпринимательства.
Путем имплементации антимонопольного законодательства.
Убийственность же возведенной в ранг абсолюта Свободы выражается в том, что, как сказал Бенито Муссолини в своем опусе под названием «Фашизм: доктрина и институции» (1932-й год), «я даю людям высшую форму свободы, это – свобода от свободы».
Несколько позднее этот парадокс получил свое теоретическое обоснование.
В работе Эриха Фромма по названием «Бегство от свободы» (1941-й год).
В ней вполне научно-популярно объясняется: свобода как право выбора неминуемо сопряжена с личной ответственностью за сделанный выбор, а многим ну просто ужасно не хочется нести персональную ответственность за последствия своего выбора.