Химера
Шрифт:
— Я был у Хариджа, пообещал ему все прелести борьбы с терроризмом, и он разговорился. В результате я вышел на каирскую парфюмерную фирму «Нефер». Она заказала картинки с химерой для рекламы. Их представитель в Париже, некто Пикар, договорился с частным дизайнером, неким Лакомбом, тот уже нарисовал эскизы, как вдруг…
— Что?
— Химера приснилась Пикару и заявила, что отказывается участвовать в этом проекте.
— Шутишь?
— Ничуть.
— А рисунки тоже он нарисовал?
— Нет, это рисовал психоаналитик с его слов.
— И
— Непременно, — пообещал Норман, и продолжил, — Египтяне решили, что Пикар продался Нио и морочит им голову. Они наехали сначала на Пикара, но он сразу заявил в полицию. Тогда они наняли парней Хариджа, чтобы попугать Нио. Теперь эти парни пугают соседей в морге, а Харидж ломает себе голову над тем, кто же мог их так распотрошить. Вот пока и вся история.
— А к Лакомбу ты не ездил?
— Не успел. Мне позвонили из отдела. Один дебил с ручной гранатой взял заложников в автобусе, в Руасси, рядом с аэропортом. Кричал, что всех убьет, если к нему не вернется его девушка. Потом два ложных сообщения о минировании — школа и метро, — и допрос урода, который бросил бутылку с огнесмесью в «Макдональдс». В общем, закрутился.
— Ясно. Я тоже не успела добраться до Лакомба. Как назло, вызвали к начальству.
— Откуда ты про него узнала?
— От Нио. Точнее, из буклета его экспозиции, там есть имена авторов.
— А Нио упоминал про Пикара?
Элис отрицательно покачала головой.
— Нет. Он упоминал про звонок с угрозами, но это, видимо, были египтяне. А по химере он имел дело только с Лакомбом.
— Египтяне… — задумчиво повторил Норман, — Что-то мне не нравится эта семейка Самир. Мои ребята заехали в офис филиала «Нефер» за информацией на Пикара, и попросили показать все материалы по расторгнутому контракту Лакомба. К счастью, эти файлы не удалили. Помимо прочего, там было двести сорок снимков одного фрагмента галереи второго этажа собора Нотр-Дам.
— Ну и что? Нотр-Дам ежедневно фотографируют тысячи людей.
— Двести сорок детальных фото одного участка стены здания с разных направлений и разных дистанций, — возразил Норман, — Никто не будет этим заниматься, если только…
— Не выдумывай, — перебила Элис, — Их интересовала химера и все.
— А если химера — просто прикрытие?
— А если вон тот воробей на заборе — агент исламского джихада?
— А если четыре араба в Люксембургском саду сами себя замочили?
— Ладно, даже если ты прав, и химера — прикрытие, хотя я в это ни минуты не верю, твои ребята уже всех спугнули своим приездом.
— Я не привык рассчитывать на то, что бомберов можно так просто взять на испуг.
— Ты неисправим, Норман. Ну, хочешь, я завтра с утра займусь Лакомбом?
— Наверное, хочу. Я — параноик, да?
— Ты просто забыл, что здесь — Франция, а не Сомали и не Бирма.
— Мадридский вокзал взорвали не в Сомали и не в Бирме.
— Ладно, я же уже сказала: начну утро с Лакомба.
— Вот и замечательно. А я покручусь вокруг Нотр-Дам. Так, на всякий случай.
12
Клеман Турние, начальник локальной полиции 4-го округа, был на редкость приятным дядькой, похожим скорее на булочника, чем на ажана. Возможно, такое впечатление возникло из-за целого блюда круассанов, которое он поставил перед гостем, в качестве «легкой закуски к кофе». Кофе был со сливками, вернее, сливки были с кофе, если иметь в виду пропорцию.
— У меня такая привычка, полковник, — пояснил он, — заедать плохие новости чем-нибудь вкусным. Как бы для баланса. Иначе оглянуться не успеешь, как превратишься в хмурого типа, от которого шарахаются прохожие, и которого не любят женщины.
— Да, хороший метод. А скажите, Клеман, вы не замечали в последний месяц чего-нибудь странного вокруг Нотр-Дам?
— А, и до вас дошла история с этой американкой?
— С американкой? — переспросил Норман.
— Да. Она, видите ли, решила показать сынишке Париж, вот и сняла номер в Нотр-Дам. Не знаю, чем она там занималась, но мальчишке стало скучно, он решил побаловаться, залез на подоконник, поскользнулся и выпал с 4 этажа.
Полковник Олле отхлебнул из своей чашки (ну как можно лить в кофе столько сливок!) и сочувственно произнес:
— Чертовски скверная история.
— Еще бы! Но этой американской дуре повезло. Внизу бежала девушка, спортсменка. Она просто поймала ребенка в воздухе. Упитанного пятилетнего мальчишку. Представляете?
— Не представляю, — честно признал Норман, — это что-то запредельное.
— Да, девушка здоровая, как дьявол, и такая же прыткая. Говорят, она из нашей сборной по легкой атлетике. Метает там что-то, молот, или диск, не знаю. Представьте: американская мамаша выбегает из отеля, а наша девушка сунула сынишку ей в руки, щелкнула дуру по носу, мол, больше так не зевай, и дальше побежала. Она же спортсменка, тренируется.
— А как ее зовут?
— Неизвестно. Когда приехала полиция, ее и след простыл. Мы, честно говоря, не очень-то искали. Если она такая застенчивая, то зачем? Вопросов у нас к ней никаких, так что…
— Да, на редкость скромная девушка. А ее приметы есть?
Турние сконфуженно почесал в затылке.
— Приметы… Приметы… — он подвинул поближе клавиатуру компьютера, набрал что-то (видимо, дату), пощелкал мышкой, и радостно сообщил, — Ага, есть! Вот!
«Со слов очевидцев: лет 25–30, рост несколько выше среднего, лицо круглое, черты лица твердые, глаза голубые, нос прямой, губы полные. Кожа смуглая, гладкая. Волосы черные, стрижка короткая, телосложение спортивное. Одета: спортивный костюм темно-красный, пестрая бело-черная головная повязка. Судя по характеру движений — профессиональная спортсменка…».