Химеры
Шрифт:
Думаю, сегодня у нас рекорд, мы спустили в лагерь пять брёвен, и они тут же установлены. Но как я выдохся, руки дрожат, ноги подгибаются, нельзя было показывать, свою слабость перед людьми и едва не надорвался. Единственно, что меня вдохновляло, их одобрительные взгляды, а затем я и вовсе подружился с этими суровыми мужчинами. На вид они простые, добродушные, это так импонирует, но догадываюсь, в гневе как бульдозеры, не задумываясь, снесут всё, что будет на их пути — настоящая стихия, лишь такие люди могли сохраниться в сибирской тайге.
Наконец-то сижу у костра в окружении семьи и с аппетитом налегаю на хорошо прожаренные
Не отвлекаясь от обеда, хотя это не вежливо, но очень хочется, есть, тестирую людей, которых рекомендовали мне Аскольд и Анатолий Борисович. У нас уже появились специалисты в строительстве. Но, на предложение Аскольда, построить мне дом, как бы в первую очередь, его отчитал и потребовал сначала жилища сибирякам, раз обещали, и общественную баню. Я очень страшусь, люди привыкнут ходить грязными и будут вонять как козлы. В первую очередь чистота тела, а затем займёмся фундаментальным строительством.
Затем у нас появилась стража, аналог оперативников, охотники и рыболовы, гончары и сапожники и т. д. и т. п. Учёных мужей я выделил отдельно и обеспечил всяческими льготами. Это, так сказать, перспектива на скорый прогресс, беречь их надо, как одуванчики от ветра, но некоторые из них нудные, до невыносимости, но это побочный продукт, главное, их светлые мозги. Аскольду поручил оберегать их и требовал отдачи, я распорядился им сразу строить жилища и, чтоб по всем правилам архитектуры.
Только под самый вечер несколько освободился и стал мастерить лук. Я знаю, настоящий лук, в данный момент, изготовить невозможно, для этой цели требуется не меньше года, а то и более: сушка, придание нужной формы, наложение одного сорта дерева на другое, обвязка роговых пластин и многое прочее — дело трудоёмкое и сложное. Но, из-за недостатка времени, приходится использовать сырое дерево, лук будет не слишком упругим и недолговечным. Ничего, сломается, сделаю другой, а в это время буду сушить заготовки под навесом.
Из толстой длинной жилы изготавливаю тетиву, один конец намертво присоединяю к древку лука, а на другом завязываю петлю. Около меня останавливается Игнат: — Низко петля расположена, племяш, не натянешь.
— Я попробую, — скромно ответствую я.
— Дай мне, — он берёт лук, делает упор о камень, мышцы вздуваются как валуны, но петлю дотягивает лишь до половины лука.
— Вот видишь, неправильно завязал, надо переделать, Великий князь, — с иронией произносит он.
Не говоря ни слова, во мне кипит азарт, я хочу утереть нос славному дядьке, медленно беру лук, делаю упор о пятку и, под насмешливым взглядом Игната, сгибаю. Лук натужно скрипит, петля неумолимо продвигается к цели, мышцы наливаются металлом, с лица Игната сползает улыбка. С музыкой гудящего шмеля, петля запрыгивает на наконечник лука.
— Всё! — выдыхаю я.
— В последнее время ты меня сильно удивляешь, — несколько неодобрительно жуёт губы Игнат. — Не буду тебе мешать, тренируйся, — глухо говорит он и мне показалось, что он сильно раздражён.
— Подожди, Игнат, возьми заготовку для лука и жилы, — примеряющее предлагаю я, мне почему-то стало жалко его.
— Нет, Никита, я себе, что ни будь другое, сделаю. А вообще, спасибо, — соизволил смягчиться он.
Затратив ещё некоторое время, я делаю небольшой лук Ярику и, совсем маленький, малышу Катерины.
Долговязый, который в своё время напал на меня с ножом и так удачно оформил мой старый шрам в корону, недавно очнулся, на всё смотрит бестолковым взглядом, иногда мычит от боли, но я знаю, он будет жить, меня это радует. За ним ухаживает та женщина с детьми и это хорошо, сиделка не нужна, у Семёна и так полно работы, к сожалению, много травм.
Когда стемнело, подошёл Аскольд с дочкой. Светочка необычайно серьёзная и гордая. В руках держит, изготовленный папаней, изящный маленький лук.
— Дядя Никита, пусть Ярик и Коля пойдут с нами, папа будет учить нас стрелять.
— Хорошее дело, — улыбаюсь, — я не возражаю. А мне можно с вами пойти?
— Сейчас спрошу у папы, — радостно встрепенулась прелестное дитя.
— Аскольд улыбается краем рта: — Если ты просишь, дочка, так и быть, возьмём с собой Великого князя, пусть потешится стрельбой из лука.
— Вот здорово, папа разрешил!
Ладушка целует ребёнка в лобик: — Ты проследи, чтоб дядя Никита сильно не увлекался, нам нужно с ним ещё о многом поговорить, — мягко смотрит она на меня.
— Хорошо, тётя Лада, прослежу, — серьёзно говорит Светочка, морща чистый лоб.
— Подождите, я с вами, — Семён взмахивает таким несуразным луком, что у меня даже дух захватило. Невероятно, такой искусный хирург и невероятно дикое творение абстракционизма.
Небольшой группой спускаемся на пляж, там горят костры, в отдалении воткнуты в песок мишени, несколько человек тренируются стрельбой из лука. Похоже, им давно знакомо это оружие. Аскольд подтверждает догадку: — Профессиональные лучники спортсмены. Один из них стреляет почти как я, — без ложной скромности, замечает он.
— Это как? — наивно спрашиваю я.
— Со ста метров в картонный ящик, из десяти выстрелов девять попаданий… у него, — добавляет он.
Аскольд подходит к лучникам, люди опускают луки, с обожанием взирают на своего кумира. Когда он успел расположить к себе этих людей?
Тем временем Аскольд распорядился установить новые мишени, затем попросит мой лук. Пробует натянуть, изумление отражается на лице: — Я впервые с таким сталкиваюсь, лук с натяжкой около ста килограмм и это не блочный лук, а обычный. Это стрельба до километра!
Он возвращает его мне: — Неужели натянешь, Никита?
Как индюк раздуваясь от гордости, беру лук и с усилием натягиваю тетиву, держу несколько секунд, чувствую, ещё мгновение и мои жилы на руке порвутся, отпускаю. Тетива звякает как толстая металлическая струна, в кончиках пальцев отдаётся чувствительной болью.
— Медведя прошьёшь насквозь, — с удовлетворением говорит он.
Я польщён, но мышца на правой руке гудит, как баян, не переусердствовать бы.
— Скоро начну изготавливать блочные луки, для тебя, Великий князь, приготовлю нечто особенное, зрения не хватит проследить полёт стрелы, — обещает он и смотрит на меня, словно увидел впервые.