Химия смерти
Шрифт:
Я выкинул личинку обратно в траву. Остальные полицейские прислушивались, бросив работать.
– Итак, исходя из общего характера деятельности насекомых, мы имеем дело с интервалом где-то между одной и двумя неделями с момента смерти. Я полагаю, вы знаете, что это такое? – И я показал пальцем на следы желтовато-белесой массы, прилипшей к некоторым травинкам.
– Побочный продукт разложения, – холодно ответил полицейский.
– Правильно, – сказал я. – Это липоцера, она же трупный воск. По сути, это мыло, образованное жирными кислотами мягких тканей при разложении мускульного белка.
Вокруг стояла полная тишина.
– Насколько меньше? – наконец подал голос Маккензи.
– Без дополнительной информации сказать невозможно. – Я посмотрел на хиреющие растения и пожал плечами. – Навскидку, даже с учетом быстрых темпов разложения, я бы дал девять, может быть, десять дней. Если бы дольше, то в такую жару уже наступила бы полная скелетонизация.
Разговаривая, я продолжал взглядом обшаривать мертвую траву, пытаясь отыскать то, что – как я надеялся – могло здесь находиться.
– Как был сориентирован труп? – обратился я к полицейскому.
– Сориен... Чего?
– Голова куда смотрела?
Насупившись, полисмен показал пальцем. Перед глазами всплыли снимки, я представил, как были вытянуты над головой руки, и стал осматривать землю в том месте. Того, что я искал, в траве не нашлось, поэтому я начал разворачивать спираль поиска, осторожно раздвигая пальцами травяные стебли и разглядывая то, что находится возле корней.
Я уже стал подумывать, что ничего нет, что какое-то трупоядное животное меня опередило, когда в глаза бросился искомый предмет.
– Попрошу пакет для вещдоков.
Дождавшись пакета, я сунул руку в траву и осторожно выудил иссохший, сморщенный лоскут коричневого цвета.
– Это что? – спросил Маккензи, по-журавлиному вытянув шею.
– Примерно через неделю после смерти начинается так называемая пелолапсия. Соскальзывание эпидермиса, если угодно. Вот почему кожа у трупа выглядит такой сморщенной, будто не по размеру. Особенно на руках. В конечном итоге кожица сходит полностью, как перчатка. Очень часто таким вещам не придают значения, поскольку люди не знают, что это такое, и принимают за пожухлую листву.
Я выставил на обозрение прозрачный пакет с клочком телесной ткани, похожим на пергамент.
– Вы говорили, что хотите обнаружить отпечатки пальцев?
Маккензи даже отпрянул.
– Шутите?!
– Нет. Не знаю, с какой это кисти – правой или левой, но вторая «перчатка» должна быть где-то рядом, если только не досталась животным. Так что дальнейший поиск оставляю в ваших надежных руках.
Один из полицейских фыркнул.
– И как прикажете снимать с него отпечатки? – язвительно спросил он. –
– О, здесь все просто, – меланхолично возразил я, начиная даже испытывать некое удовольствие. – Куриный суп из пакетика знаете? Как говорится, «только добавь воды» – и вуаля! – Ответом был тупой взгляд. – Короче, оставьте лоскут на ночь в воде. Он набухнет, и вы сможете натянуть его на руку. Так что гарантирую вполне приличный набор «пальчиков» для анализа.
Я вручил ему пакет.
– Да, кстати. На вашем месте я бы привлек кого-нибудь с ладонью поизящней. И пусть заранее наденут хирургические перчатки.
Оставив полицейского разглядывать трофей, я нырнул под ленту и вышел из круга. Начинало сказываться реактивное состояние. Я сбросил комбинезон и защитные бахилы, радуясь свободе.
Пока я сминал спецодежду в комок, подошел Маккензи. Он задумчиво качал головой.
– Да-а, правду говорят: век живи, век учись... Где это вы так наловчились?
– В Штатах. Провел пару лет в судебно-антропологическом центре Теннесси. На «трупоферме», как его неофициально именуют. Единственное место в мире, где процессы разложения изучают на настоящих человеческих трупах. Сколько это занимает при различных условиях, какие факторы влияют и так далее... ФБР там обучает своих агентов технике обработки места преступления. – Я кивнул в сторону полицейского, раздраженно раздававшего указания остальным сотрудникам. – Нам бы, наверное, тоже не помешало такое заведение.
– Ага, от них дождешься... – Маккензи принялся стаскивать с себя комбинезон. – Ненавижу эти чертовы тряпки... – пробормотал он, отряхивая костюм. – Так вы считаете, она была мертва дней десять?
Я стянул с рук резину. Запах латекса и влажная кожа вызвали к жизни куда больше воспоминаний, чем хотелось.
– Девять или десять. Правда, это вовсе не значит, что тело все время пролежало здесь. Его могли привезти откуда-то еще, но, думаю, ваши эксперты сумеют ответить на такой вопрос.
– Вы могли бы им помочь.
– Извините, я обещал помочь с идентификацией трупа. Завтра к этому часу вам станет понятнее, кто он. – «Или она», – подумал я про себя и тем не менее промолчал. Маккензи, однако, видел меня насквозь.
– Мы всерьез взялись за розыск Салли Палмер. На данный момент никто из опрошенных не видел ее после барбекю. Она сделала заказ в бакалейной лавке, а на следующий день, когда он был выполнен, за ним не явилась. Кроме того, по утрам она обычно звонила киоскерам, чтобы ей принесли газеты. Заядлая читательница «Гардиан», судя по всему. Но и прессу она перестала получать.
Во мне начало расти темное, уродливое чувство.
– И до сих пор об этом никто не сообщил?
– Видимо, нет. Такое впечатление, что ее никто не хватился. Все думали, она куда-то уехала или просто занята своей книгой... Киоскер сказал, что она вроде не из местных. А вы говорите, в деревне все на виду...
Я-то ничего не говорил. Не мог. Ведь я и сам не заметил ее отсутствия.
– Это еще не значит, что речь идет о Салли. Вечеринка в пабе состоялась почти две недели назад. Обнаруженная жертва, кем бы она ни была, погибла позже. И кстати, что с ее мобильным телефоном?