Хирург Илизаров
Шрифт:
И вот — удивительное дело! — поражаешься не тому, что хирург стал получать колоссальное количество писем, а тому необъяснимому, на первый взгляд, факту, что долгое время Илизаров находился в положении кустаря-одиночки. Авторское свидетельство на первый аппарат он получил еще в 1952 году. Тогда же и позднее Гавриил Абрамович получил многочисленные отзывы и заключения. «Фантазия» стала реальностью, мысль воплотилась в стальных деталях нового аппарата для сращения костей и удлинения конечностей. Многие годы при помощи своего аппарата, основываясь на собственной методике лечения, отличающейся от привычных, так называемых классических методов хирургического вмешательства,
Для тех, кто ознакомился с первым аппаратом, все как будто бы было предельно ясно. Но Гавриил Абрамович ставил перед собой все более сложные задачи. И когда он вышел в Свердловске на трибуну специальной конференции по применению металла в хирургической практике, то его сообщение вызвало сенсацию.
С 1946 года в Свердловском институте восстановительной хирургии начали применять стержень специальной конструкции из нержавеющей стали как в травматологии, так и в ортопедической хирургии: при операции удлинения бедра, несросшихся переломов и т. д. К тому времени, когда проходила конференция, институт добился результатов, которые превосходили данные большинства зарубежных и отечественных медицинских учреждений. Требовалось уточнить детали, технику, научные обоснования таких операций. Об этом и шла речь в докладе многих научных сотрудников института. При переломе бедра кости срастаются, сообщали докладчики, в среднем через два с половиной месяца, а стержень удаляют через три — три с половиной месяца. Разумеется, это был успех и не малый. Но вот на трибуну поднимается Илизаров. Говорит так, будто в небольшом кругу приятелей беседует о самых обыденных вещах:
— Больные через три-четыре дня после операции начинают ходить при помощи костылей, через восемь-десять дней — с одним костылем. Через четырнадцать — пятнадцать дней они ходят с помощью одной тросточки, а некоторые передвигаются без какой-либо помощи. Аппарат снимается в среднем через шестнадцать — восемнадцать дней с момента операции.
Трудно, очень трудно поверить этому сообщению специалистам, убеленным сединой.
Еще на трибуне Гавриил Абрамович увидел: кое-кто из коллег чересчур многозначительно покачивал головой, когда он говорил о том, что ему удалось добиться. Ну что же, он готов дать на все исчерпывающий ответ — все данные — в историях болезней. Но, даже рассчитывая на худшее, не ожидал, какие каверзные вопросы заготовили его оппоненты:
— Какая надобность ставить больного после такой тяжелой операции на третий день?
Вопрос прозвучал вполне корректно, но Гавриил Абрамович почувствовал его тайный смысл. И, глядя в лицо спрашивающему, простодушно ответил:
— Прежде чем спорить, нужно убедиться: факты — упрямая вещь. Нужно проверить нашу методику и после этого ее критиковать. Так ведь? — Затем, подумав, добавил: — Догадываюсь, некоторые считают это шарлатанством. Но я могу сослаться на ряд специальных исследований, которые достаточно убедительно доказывают возможность ускоренного сращения костей. Кстати, это подтверждается работой бывшего сотрудника Уральского травматологического института Лешиной, проведенной в 1934 году. Я мог бы также сослаться на специальные эксперименты Сангаевского, Ульмана, Васильева, Мацуоки.
Выступление Илизарова оказалось тем «горючим» материалом, который воспламенил присутствующих, и в зале началось кипение страстей. Один за другим поднимались на трибуну «остепененные» оппоненты. Кандидаты наук, главным образом из Свердловска, взяли на себя роль и судей, и арбитров в крупном научном споре.
— Слесарный подход к хирургии
Гавриил Абрамович внимательно вслушивался в аргументы оппонентов и невольно отмечал про себя, как оратор заученным жестом поправляет очки, что речь его течет размеренно и в самых «ключевых» местах он отрывается от бумажки и обращается то к уважаемым коллегам из президиума, то к аудитории, словно призывая быть свидетелем его неотразимой аргументации. Оратор скромно перечисляет то, что «мы разработали», «мы предложили». И все это, разумеется, в развитие и дополнение доклада уважаемого научного руководителя института.
Солидно звучала отполированная речь другого оппонента:
— Мы доктора Илизарова уважаем, ценим его предложения, используем принцип фиксации с большой пользой для больных. Но мне… пришлось возражать молодому хирургу здесь, в институте, затем вне стен института, на совещании по борьбе с травматизмом, затем на республиканском совещании в Ленинграде…
В полемическом задоре оратор, вероятно забыл, что, несмотря на все возражения, в самом институте, когда здесь появился аппарат Илизарова, дело продвинулось вперед удивительно быстро.
Один воронежский кандидат наук, вероятно, искренне веруя в то, что говорит, яростно ссылался на авторитеты: выступление доктора Илизарова противоречит установкам такого солидного учреждения, как Ленинградский институт костного туберкулеза.
— Я заканчиваю словами покойного Гальперна, который говорил: «Удивляюсь, но не подражаю».
О, если бы истина застыла в неподвижности! Если бы проникновение в суть вещей могло быть абсолютным, а знания — исчерпывающими и окончательными! Тогда со времен отца медицины Гиппократа мы ни на шаг не продвинулись бы дальше.
Председательствующий, словно не обратив внимания на то, что во вступительном слове благосклонно отозвался о работе Илизарова, в конце заседания мимоходом, со снисходительностью именитого ученого перечеркнул сообщение Илизарова:
— На сегодня в докладе Илизарова нет ничего убедительного, что подтвердило бы выдвигаемое им положение… Доктор Р. представила, собственно, тот же материал, но с установкой нашего института.
По-научному это звучит благозвучно — «осветить вопрос»…
На банкете после закрытия конференции Гавриил Абрамович освободился от душевной скованности, развеселился и решил «показать класс». Он с детства увлекался фокусами и, кое-что вспомнив из стародавнего, стал «затирать» в ладони соседей монеты, убирал с влажного ножа бумажные кусочки, а затем они вновь оказывались на лезвии ножа — незаметно, конечно. Коллеги заливались смехом, все хотели его разоблачить, но никто не мог. И вдруг один из них, прищурясь, заметил:
— Вы, наверное, и с трибуны рассказывали нам о фокусах?
Собеседники притихли, потянулись к вилкам, не замечая пошловатой развязности говорящего. Гавриил Абрамович, шаркнув сумрачными темными глазами, предложил:
— А вы покажите нам хотя бы здесь, за столом. — И все, понимающе переглянувшись, вновь заулыбались. Молодой незнакомый врач, желая сгладить неловкость, поднял бокал и предложил тост:
— Пусть наша дружба будет такой же крепкой, как прочность фиксации аппаратом Илизарова!