Хит сезона (сборник)
Шрифт:
Единственный вопрос, который он знал откровенно слабо и в котором постоянно путался, была программа возглавляемой им партии радикал-социалистов. Когда Кондрашкин брался разъяснять цели и задачи партии, у него получалась мешанина из анархо-синдикализма и матерого марксизма-ленинизма самого что ни на есть застойного розлива.
В конце Кондрашкин всегда сворачивал на свой любимый лозунг о «неоэкспроприации неоэкспроприаторов», которым окончательно запутывал своих слушателей. А между тем суть лозунга была проста до элементарности и сводилась к любимой политической мысли
Подозревать такого человека в коррупции, или, как любят говорить в тарасовской Думе, «в ангажированности», мало кому пришло бы в голову. Но Сергей Иванович после долгих размышлений именно его обозначил цифрой один в списке своих подозреваемых.
Я сначала не могла понять логики его рассуждений.
А потом меня осенило.
Да просто не вписывается закон о легализации проституции в набор лозунгов, которыми оперирует на трибуне Василий Кондрашкин. Товарно-денежные отношения вообще его всегда раздражают, слово «рынок» он произносит с отвращением, а тут – на тебе! – выступает за введение этих самых отношений в столь деликатной сфере, как секс. Как-то плохо это вяжется с марксизмом-ленинизмом.
«Продался!» – делает естественный вывод Сергей Иванович, и мне нечего возразить на его логику…
Я пробежала глазами весь список его «кандидатов» и только сейчас сообразила, что он выбрал, похоже, пятерых из тех самых «быков», о которых говорил мне Сидорович. Все названные им подозреваемые в коррупции депутаты являлись лидерами своих фракций, все были известными политиками и ораторами.
Вот, например, еще одна очень известная в Тарасове фигура – владелец крупной частной радиостанции Моисей Геллер.
Но тут я вообще отказываюсь понимать Сергея Ивановича. Этого-то он зачем вписал?
О доходах Геллера ходят такие слухи, что ему самому впору было бы подкупать остальных депутатов. Это один из тарасовских миллионеров. Он первым организовал в Тарасове частную рекламную газету, первым создал частную радиостанцию, первым открыл частный коммерческий телеканал.
На рекламном рынке в Тарасове он первое и самое крупное сейчас лицо. Зачем ему связываться с законом о проституции?
Может быть, у меня просто не хватает информации и интересы Геллера совсем не денежные? А чем еще можно подкупить такого человека? В чем он выиграет, если закон о легализации проституции будет принят?
Мне оставалось только пожать плечами и ответить самой себе: «Понятия не имею!»
Что я и сделала.
А вот человек, о котором ходят слухи, что его купить нельзя, но слухи эти тут же входят в противоречие с хорошо известным фактом – отсутствием у него хоть какого-то мало-мальского капитала.
О Никанорове говорят, что он человек бедный, но честный. Он возглавляет в Думе группу демократов и отстаивает с высокой трибуны гражданские свободы и гласность.
Купить его, на мой взгляд, все же можно, причем дешево.
Не верю я в честных депутатов, это, как мне кажется, нонсенс – иметь возможность взять и… отказаться. Ради чего? Ради этой самой гласности, которой теперь в Тарасове хоть пруд пруди? Или ради гражданских свобод, о которых он имеет лишь теоретическое и при этом окрашенное в густо-розовые романтические тона представление?
Никаноров принципиален и честен? Откуда же тогда это его раздражение, когда он говорит о крупных тарасовских бизнесменах? Ведь он сам выступает за свободное развитие рынка и открытую конкуренцию.
Завидует он им, злится на свою нищенскую жизнь – вот и все объяснение.
А раз завидует чужим деньгам, обязательно возьмет, если предложат.
Ну, почему в список Кряжимского попал Семен Неведомский, ясно как божий день.
Возглавляя леворадикальное движение с труднопроизносимым названием – что-то про родину, про единство, про патриотов и, как ни странно, про крылья, – он уже второй год носится с идеей создания каких-то «отрядов самбо», то есть самообороны без оружия. Я, правда, не верю, что так уж и без оружия. Скорее всего оружие есть, но только посвященные об этом знают.
Неведомский – опасная личность, с явно диктаторскими замашками.
Каждую лишнюю копейку он пускает на закупку обмундирования для своих отрядов, на оплату тренеров по различным видам единоборств, на изготовление листовок, агитирующих молодежь вступать в его «отряды самбо». Если ему предложат денег, все равно – кто и все равно – за что, он тут же возьмет, деньги ему всегда нужны, потому что он носится с идеей грядущей гражданской войны, для которой, собственно, и готовит свои отряды.
Единственный вопрос, связанный с Неведомским, – будет ли он делать то, за что возьмет деньги? Впрочем, идея легальной проституции вполне вписывается в его представления о жестком режиме власти и максимальном удовлетворении потребностей его подданных.
А вот замыкает список фигура совсем уже любопытная. Никто из журналистов-политологов, с которыми я разговаривала о Троянове, не мог мне объяснить, как он вообще попал в депутаты.
Если бы я увидела его у пивного ларька с горсткой мелочи в трясущихся руках, я нисколько бы не удивилась. Но я гораздо чаще видела его на трибуне областной Думы произносящим зажигательные речи не совсем трезвым голосом, он мог говорить на любую тему бесконечно долго, и спикеру Думы каждый раз, когда он брал слово, приходилось обрывать его на середине, поскольку до конца он никогда не успевал добраться. Он выступал сегодня «за», а завтра – «против» и в обоих случаях делал это одинаково убедительно, очень аргументированно и даже зажигательно.
На новичков он производил ошеломляющее впечатление. Они им восторгались и пророчили ему блестящее политическое будущее.
Но, послушав его еще пару раз, понимали, что сама суть вопроса его нисколько не волнует. Его интересуют только слова, которые он произносит, и их воздействие на аудиторию. У него не было вообще никакой политической позиции, но тем не менее он возглавлял в Думе группу центристов – наверное, только в силу того, что среди центристов не нашлось ни одного опытного оратора. Вот Троянов и занял «вакантное», так сказать, место.