Хит сезона (сборник)
Шрифт:
Я выпаливала все это скороговоркой, понимая, что, пока я его не заинтересую, разговор каждую секунду рискует закончиться.
– …Или помощи, если вам так больше нравится. Речь идет о доходах депутатов областной Думы…
Все! Зацепила! По тому, как его раздраженное сопение в трубку сменилось ровным дыханием спокойного и внимательного человека, я поняла, что он заинтересовался. Он же, в конце концов, знает, что Бойкова просто так слов на ветер не бросает, если я сказала что-то о депутатах Думы, значит, следующий скандал, который случится после выхода нашей газеты, будет связан с Думой. Теперь все зависит от того, нужен ли Синицкому такой скандал. А тут вариантов была масса, просто целая куча, потому что не за горами новые выборы в областную Думу, и интересы Синицкого в этом плане могли быть самыми разнообразными.
Но он пока все еще молчал, и я продолжала излагать свою просьбу:
– Я раскручиваю сейчас одну ситуацию, связанную с подкупом депутатов при принятии законов.
Он наконец-то определился в своем отношении к моей идее.
– Что ты от нас хочешь? – спросил генерал.
– Того, чего не могу сделать сама, – сказала я. – Мне нужны банковские счета депутатов и членов их семей. И содержание этих счетов. И динамика поступлений за последний, скажем, месяц.
– Ты, Бойкова, наверное, думаешь, что мы можем все! – воскликнул генерал. – Ты хоть понимаешь, о чем ты меня просишь?
– Конечно, понимаю, – перебила я его. – Я прошу вас совершить неконституционные действия.
– Ах, ты это понимаешь, – спокойно сказал Синицкий. – Позволь тогда поинтересоваться, зачем тебе это нужно? Ты же знаешь, что ни строчки об этом мы тебе опубликовать не дадим.
«Поможет! – сообразила я. – Он уже фактически обещал! Только предупреждает теперь, чтобы по-умному распорядилась этой информацией».
– Я и не собираюсь ни строчки об этом публиковать, – сказала я. – Мне это нужно… Ну, скажем, в чисто оперативных целях. Чтобы знать, за кем охотиться.
– А вот это мы тебе, пожалуй, подскажем, – сказал Синицкий, и я поняла, что он улыбнулся. – То, о чем ты просишь, будет у тебя завтра… В пятнадцать часов.
– Спасибо, Василий Михайлович! – обрадовалась я. – Не ожидала даже…
– Не ожидала она… – хмыкнул генерал. – Удачной тебе охоты, Бойкова!
«А у Синицкого наверняка много чего накопано на кое-кого из депутатов! – подумала я. – Но тронуть их не может – депутатская неприкосновенность. Слава богу, для газеты это понятие не столь существенно. Были бы доказательства – ни один депутат не уйдет от всенародной популярности, когда все его делишки «Свидетель» вытащит наружу. Вот тогда и посмотрим, как отреагируют избиратели на новых выборах».
Глава 5
Следующий день я провела в Думе. Заседания в этот день не было, но депутаты все терлись по кабинетам. Что-то держало их вместе и не позволяло расходиться по домам. Все они были чем-то обеспокоены. Это сказывалось на атмосфере, которая из кабинетов выползала в коридоры, разливалась по этажам и подчиняла себе даже думский аппарат и дежурных милиционеров.
Один из них остановил меня на входе, долго искал мою фамилию в списке аккредитованных при Думе журналистов, а потом заявил, что, наверное, моя аккредитивная карточка не подтверждена, поэтому мне нужно решить этот вопрос с руководителем пресс-службы Думы, а пока он меня пропустить не может, потому что… И т. д. и т. п.
Я не стала ему объяснять, что и не была аккредитована при Думе, поскольку вовремя не позаботилась об этом, привыкнув к тому, что прежде всегда пропускали без всякой аккредитации, а просто позвонила снизу, с проходной, Сидоровичу – благо, он оказался на месте – и попросила его спуститься.
Он, по-моему, рад был увидеть меня вновь. Ему, правда, было уже под шестьдесят, но при чем здесь возраст? Я ему нравилась, я это чувствовала, да он, собственно, сам мне об этом сказал при первой нашей встрече. Но сейчас я пришла не к нему и попросила его всего лишь провести меня через милицейский пост.
Сидорович понимающе кивнул, о чем-то пошептался с милиционером, тот вытаращил на меня глаза, потом смущенно посмотрел на Сидоровича и отвернулся, чтобы не видеть, как я поднимаюсь мимо него по лестнице.
– Чем это вы его так смутили, Александр Павлович? – спросила я. – Что вы ему сказали?
Сидорович хитро улыбнулся и ответил уже в дверях своего кабинета, словно желая спрятаться от меня:
– Я сказал, что вы моя жена…
– Тогда понятно, – сказала я. – Спасибо.
– За что? – спросил он.
– За предложение, – ответила я. – Но вынуждена отказаться. Замужество сейчас никак не входит в мои планы.
– Боюсь, что не смогу ждать вашего согласия слишком долго, – вздохнул Сидорович. – Возраст, знаете ли… Но, если надумаете, мой телефон у вас есть. Предложение остается в силе.
Я очаровательно ему улыбнулась, и он скрылся за дверью своего кабинета.
Этот маленький эпизод заметно улучшил мое настроение, упавшее после совещания в редакции, на котором выяснилось, что в девятнадцати обследованных моим мужским отрядом публичных домах никаких следов Маринки не оказалось.
Я, конечно, старалась мужчин приободрить, говорила возбужденно, энергично, но, стоило им разойтись, скисла сама. А что, если Маринку вообще увезли из Тарасова? Куда-нибудь в районный центр? Или спрятали где-то на квартире? Тогда мы никогда ее не найдем…
Я хоть и верила, что интуиция меня не подводит, но и мне было очень тревожно.
Сидорович меня немного отвлек и вернул в рабочее состояние. И я была ему за это очень благодарна.
Но ни он сам, ни его кабинет меня сегодня не интересовали. Сергей Иванович Кряжимский честно промучился над моим заданием часа три и выдал мне результаты своей аналитической работы – пять фамилий, на которые стоит обратить внимание прежде всего.
И первым в его списке стоял человек, в Тарасове очень известный, в основном благодаря своим выступлениям на митингах и заявлениям в печати.
Это был лидер думской фракции так называемых радикал-социалистов, бывший слесарь завода резино-технических изделий, а ныне крупный, по тарасовским меркам, политический деятель Василий Кондрашкин.
Он часто выступал по любым поводам и комментировал действия исполнительной власти, губернатора и его команды, раздавал всем сестрам по серьгам, причем ни одна из «сестер» не оставалась без подарочка. Главный тарасовский радикал-социалист очень любил обвинять, за что заработал от ехидных коллег-депутатов прозвище «прокурор-социалист». Кондрашкин в каждом своем выступлении пугал доверчивых тарасовских обывателей близкими социальными потрясениями в виде народных восстаний, массовых голодовок, каннибализма из-за отсутствия продовольствия, в виде крупного и среднего международного капитала, скупающего предприятия в Тарасове и земли в Тарасовской области.