Хитросплетения

Аньярская Рина

– Юджин…

– Я принёс Вам бельё, дорогая, нужно переодеться.

Баронесса только бессильно кивнула. Супруг на руках отнёс её за ширму, где услужливая хозяйка дома помогла даме облачиться в новую рубашку. Барон рывком снял с кровати окровавленные простыни и, скатав в клубок, бросил на пол. Это была уже третья смена постели под баронессой…

– Джером! – позвал Юджин.

Остин Вендер не замедлил появиться с тюком. Вместе они застелили кровать свежими простынями, после чего барон вновь ушёл за ширму и на руках принёс женщину в постель.

– А теперь оставьте нас, – не поворачивая

головы, произнёс Лот.

Остин Вендер и миссис Баннет покинули спальню.

Присев на край кровати, Олдерс взял тоненькую руку супруги в свои смуглые ладони и поднял взгляд на её иссиня-бледное личико.

– Бедная моя девочка… – прошептал Лот.

– Простите меня, милорд, – едва вымолвила баронесса, и в глазах её задрожали слёзы. – Я дважды виновата перед Вами: заставила волноваться и не уберегла сына…

– О чём Вы, Чарли? – подавшись вперёд и схватив жену обеими руками, прошептал Юджин Олдерс. – Вы живы, и это главное.

Отстранившись от мужа, Шарлотта посмотрела в его глаза и прошептала:

– Этот врач, мистер Рэмси… Он не оставил мне надежды. Если лейб-медик успокаивал примером королевы Екатерины Арагонской [9] , у которой всё же одна дочь, но выжила, то доктор Рэмси…

– Я знаю, знаю, – гладя жену по медным волосам, проговорил Лот. – Не волнуйтесь, Чарли, Вам нельзя переживать.

– Юджин… – прошептали бледные губы баронессы, в то время как её поблёкшие глаза неотрывно смотрели на его опечаленное лицо. – Я никуда не годная жена, и Вы вправе подать прошение об аннулировании нашего брака. Я не буду сопротивляться…

9

Единственным выжившим ребёнком Екатерины Арагонской и Генриха VIII была Мария Кровавая.

– Глупенькая, – возразил барон и стал целовать бледные щёки супруги, приговаривая после каждого касания: – Я люблю Вас, Чарли. Люблю Вас, и ничто этого не изменит! Я не откажусь от Вас ни за что на свете!

Отстранившись на миг от жены, барон посмотрел в её глаза и твёрдо произнёс:

– Если доктора запретят мне впредь касаться Вас, я приму это. Ваша жизнь, родная моя, важнее всего.

– Но как же династия?.. – прошептала Шарлотта.

– Титул отойдёт старшей ветке – Райтам. Потерять Вас – значит перестать жить. Если беременности убивают мою ненаглядную жену, я не сделаю больше ни одного лишнего движения, откажусь от супружеского долга, чтобы не стать Вашим убийцей.

– Юджин…

Лицо баронессы упало на грудь мужа, и женщина горько расплакалась.

Дождь снова забарабанил в окно, и Мелани поняла, что спать невозможно. В комнате становилось холодно, а дров у камина совсем не осталось. Юная графиня села на край кровати, чувствуя, как тело бьёт мелкая дрожь.

Хотелось плакать. Плакать от собственного бессилия, от осознания того, что любимый – в чём она уже была уверена, именно любимый! – мужчина настолько усомнился в её добродетели, что не желает даже обнять. Воспоминания о графе Генуэзском заставили содрогнуться.

Только сейчас до сознания юной авантюристки начал доходить весь смысл его слов.

Только сейчас она поняла, что позволила себе слишком много, оставшись в замке де Нанон на столь долгий срок. Мелани, наконец, сумела сложить два и два: её игры с наместником едва не сорвали его помолвку с наследницей. «Имела ли я право вторгаться в его жизнь? – рассуждала девушка, обнимая хрупкие плечи ладонями, чтобы хоть немного согреться. – Конечно, нет. Отвезла документы, пофлиртовала, и надо было сразу возвращаться! Нельзя было оставаться на второй день… А та ночь, что я провела в его спальне?! Боже, если кто узнает, неминуема беда, неминуема…»

Старшая Младшая Сестра Райта вынырнула из постели, опустив ножки в лебяжьи тапочки, и стала слоняться по спальне. Но дрожь била её по-прежнему, словно ночной дождь эхом отзывался внутри хрупкого тельца.

Не вынеся собственных мыслей, Мелани распахнула двери и покинула опочивальню. Неслышно пройдя до комнаты Тиффани, девушка толкнула створку. Массивная дверь легко поддалась. Дыхание леди Кендбер участилось, сердце бешено забилось в груди. «Ни одна девица не приходила ещё к своему жениху сама… – думала невеста Шервуда. – Я опять нарушаю законы…»

Приблизившись к кровати, она осторожно отвела в сторону балдахин. Раймонд безмятежно спал, вероятно, вымотанный тяжёлым днём службы. Недолго думая девушка забралась на постель и нырнула под одеяло, прижавшись к тёплому телу жениха. Её тонкие ручки обвили его шею, а юная грудь сквозь тонкую сорочку почувствовала крепкие мужские мускулы.

Проснулся Шервуд не сразу. Но едва понял, что происходит, шлёпнул невесту по мягкому месту:

– Чертёнок, ты зачем пришла?

– Только не прогоняй меня, Рей! Мне так холодно сегодня, я не знаю, почему, но холодно… Очень… – страстно зашептала Мелани.

Рыцарь скользнул руками по телу юной авантюристки, чувствуя, как мелкая дрожь бьёт девушку, и поверил ей.

– Ладно, Бог с тобой, оставайся, – сдался Шервуд и строго добавил: – Только не дури, а то выгоню!

В эту ночь Рею пришлось греть уже собственную невесту. Не чужую.

День десятый, 10 июля

Мария Рид стояла на балконе, облокотившись на перила. Шелест накрахмаленных юбок за спиной, сопровождающийся приглушёнными шагами, дал понять, что к ней подходит леди Мелани Кендбер. Встав рядом с подругой, Старшая Младшая Сестра Райта положила ладони на перила, её тонкие пальчики заиграли на невидимых клавишах.

Лицо Марии, обращённое к солнцу, сияло улыбкой и веснушками.

– Кажется, во фрейлинской стало легче дышать без Анны Фишер, – задумчиво проговорила Мелани.

– Да, есть такое, – кивнула невеста Мейсона, не отрывая взгляда от высокого голубого неба.

– Ты какая-то странная, – искоса взглянув на мисс Рид, тихо спросила камер-фрейлина. – Что с тобой?

Мария обратила взор на юную графиню и прошептала:

– Кажется, у нас с Мейсоном будет малыш…

Реснички её чуть дрогнули. Брови Мелани поползли на лоб.