Хитрость
Шрифт:
Джейн помогла мне сесть. Я закрыла глаза и прислушалась к ее глубокому заботливому голосу.
– Я принесла вам крекеров и воды. Доктор сказал, что вам нужно пить.
– Он пришлёт мне обезболивающие?
– Давайте я помогу вам вернуться в постель.
Я позволила ей помочь мне встать и снова спросила:
– Что-нибудь помощнее?
– Он сказал, что хочет вас осмотреть. Он сказал, что приедет сюда.
Она поддерживала меня, пока я полоскала рот, пытаясь избавиться от ужасного привкуса.
– Это смешно, – ответила я, когда она помогла мне добраться до кровати. – Никто больше не вызывает врача на дом.
– Доктор Бек сделает это для вас, миссис Монтегю Фицджеральд.
Она сказала это так, словно мне нужно было напоминание о том, кем я была.
– Когда?
– Он скоро будет.
Я со вздохом закрыла глаза. Я не могла позволить доктору Беку увидеть мою руку. Достаточно того, что Джейн заметила. Впрочем, в прошлом она замечала и другие вещи.
– Джейн, ты можешь достать мне ночную рубашку с длинными рукавами и халат?
– Да, мэм.
Надев чистую ночную рубашку, я прислонилась к изголовью кровати и глубоко вздохнула. Должно быть, помогла рвота. Может быть, я съела что-то плохое за ужином вчера вечером. Я не могла вспомнить, что ела. У меня было вино. Может быть, это оно.
Мероприятие, проведенное прошлым вечером, я планировала в течение шести месяцев. Это было вскоре после смерти отца. План состоял в том, чтобы организовать благотворительный ужин и учредить стипендию Чарльза Монтегю II для Университета Эмори.
Поначалу мы с мамой думали, что он достанется Эмори. В конце концов, именно там мы с отцом и учились. По мере того, как планы становились все более осязаемыми, Алтон решил, что стипендия должна быть для местных. Он рассудил, что Монтегю лучше поддержать местные начинания. После недавней кончины матери я была единственной, кто не согласен. Стипендия ушла в Государственный Университет Саванны.
Ужин прошел успешно, собрав более тридцати тысяч долларов. Гораздо больше денег ожидалось от пожертвований, но это сделало то, что должно было сделать, и начало прием средств, привлекая внимание средств массовой информации к стипендии. Это было также хорошей рекламой для корпорации Монтегю.
За эти годы я поняла, что не имеет значения, чем я занимаюсь. Если я общалась на вечеринке, это уже достаточно. Если я сидела тихо, я была груба. Хотя Алтон обхаживал меня весь вечер, и мы казались идеальной парой, я знала. По его взгляду и прикосновениям я могла сказать, что он не счастлив. А потом, когда я попросила его уйти раньше, чем он хотел, я пересекла последнюю черту.
Его недовольство начало проявляться в машине с молчаливым обращением. Это всегда не предвещало ничего хорошего. Это означало, что он сдерживался, рассчитывал и ждал, пока мы окажемся дома одни. Не то чтобы Брэнтли осмелился бы помешать Алтону унижать меня всю поездку. Теперь, когда отца не стало, его никто не останавливал.
Как только мы оказались в комнате, он не ударил меня. Синяк на моей руке был от того, что он схватил меня. Это было моим напоминанием обратить внимание и услышать каждую оскорбительную, унизительную вещь, которую он должен был сказать. Очевидно, Алтону было намного легче кричать, когда я была всего в нескольких дюймах от него.
Моей единственной защитой было то, что у меня начиналась головная боль. Вот почему я хотела уйти с ужина. Когда я потерла рукав халата, чувствуя ноющую кожу под ним, я поняла, что головная боль оказалась не самой надежной защитой.
Стук в дверь заставил меня открыть глаза. Я вытерла слезу со щеки и крикнула на звук:
– Войдите.
Это было ненужно и надоедливо. Если бы доктор Бек прислал лекарство вместо того, чтобы желать меня видеть, я могла бы спать спокойно, имея гораздо больше шансов стать идеальной женой к шести часам.
– Аделаида, – сказал доктор Бек, подходя ближе. – Мне жаль, что вы испытываете боль.
Я знала, что доктор Бек, так же как я был студентом в Академии. Он был новым врачом в этом районе, переняв устоявшуюся практику. С тех пор, как ушел на пенсию врач отца, доктор Бек унаследовал привилегии семьи Монтегю.
– Да, – согласилась я. – В этот раз хуже, чем обычно. Если можно, выпишите что-нибудь посерьезнее.
– Прежде чем я это сделаю, мне бы хотелось, чтобы вы кое-что для меня сделали.
Я вздохнула.
– Что?
– Я изучал вашу лабораторную карту неделю назад. Вы заметили какие-нибудь другие симптомы?
Я закрыла глаза.
– Нет. Это моя голова. Меня и раньше мучали мигрени. Вы уже прописывали обезболивающие.
– А как же ваша грудь?
Я открыла глаза.
– Моя грудь? А что с ней?
– Она стала чувствительнее?
Я задумалась над вопросом.
– Возможно. Я не думала об этом.
– Тошнота или рвота?
– Да. Только что. Меня вырвало. Но так бывает с головными болями.
– На прошлой неделе вы сказали, что последние месячные были за три недели до осмотра. У вас началась менструации?
– Нет. – Я прищурилась. – Доктор Бек, вы же знаете, что я не могу забеременеть. Вы же сами мне это сказали.
Он взял меня за руку.
– Я сказал, что из-за повреждений матки во время рождения Александрии, зачатие еще одного ребенка маловероятно.
– Нам было трудно зачать ее. Вы сказали так, будто это невозможно.
– Прежде чем прописать вам наркотическое обезболивающее, я хочу убедиться, что вы не беременны.
Тошнота вернулась, когда моя кожа снова покрылась бисеринками пота. Я обхватила себя за живот.
– Я... я не могу.
– У вас с Алтоном были половые контактов за последний месяц?
– Были. Но я не могу. Он думает, что это невозможно. – Я закрыла глаза, и слезы потекли по моим щекам. – Пожалуйста, он... я не могу.