Хлеб с ветчиной
Шрифт:
— Ага, а ты первым делом глотаешь, — бросил я, и продолжил свои размышления.
Похоже, мне так и не удастся ужиться с людьми. Наверное, придется податься в монахи. Я буду вынужден изображать веру в Бога и жить в келье, играть на органе и воздерживаться от вина. Ни одна женщина не испробует мой член. Меня будут отсылать в дальний скит на месячную медитацию, где я не смогу никого видеть и куда никто не сможет переслать мне вина. Правда, существовала одна серьезная проблема, которая ставила под сомнение осуществление пострига, — черные монашеские одеяния шили из шерстяной материи. Эта одежонка хуже, чем моя военная форма,
— Oгo, — заволновался Джим.
— Что там? — поднял я голову.
— Вон, девчонки поглядывают на нас.
— Ну, и что?
— Пока ничего, просто разговаривают и смеются. Но, возможно, они собираются подвалить к нам.
— Точно?
— Да. Если они начнут приближаться, я предупрежу тебя, а ты повернись на спину.
На груди у меня было всего несколько прыщей и шрамов.
— Не забудь, — суетился Джим, — когда подам знак, перевернись на спину.
— Я уже слышал это, — сказал я и снова опустил голову на руки. Я знал, что сейчас Джим смотрит на этих девчонок и улыбается. Умел он подсекать баб.
— Мокрощелки, — выругался Джим, — да они, кажется, еще совсем бестолковые.
Зачем я пришел сюда? — думал я дальше. — Почему всегда приходится выбирать между плохим и ужасным?
— О, о, Хэнк, они идут!
Я посмотрел. Их было пятеро, и они приближались. Я перекатился на спину. Они подошли, хихикая, и остановились. Одна из них громко высказалась:
— Эй, а ребята ничего — симпатичные.
— Девчонки, вы здесь неподалеку живете? — спросил Джим.
— Ага, — раздалось в ответ, — мы гнездимся вместе с чайками!
Все захохотали.
— Ну, а мы орлы, — нашелся Джим. — Правда, я не знаю, что делать двум орлам с пятью чайками.
— Интересно, а как это происходит у птиц? — поинтересовалась цыпочка в желтом купальнике.
— Черт его знает, — притворно задумался Джим. — Может, нам следует поэкспериментировать?
— Для начала, может, присоединитесь к нашему гнездилищу? — предложила в красном купальнике.
— Конечно, — согласился Джим.
Вели беседу только три девушки. Две же просто стояли, поправляя свои купальники.
— Без меня, — отказался я.
— Что случилось с твоим приятелем? — спросила Джимми девица, которая теребила купальник на своей точеной попке.
— Он стесняется, — ответил Джим.
— А что это он? — переспросила девица, поигрывающая лямочкой лифа.
— Ну, просто застенчивый, — отбрехался Джим, встал и ушел с прекрасной пятеркой.
Я закрыл глаза и стал слушать волны. Тысячи видов рыб поедали друг друга в толщах океана. Бесконечное множество прожорливых ртов и испражняющихся анусов толклось на суше. Весь земной шар был населен ртами и жопами — жующая, срущая и ебущаяся Планета.
Я перевернулся и увидел Джимми в окружении девиц. Он стоял, выпятив грудь и выставив напоказ яйца. У него не было такой рельефной груди и таких мощных ног, как у меня. Он был тонкий, изящный, с черными волосами, маленьким своенравным ртом и великолепными зубами, аккуратными ушами и длинной шеей. По сравнению с ним у меня не было шеи вовсе, казалось, моя голова сидит прямо на плечах. Я был сильный и кряжистый, но женщинам нравились денди. И все же, если бы не мои прыщи и рубцы, я все равно был бы сейчас рядом с ними и продемонстрировал свои достоинства. Мои гигантские яйца, словно вспышки молний, озарили бы и взбудоражили их примитивные рассудки. Я — сын нищих, с содержанием в 50 центов в неделю — поразил бы их в самую сердцевину.
Девицы соскочили с покрывала и бросились в воду вслед за Джимми. Я слышал их смех и крики — крики безумцев… Что? Нет, конечно, они были прекрасными, ведь они еще не стали взрослыми, не превратились в родителей. Они смеялись от души и искренне радовались. Они не боялись повседневных забот. В их жизни еще не присутствовал здравый смысл, в их действиях не проглядывал порядок вещей. Вот Д. Г. Лоуренс понимал это. Всем нужна любовь, но не такая, которую практикуют большинство людей и которая ничего не дает. Старик Д. Г. кое-что кумекал в этом. Его приятель Хаксли был просто интеллектуальный невротик, но какой чудесный невротик. Гораздо лучше Бернарда Шоу с его тяжеловесным умищем, который, как громоздкий киль, бороздил по дну жизни, кропотливо разрешая все новые и новые задачи, и постепенно превращающимся в непомерное бремя, мешающее живому ощущению действительности. Его блестящая речь по большому счету — беспросветная тоска, терзающая сознание и сердце. Но все же стоило почитать их обоих. Приходило понимание, что мысли и слова могут быть обворожительны, хотя, в конечном итоге, они и бесполезны.
Джим резвился в океане, брызгая на девиц. Он был их Нептуном, и они любили его — видного и многообещающего. Да, он был великолепен. Он знал секрет успеха. Я проглотил много книг, но Джим пролистал ту, о которой я и понятия не имел. Это был гениальный артист в узких плавках, подчеркивающих размеры его гениталий, с шаловливым взглядом и кругленькими ушами. Я не мог противостоять ему, так же, как и тому громиле, что прогуливался в зеленом купе со своей милашкой, чьи волосы так восхитительно развевались на ветру. Оба они имели то, чего заслуживали. А я был всего лишь пятидесятицентовым засранцем, блуждающим в полном неведении по цветущему океану жизни.
Я наблюдал, как они выходили из воды, лоснящиеся, гладкокожие, юные и желанные. Я жаждал их внимания, но только не из жалости. И еще, несмотря на их свежие безупречные тела и резвый ум, я осознавал свое преимущество перед ними, ведь они по существу еще не нюхали пороха. И когда напасти и бедствия все же просочатся в их жизни, то, наверняка, для них это будет слишком неожиданно и чересчур тяжело. Я же был готов. Частично.
Я наблюдал, как Джим вытирался, одолжив полотенце у одной из своих русалок. Ко мне подошел малыш, мальчишка лет четырех, он захватил в свой крошечный кулачок песку и швырнул его прямо мне в лицо. Я не пошевелился. Забияка стоял, грозно хмурясь, и его испачканный в песке ротик победоносно скривился — маленький избалованный нахал. Я поманил его пальцем, чтобы он подошел поближе. Ну, давай же, давай! Засранец не двигался.
— Эй, парнишка, иди сюда. У меня есть целая коробка конфет из крысиных какашек специально для тебя.
Злыдень поморщился, повернулся и побежал. Я смотрел на его маленькую несуразную жопку. Две грушевидные ягодицы усердно толкались, словно хотели оторваться друг от друга. Рядом объявился другой враг — Джим — великий бабник. Он стоял надо мной и тоже хмурился.
— Ушли, — сообщил он.
Я посмотрел на то место, где они сидели, девиц действительно не было.
— Куда они дают? — спросил я.