Хлеб сатирика
Шрифт:
Солнце уже поднялось высоко над окружающим озеро лесом. Шумят, волнуются рыбаки…
А из-за стола все командуют:
— Пятый таксомоторный парк, подходи! Ордена Ленина студия «Ленфильм»… товсь!
Это на льду.
А подо льдом тихо, сумрачно, прохладно. Между водорослями неторопливо ходят окуни, налимы, язи.
— Слышали? — спрашивает Окунь.
— Слыхал, — отвечает Язь.
— Как же нам теперь быть?
Язь в недоумении шевелит плавниками.
И в самом деле, пугливые, осторожные рыбы поставлены в очень затруднительное положение.
Чья это мормышка — кандидата филологических наук или простого слесаря из трамвайного парка? Кому отдать предпочтение — члену художественного совета киностудии или заведующему отделом кадров коммунального треста? Хорошо им: там наверху все ясно, — а тут поди разберись…
Опять же здоровье… Кажется, рыбак подергивает блесну по всем правилам, а вдруг он коликами страдает, наплачешься тогда у него на крючке!
А вот эта поплавочная удочка чья? Может быть, хозяин ее и честный человек, а может быть, уже дважды привлекался за лжесвидетельство по квартирному делу? Свяжешься с таким, затаскают потом по инстанциям…
Нет, уж лучше подальше держаться! И рыбы уходят на глубину, забираются под коряги, куда не проникнет никакая рыболовная снасть.
И даже малоразборчивые ерши перекочевывают в другой конец водоема, где сидят на льду курносые мальчишки без единого документа в кармане.
Даже ершам скучно и противно иметь дело с канцеляристами!
Лишние люди
Ранним ноябрьским утром я пришел в ателье «Меховые изделия» заказать себе шапку. Давно уже старый друг нашей семьи оленевод и охотник прислал мне шкуру молодого олененка. «Сшей себе настоящую шапку, — писал он. — А то ходите там в Москве бог знает в чем, страх берет за вас, того и гляди уши отморозите». Я все откладывал осуществление доброго совета друга. Но тут пришлось: предстояла длительная командировка на Север, куда в шляпе или кепочке не сунешься.
Приемщик, разбитной чернявый паренек, помял шкурку в руках, посмотрел на свет, зачем-то подул на мех и, небрежно бросив ее на прилавок, сказал:
— Шапка будет готова через месяц.
Такой срок меня не устраивал.
— Видите ли, через десять дней в район Мезени выезжает большая комплексная экспедиция. Получены интересные материалы по древним народным промыслам…
Но чернявый не стал ждать окончания моих пространных объяснений. Его натренированный слух уловил главное — десять дней.
— Месяц — это по инструкции. Если хотите раньше, пройдите к директору.
Пришлось нырнуть под прилавок, протиснуться через узенькую дверцу и потом долго лавировать между столами, заваленными обрезками всевозможных мехов. И вот наконец я в кабинете директора.
Собственно, кабинетом эту фанерную конуру можно было назвать, лишь обладая хорошо развитым воображением. Хотя кое-какие аксессуары такого кабинета имелись: индивидуальная вешалка, телефон, крохотный письменный стол, какие ставят в студенческих читальных залах, письменный прибор с бронзовым рыцарем, перекидной календарь.
Директор читал «Советскую Россию». Не прерывая чтения, он коротко бросил:
— Докладывайте.
Я стал сбивчиво излагать свою просьбу, снова упомянув про комплексную экспедицию и древнее искусство народных умельцев. Рассказ, кажется, заинтересовал директора. Свернув газету вчетверо, он спросил:
— Это те, которые ложки делают? Видал в Столешниковом переулке.
— Нет, почему же ложки! Найдены редкие образцы деревянной архитектуры семнадцатого века. И не только церковного, но и гражданского зодчества…
— А-а… Я-то думал ложки, — разочарованно протянул директор. — Не можем. Сроки разработаны техническим отделом Роспромсовета и апробированы в исполкоме. — Затем, обращаясь к кому-то за фанерной перегородкой, добавил: — Марья Ивановна, будут спрашивать — я в управлении!
И стал надевать отливающие свежим лаком галоши.
Но шапка была мне нужна, и я продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу…
Директор надел пальто, неторопливо заправил под него клетчатый шарф, вынул из кармана кожаные перчатки… и, уже повернувшись ко мне спиной, буркнул:
— Зайди к зав. производством.
Заведующий производством, не в меру располневший сорокалетний мужчина, листал какую-то толстую бухгалтерскую книгу.
— Митрич! — крикнул он через плечо. — Поговори с гражданином!
Митрич оказался как раз тем человеком, от которого и зависело претворение в жизнь доброго намерения моего друга. Он внимательно осмотрел шкурку и промолвил:
— Хороша! Сделаю вам шапку. Скажите приемщику, пусть оформит заказ. Тут работы на полтора дня.
Так благодаря Митричу стал я обладателем чудесного головного убора. Но не о том сейчас речь.
Позже мне приходилось встречаться с разными директорами.
На заводе «Электросила», например, я провел в директорском кабинете больше часа, выслушал интереснейший рассказ о замечательных сегодняшних делах завода-гиганта и заветных далях, к которым стремится его многотысячный коллектив. Пока мы беседовали, непрерывно звонили телефоны, на огромном пульте то и дело вспыхивали зеленые и красные огоньки, приходили и уходили люди. И меня ни на минуту не покидало ощущение, что я нахожусь в рубке большого океанского корабля, которым управляет уверенная рука умелого капитана.
Опытное хозяйство под Барнаулом. С утра до позднего вечера возит меня директор в своем юрком «газике» по бесчисленным полям и делянкам. Очередная остановка. Проворно, как мальчишка, выскакивает директор из машины и ведет по рядам высоких, по грудь человека, растений.
— Посмотрите на эти бобы, товарищ корреспондент! — говорит он. — Видели вы где-нибудь такие? А ведь это Алтай, сибирская сторона, можно сказать. Бобы! Да это же золотая жила нашего животноводства.
Глаза моего собеседника выражают неподдельное восхищение, и весь он, горячий, возбужденный, кажется, светится большим внутренним огнем. И я понимаю, как необходим он здесь, — влюбленный в свое дело командир производства.