Хлеб сатирика
Шрифт:
— Семен Михайлович, вам-то видно?
А сами жмутся к телику, так что папе остается только на затылки смотреть.
Папа говорит маме:
— Меня ребята серьезно беспокоят. Они не гуляют совсем, уроки готовят наспех. Поверь моему слову, этот телевизор до добра не доведет.
Но мама только отмахивается.
Между прочим, папа редко ошибается. И тут он сказал, как в воду глядел. Не довел-таки телик до добра!
Однажды в воскресенье мама послала Вовку в парикмахерскую.
— Иди постригись, а то на монаха похож стал. И смотри у меня, дальше парикмахерской ни шагу, сейчас же
Во дворе Вовка встретил Саханыча.
— На что хочешь спорю, не знаешь, что сегодня будет на Садовом кольце, — сказал Саханыч.
Вовка действительно не знал, но сдаваться сразу ему не хотелось.
— У Ну проедет на машине, — ответил Вовка наугад.
— Фью! Скажет тоже! — презрительно присвистнул Саханыч. — У Ну в Бирме давно.
— Эстафета «Вечерней Москвы», — опять попробовал угадать Вовка.
Но Саханыч засвистел еще пронзительнее. И торжествующим голосом сказал:
— Эстафета состоялась в позапрошлое воскресенье.
Делать было нечего, и Вовка признал свое поражение:
— Сдаюсь.
— То-то. На Садовом кольце сегодня велогонка. Айда смотреть.
Вовка не колебался ни минуты.
Взявшись за руки, они пустились во всю прыть к Бородинскому мосту. На Садовом кольце было видимо-невидимо народу. Вовка с Саханычем быстро протиснулись вперед и стали напротив трибуны с огромным плакатом: «Финиш». Взад и вперед по улице проезжали машины с флажками, ходили какие-то дяди с красными повязками на рукавах, играла музыка — словом, было очень, весело. Вовка купил на выданный матерью рубль мороженого себе и Саханычу и старался ничего не пропустить.
Наконец показались велики. Сначала один, другой, потом целая стайка. Колеса их так быстро вращались, что блестящие спицы образовывали сплошной сияющий круг и больно было смотреть. Все хлопали в ладоши, а Вовка и Саханыч больше всех.
Дома же в это время происходило следующее. Мама возилась на кухне с пирогами. Наташка сидела у телевизора, смотрела передачу о велогонках и вдруг закричала:
— Мама, Вовка наш! И Саханыч!
Прибежала мама и с ужасом увидела среди зрителей Вовку. А диктор в это время говорил:
— Теперь мы показываем вам любителей велосипедного спорта. Как видите, их собралось очень много. Посмотрите, например, на этих двух малышей. Они так увлеклись, что даже забыли о своем мороженом…
Но вряд ли мама слышала эти слова. Ее почему-то больше всего расстроило, что Вовка не пострижен и действительно напоминает монаха и что в руке он держит эскимо.
— Ангина, верная ангина! — со стоном произнесла мама, и ей стало дурно.
Прибежал папа, выключил телевизор и дал маме капель. Наташка ревела во весь голос.
Надо ли перечислять все санкции, обрушившиеся после этого происшествия на голову Вовки? Во-первых, был поставлен на прикол велик. Во-вторых, немедленно отменена предполагавшаяся покупка электроконструктора. В-третьих, прогулки Вовки были строго ограничены пределами двора, теперь он не имел права и шагу шагнуть за ворота.
Ко всему этому Наташка дала Вовке презрительную кличку «зритель». А так как она еще не научилась выговаривать букву «р», то кличка эта звучала особенно обидно.
Что же касается телевизора, то теперь большую часть времени он находится под чехлом. Таково категорическое распоряжение папы. И теперь тетя Маша ходит за солью и спичками к Рыжкиным, тем паче что у них недавно появился новенький «Темп».
Вовка стал учиться прилежнее. И когда ему случается зайти в комнату, где стоит сыгравший с ним злую шутку телик, Вовка глядит на него с опаской. Кто знает, какой еще номер может выкинуть этот, с позволения сказать, неодушевленный предмет!
Папина неделя
(Из Вовкиного дневника)
Папа — человек очень занятой. Когда мама разговаривает с соседкой Натальей Сергеевной, то всегда жалуется:
— Беда мне с Семеном. Все время на заводе пропадает.
Сначала я не понимал, как это можно пропадать на заводе, и стал искать объяснения в «Толковом словаре». Это меня папа научил словарь смотреть. Я полистал словарь и нашел слово «пропасть». Даже два таких слова: одно — с ударением на «о», другое — с ударением на «а». Первое означало крутой обрыв, ущелье, бездну, и мне не подходило.
У второго слова оказалось несколько значений. Я выписал их по порядку: «1. Потеряться, затеряться, исчезнуть неизвестно куда вследствие кражи, небрежности и т. п. 2. Отправившись, уехать куда-нибудь, исчезнуть, перестать появляться где-нибудь. 3. Скрыться, перестать быть видимым или слышимым. 4. Перестать существовать, утратиться. 5. Погибнуть…»
Долго думал я над этим определением, и мне стало страшно. А вдруг папа пропал на заводе вследствие небрежности и кражи и его надо будет разыскивать с милицейскими собаками? Я вспомнил, как в прошлом году разыскивали на даче у Неходовых пропавшую радиолу и Петькин велосипед.
Но ничего похожего на это не случилось. Папа явился ровно в семь ноль-ноль.
Когда сели пить чай, папа сказал:
— Ну вот, теперь у нас на заводе новый режим, и я каждый день буду приезжать домой к шести часам вечера, а по субботам даже к трем.
Мама ответила:
— Вот и хорошо. Займешься сыном. А то он совсем от рук отбился.
Ночью мне приснилось, что я стал большой-большой рыбой. Мама тянет меня на берег, а я отбиваюсь от нее…
Не знаю, как это получается, но только у меня уходит очень много времени на приготовление уроков.
Когда я сел за стол и вынул из портфеля тетради, на нашем будильнике было два часа дня. Потом позвонил Сашка Кресик и сказал, что у них из окна видно, как над Москвой летает самолет и пишет на небе какие-то буквы. Но я ничего не увидел из окна, кроме подъемных кранов, которые складывают большой дом напротив нас. Тогда я побежал на кухню, и оттуда сразу увидел самолет. Он летел высоко-высоко, и за ним тянулись какие-то белые круги. Я стал разбирать, и у меня получилось «ОЕ». Но Сашка со мной не согласился, у него выходило просто два «О». Он велел позвонить Женьке Петрову, потому что Женька живет на восьмом этаже и ему виднее. К телефону подошла Женина мама и сказала, что Женя сейчас занимается по музыке и что надо не в окна смотреть, а учить уроки.