Хлеб сатирика
Шрифт:
Но шли годы, Наташка научилась совершенно четко произносить букву «р», и разговоры о том, кем она станет, когда вырастет большая-пребольшая, сами собой прекратились. И вот — как гром среди ясного неба — приходит человек домой, показывает карточку абитуриента и спокойно заявляет:
— Мама, я сдала документы в педагогический. В понедельник первый экзамен.
С мамой стало плохо: она залилась слезами и приняла валидол, но тем не менее бросилась к телефону, чтобы мужественно принять на свои плечи службу оповещения.
Родственники реагировали на полученное известие по-разному.
Папа сказал коротко: «Сейчас еду», — и повесил трубку. Бабушка Ева, по профессии пианистка-аккомпаниатор, приказала маме:
— Измерь у Наташки температуру и посади ее в ванну.
За свою долгую жизнь бабушка Ева убедилась: ничто так не содействует укреплению человеческого духа, как журчание воды, падающей на белоснежный кафель. Каждый раз, когда ей предстояло аккомпанировать особенно прославленной солистке, бабушка обязательно устраивала себе горячую купель.
Мамин брат дядя Костя посоветовал:
— Я бы на твоем месте немедленно телеграфировал Ивану. У него же непререкаемый авторитет.
А когда сенсационное известие дошло до живущей на Арбате тети Даши, то она только и могла сказать:
— На тебе, такое дело!
И грохнула об пол приготовленную для клубничного варенья шестилитровую стеклянную бутыль.
В воздухе запахло паникой.
И не случайно, потому что в семье никто более или менее четко не представлял, как сдаются экзамены.
Правда, и папа и мама имели среднее образование, бабушка Ева — высшее, а дядя Ваня, которому в скором времени предстояло получить телеграфную депешу, являлся даже кандидатом технических наук. Так что все они испытали на себе довольно мучительную процедуру, именуемую экзаменами.
Но это было давно.
На устроенном вечером семейном совете выяснилось, что сведения и опыт, которыми располагали его участники, в современных условиях не могут найти никакого применения. Дядя Костя без труда доказал это:
— О чем вы говорите? Серебряная медаль, отличные школьные педагоги, Наташкина начитанность и эрудированность — какое все это имеет значение?
— Но у нас есть возможность пригласить репетиторов, — робко вставила бабушка Ева.
— Репетиторы! Скажите мне еще о домашнем визите к доброму старому профессору, который вложит в юную душу уверенность в своих силах… Это же девятнадцатый век! Тургеневские времена!
— Что же нам надо? — беспокойно спросил папа.
— Надо иметь руку! — безапелляционно изрек дядя Костя.
И нарисовал довольно мрачную перспективу, ожидающую Наташку. В первую очередь в вузы принимаются производственники и демобилизованные воины армии и флота. За ними идут лица, окончившие средние школы с соответствующим уклоном и получившие профессиональную подготовку. Потом лауреаты различных математических, физических и литературных конкурсов и викторин. К ним вплотную примыкают юноши и девицы, имеющие близкие родственные связи среди профессорско-преподавательского состава институтов. И выдающиеся метатели, бегуны, пловцы, футболисты, зарекомендовавшие себя высокими спортивными достижениями на юношеских спартакиадах. Наконец, все остальные. Таким образом, на каждое место набирается до пятидесяти претендентов. В этих условиях Наташка погибнет, как швед под Полтавой. Ее может спасти только сильная рука, способная растолкать сорок девять лиц обоего пола, преградивших Наташке путь к заветному месту на студенческой скамье.
— Нужно немедленно телеграфировать Ивану, — еще раз повторил дядя Костя.
Когда телеграмма ему была послана, стали думать о других спасительных мерах.
— У меня есть неплохая идея, — сказала мама.
И вызвала по телефону своего племянника Сергея, настройщика телевизоров.
— Скажи мне, — обратилась мама к Сереже, когда он явился, — можешь ли ты сделать так, чтобы телевизор работал без ремонта в течение года?
Сережа глубоко задумался.
Он допускал, что владелец телевизора мог обходиться без вызова мастера неделю, месяц, полгода… Но чтобы целый год? Нет, такого случая за всю его обширную практику еще не было. Но тетка, к которой он питал нежную привязанность, ждала от него именно этого… И скрепя сердце Сережа сказал:
— Могу. Все силы приложу, но он, проклятый, будет у меня работать двенадцать месяцев, как часы.
— Вот и чудесно! — воскликнула мама.
Тут же она изложила свою идею. Не может быть, чтобы председатель приемной комиссии не имел телевизора. И не мучился с ним. Сережа является на квартиру председателя, настраивает телевизор и одновременно его владельца, сообщив, что теперь в течение года он не должен ни о чем беспокоиться.
— Молодой человек, — восхищенно произносит председатель, успевший из-за бесконечных телепомех приобрести устойчивый вегетативный невроз, — как мне отблагодарить вас?
— Мне не нужно никакой благодарности, — скромно говорит Сережа. — Облегчать печальную участь владельцев аппаратов, воспроизводящих заслуженно забытые киноленты и пережевывающих новости, о которых успели прокричать все вчерашние газеты, — мой долг. Единственная моя просьба заключается в том, чтобы проявить минимальное внимание к моей двоюродной сестре, сдающей экзамены в ваш институт.
Ловкий ход, не правда ли?
Все признали ход, придуманный мамой, достойным гроссмейстера.
Тогда в дискуссию включился папа:
— Ни один сколько-нибудь уважающий себя полководец не предпринимает наступательной операции, не разработав во всех деталях оперативного плана на случай отступления. Представьте себе, что председатель давно снес свой телевизор в комиссионный магазин и приобрел вместо него стиральную машину. Что тогда?
Такого оборота никто не мог предвидеть. А папа тем временем продолжал:
— Имеет ли интересующий нас человек телевизор, увлечен ли он рыбной ловлей, коллекционированием почтовых марок или является заядлым автомобилистом, — все это гадание на кофейной гуще. Достоверно нам известно только одно: председатель приемной комиссии — мужчина. Во всяком случае, девяносто девять шансов против одного за то, что дело обстоит именно так. И из этого надо исходить. А раз так, то решающее слово должно принадлежать Дарье Федоровне.