ХМАРА
Шрифт:
-Иду!
– я прыгнул на ближайший валун и почувствовал, как в мою спину ударил тяжелый арбалетный болт. Закусив от боли губы, я сделал шаг вперед и... поскользнулся. Мать моя женщина, до чего ж не везет...
Хряк! Мощный удар сбил с ног прижатого к стене Георга. Победно взревевший Тролль, отбросил в сторону щит и, схватив дубину обеими лапами, широко размахнулся для последнего удара.
-Сволочь! Не успеваю, - в отчаянии выругался я и поспешно вскочил на ноги. Словно в замедленной киносъёмке суковатая дубина, описав круг, стала медленно опускаться.
-Чёрт!
– я рванул с места в карьер и больше не раздумывая, изо всей силы, метнул копье, целясь в широкую спину гиганта. От удара тролль вздрогнул, его широко расставленные ноги согнулись и, завалившись вперёд, рухнул на подставленное остриё рыцарского меча. Что там было дальше, я уже не видел. Вражеский пес-рыцарь,
-Держись, батюшка-воевода!
– раздалось над моим ухом как раз в тот момент, когда я, присев, благополучно избежал встречи моего лба и вражеского кистеня, но уже не имел сил, чтобы подняться. Рядом со мной, оттесняя совсем уж обнаглевших уродцев, оказались двое гвардейцев, а из-за их спин, пуская стрелу за стрелой и обрывая об тетиву пальцы, стояла бледная как полотно принцесса.
-Черт бы Вас побрал, Ваше Высочество! Вы-то что тут делаете?
– я попытался рявкнуть, но вместо этого из моего горла вырвалось хриплое, едва слышное шипение.
Августина лишь хмуро пожала плечами, и очередная стрела, с окрашенным в красно-розовое оперением, со свистом распоров воздух, устремилась к противнику.
-Возвращайтесь на стены!
– мой крик потонул в скрежете и звоне битвы. Стоявший рядом со мной гвардеец, заливая камни своей кровью, рухнул на колени и, зажимая руками страшную, широкую рану, появившуюся в его боку, повалился на землю. Я, стремительно вскочив на ноги, развернулся и, уже не видел как принцесса, отрицательно покачав головой, выпустила последнюю стрелу, а затем, вытащив из ножен свой отливающий серебром меч, шагнула навстречу противнику. Я скорее ощутил, чем увидел её присутствие. Вновь, в который раз выругался, и врубился в ряды наступающей нечисти.
-Отходи, воевода, отходи!
– выплевывая кровавую пену, прохрипел рубившийся рядом гвардеёц и, из последних сил, рубанул мечом по башке неосторожно выскочившего, поперёд других, гоблина. Вытащить меч из рассечённой черепушки ему уже не удалось...
-Принцессу уводи, принцессу!
– Кто это кричит? Я сам? Кому? Сознание заволокло багровым туманом усталости. Руки не слушаются. Окровавленный меч едва движется. Сорвавшаяся с его кончика алая капля зависла в воздухе. Всё как в замедленной киносъёмке. Но вокруг не кинобоевик, а реальная, кровавая, жестокая схватка .
-Иди к чёрту!
– протестующе - хриплый возглас принцессы выводит меня из тягучего состояния полубытия. Дубов, отшатнувшись от Августины, выпустил из руки её локоть и, в недоумении застыл, не зная, что ему делать.
-Принцесса, уходите!
-Иди к чёрту!
– это уже мне. Вот дура!
- Здесь Вам не место...
-Да? Может мне подождать, когда они, - она выразительно кивает в сторону надвигающегося на нас воинства, - ворвутся в город? Перины взбить?
Вот ведь несносная девчонка, а ведь права же! Лучше умереть здесь и сейчас. Умереть? Что-то я слишком рано сдался... Или не рано? А чёрт... едва успел отшатнуться от брошенного по мою душу дротика. Нас трое. Я слева, Августина в центре, Дубов справа. Нет, уже четверо, к моему левому плечу примкнул слегка пошатывающийся Георг. Медленно отступаем к пролому. Мой взгляд с жадностью выхватывает эпизоды битвы. Безысходность, отчаяние расплавленным металлом окутывает моё сердце. Вражеское воинство повсюду теснит малочисленные ряды защитников. Кажется, кранты! Фенита ля комедия! Блин, ну откуда такой пессимизм? А, чёрт, отбиваю чужой удар, бью сам, и мой меч вновь окрашивается чужой кровью. Рук не чувствую, голова как котел. Если бы не принцесса, давно бы упал и будь что будет! Сил нет, усталость неимоверная, а опустить руки нельзя. Умрем мы, умрёт и Августина. Надо жить! Вот и пролом в стене. Отступать дальше некуда, за спиной осыпь полутораметровой высоты. Нужно подняться на стену. Лестница...
-Сдавайтесь!
– длинные копья рыцарей, вынырнув из-за спин гоблинов, вытянулись в нашу сторону. Их отточенные жала матово мерцали в лучах бледного солнца, укрывшегося от кровавого безумия легкой вуалью бледных облаков. Сразу три копья замерли напротив моей груди, еще два вперились в сердце Августины. Из бедного рыцаря буквально вознамерились сделать дуршлаг. Дубов тяжело отмахнулся от нацеленного ему в живот острия и ожесточённо заскрипел зубами.
-Сдавайся! Иначе умрёшь! Ты, все!
– опять угроза, мы это уже слышали, можно подумать, если сдаться- то не умрем. А если и не умрем, то жить рабом как кому, а мне лично не улыбается... Мы переглянулись. Я кивнул, покрепче сжал рукоять и... тут грянуло. Залп двух десятков пушек едва не разорвал барабанные перепонки и поверг противника в шок. Результат был страшен. Картечь, выплеснутая прямой наводкой, выкосила сплошные бреши в рядах наступающих. Стон сотен умирающих на мгновение заглушил всё, и вновь грохот, огонь, стоны. Противник, напротив нас, замер, не понимая, что творится, но я не мешкал. Сбив в сторону копья, двумя ударами очистив проход, я оказался подле копьеносцев и в считанные мгновенья устроил им маленькое харакири. Наконец-то сверху спустили лестницу. Всё, кажется, повезло. Нас не преследовали. Гоблины в недоумении взирали на происходящее. Мы на стене... Боже, как я устал...
Итак, у нас появились пушки. Отец Клементий с мастеровыми расстарался как надо: и порох изготовил, и пушки с ядрами отлил. И была бойня! И взбешенное войско врага ещё не раз кидалось на приступ и, словно водяной вал, разбившийся о берег, откатывалось обратно. Всё поле завалило вражескими трупами. И когда стало ясно, что штурмом город не взять, что еще один пушечный залп и войска захватчиков в панике побегут, в их стане вспыхнул мятеж. Изенкранц, в хитрости отсиживавшийся со своей малой дружиной за спинами новоявленных хозяев, совершив обратное предательство, вырезал руководящую верхушку и, подняв над лагерем белый флаг, приступил к переговорам. Впрочем, о какой- либо частичной, не полной или еще (типа почетной) сдаче речь не велась, капитуляция была полной и безоговорочной. Изенкранц лишь настаивал включить в текст капитуляции слова о его несомненной заслуге в победе над иноземным противником. Этот негодяй утверждал, что заключил договор с врагом исключительно с целью дальнейшего "вражьего воинства уничтожения" и т. д. и т. п. Впрочем, в его ухищрения я не вникал и, приказав бросить новоявленного "спасителя Отечества" в каменные подвалы, оставил разборку с ним на совести государя- батюшки. Казнить его сразу я не мог. Прежде чем рубить эту подлую голову, следовало соблюсти хоть какую-то законность, а на это у меня и моих спутников не было времени.
Незаметно наступил вечер. Пришедшая с юго-запада тяжелая, грозовая туча стремительно приблизившись принесла долгожданный дождь. Ливневые потоки смыли грязь, кровь, мусор с улиц и со стен города, а бушевавший во всю ветер унес запах гари и паленой плоти. Когда дождь закончился и ветер развеял последние остатки тучи, солнце еще виднелось на горизонте, заползая за гребень холма, словно огромная расплавленная монета. Я наскоро принял душ и оставив своих друзей нежиться в сауне, отправился в бесцельное брожение по дворцовым коридорам. Как-то само собой получилось, что ноги меня вынесли в ту самую укрытую в лабиринтах коридоров дверь, которая вела прямиком в королевский сад. Занятый своими мыслями , я очнулся только тогда, когда мои ноги ступили на мягкую, влажную от росы траву, устилающую тропинки летнего сада.
-Вы меня искали?
– мягкий голос принцессы, раздавшийся за моей спиной, заставил меня вздрогнуть.
-Д, да, - отчего-то соврал я, впрочем, совершенно не уверенный в своём вранье. Сердце радостно забилось. Я повернулся и увидел прямо перед собой осунувшееся, но такое прекрасное лицо принцессы. Её ресницы слегка подрагивали, в глазах блестели непрошеные слёзы, распущенные волосы пушистой волной ниспадали на плечи, а высокая грудь лихорадочно вздымалась. Одета она была в простое, слегка приталенное платье из голубого ситца, в ушах виднелись небольшие золотые сережки со светло-фиолетовым камушком, на шее серебренная цепочка, на ногах удивительно маленькие остроносые туфли. И как это я раньше не замечал, что у неё такие маленькие изящные ступни, а её ладошки, ещё сегодня днём крепко сжимавшие эфес сабли и вовсе казались крошечными. Хотелось нежно-нежно, чтобы, не дай бог, не поранить, взять их в свои ладони и держать, не отпуская целую вечность.