Хмурость друга...
Шрифт:
– Но я-то хочу. Когда это было?
– Что – было?
– Когда ты стала встречаться с этим парнем? На той неделе? Что ты ему сказала? Ты сказала ему, что лучше подождать, пока я отбуду на работу? Или вы не стали ждать?
Снилина чуть приоткрыла рот, чтобы ответить, и он увидел в ее глазах нечто маленькое и страшное, и в приливе нахлынувшего жара понял то, чего не хотел понимать. Понял, что она всю весну подходила к этому разговору, начиная с того момента, когда впервые стала его уговаривать взять эту работу.
– Как далеко он зашел?
Девушка покачала головой, но юноша, в общем-то, не понял, говорит она “нет” или отказывается отвечать на его вопрос. Она уже смаргивала слезы. К своему удивлению, он не почувствовал желания ее успокоить. Он находился в тисках чего-то такого, чего и сам не понимал, некой извращенной смеси гнева и возбуждения.
Какая-то часть его с удивлением обнаружила, что приятно чувствовать себя оскорбленным, иметь оправдание за то, что он доставляет ей боль. Смотреть, как много боли он может ей причинить. Он хотел исхлестать ее своими вопросами. В то же самое время у него перед глазами стали возникать картины: Снилина на коленях в неразберихе мятых простыней, на ее теле яркая линия от полузакрытых штор, чья-то рука тянется к ее обнаженным бедрам. Картина в равной степени возмущала его и возбуждала.
– Ринат, – произнесла она. – Пожалуйста…
– Прекрати свои “пожалуйста”! Есть некоторые вещи, которых ты мне не говоришь. Вещи, которые мне нужно знать. Мне нужно знать: ты с ним трахалась? Скажи мне, трахалась ли ты с ним?
– Нет.
– Хорошо, – кивнул парень. – Он когда-нибудь там бывал – у тебя дома, когда я звонил тебе из другого города? Сидел там, запустив руку тебе под юбку?
– Нет, Ринат, мы встретились после занятий в университете. И это все. Мы с ним иногда говорили. По большей части об учебе.
– А когда я спал с тобой, ты думала о нем?
– Господи, конечно нет. Как ты можешь такое спрашивать?
– Я спрашиваю, потому что хочу знать все. Я хочу знать все до мельчайших дерьмовых подробностей, которых ты мне не говоришь, знать каждую твою грязную тайну.
– Почему?
– Потому что так мне будет легче тебя ненавидеть.
Около их столика напряженно стояла официантка, окаменевшая в процессе подачи им свеженалитых напитков.
– Какого хрена ты на нас уставилась? – спросил парень, и она неуверенно отшагнула назад.
И не только официантка на них уставилась. К ним поворачивались головы от других ближних столиков. Некоторые из зрителей смотрели серьезно, в то время как другие, преимущественно молодые парочки, наблюдали за ними веселыми блестящими глазами, силясь не рассмеяться. Ничто не бывает таким забавным, как шумная принародная ссора.
Когда юноша снова взглянул на девушку, та уже стояла за своим стулом. В ее руках был его галстук. Когда Ринат его отшвырнул, она подобрала его и с того времени машинально складывала и разглаживала.
– Куда ты идешь? – спросил он и схватил ее за плечо в тот самый момент, когда она пыталась пройти мимо него.
Снилина качнулась и ударилась о столик. Она была пьяная. Они оба были пьяные.
– Ринат, – сказала она. – Моя рука.
Только тогда он осознал, как крепко сжимает ее плечо, впиваясь пальцами с такой силой, что чувствуется кость. Чтобы разжать руку, ему потребовалось сознательное усилие.
– Я никуда не убегаю, – ответила девушка. – Мне просто нужно немножко привести себя в порядок, – она указала на свое лицо.
– Мы не кончили нашего разговора. Ты мне многое еще не рассказала.
– Если и есть вещи, которые я не хочу тебе рассказывать – то это из лучших соображений. Просто я не хочу, чтобы тебе было больно.
– Поздно задумалась.
– Потому что я тебя люблю.
“Ты сказала – я поверил, ты повторила – я засомневался, ты стала настаивать, и я понял, что ты лжешь!” – вспомнилась ему пословица.
– Не верю, – ответил он. – А ты веришь? – обратился он к маленькой резиновой игрушке белого медведя.
Ринат сказал это в первую очередь, чтобы причинить ей боль. Он почувствовал дикий прилив восторга, увидев, что добился успеха. На глаза Снилины навернулись слезы. Она покачнулась и схватилась за столик рукой, чтобы сохранить равновесие.
– Вот видишь, даже медведь тебе не верит!
– Пойми, если я что-то от тебя скрываю, так это чтобы защитить тебя. Я знаю, какой ты хороший. Ты заслуживаешь лучшего, чем получил, связавшись со мной.
– В конце концов, мы в чем-то согласились. Действительно, я заслуживаю лучшего.
Снилина ждала, что Ринат скажет что-нибудь еще, но он не мог, ему снова не хватало воздуха. Она повернулась и стала пробираться сквозь толпу к женскому туалету, оставив в стакане 1/3 напитка. Наблюдая за тем, как она уходит, юноша медленно допил свой мартини.
В этой белой блузке и серой юбке она смотрелась хорошо; парень видел, как несколько студентов повернули вслед ей головы, затем один из них что-то сказал, а другой рассмеялся. Ринату казалось, что кровь его сгустилась и течет очень медленно; он ощущал пульс, колотящийся в висках. Он даже не осознавал, что около их столика стоит какой-то человек, не слышал, как тот сказал “извините”, и даже не видел его, пока этот мужчина не нагнулся и не заглянул прямо ему в лицо. У него была фигура культуриста, его белая спортивная футболка туго натягивалась на плечах. Из-под костистого уступа лба выглядывали маленькие глуповатые голубые глазки.
– Извините, – повторил он. – Мы должны попросить вас и вашу жену покинуть заведение. Мы не можем допустить, чтобы вы оскорбляли наших сотрудников.
– Она мне не жена. Просто баба, которую я иногда трахал.
– Я не хочу слышать здесь такие выражения, – сдержано ответил здоровый мужик (бармен? вышибала?). – Употребляйте их в другом месте.
Ринат встал, нашарил свой бумажник, положил на стол две сотни, забрал белого медведя и направился к двери. Его охватило ощущение собственной правоты.