Хмурый город. Ненастье для Насти
Шрифт:
Зябкин, вон, мог баб пачками окучивать и пытался летать. Вернее, планировать. Очень полезное умение, как оказалось.
Жратву приходилось тырить у соседей – по чуть-чуть, незаметно. Люди в коммуналке проживали небогатые. Если наглеть, то они очень быстро смогут вычислить вора. Благо, но чернокнижник держал себя в черном теле – то ли на диете сидел, то ли отращивал себе новый желудок – Зябкин особо не вникал.
Как оказалось, ограничивая себя в еде, колдун в другом стесняться не желал. Он тянул силу. Ману, прану – да, как ни назови, но тянул, высасывая ее, точно пылесос из жильцов дома.
Вначале, под удар попали жители Ромкиного
Первый раз, увидев гроб, который выносили из открытых дверей, Зябкин ничуть не удивился. Умерла Сидорчук, баба Тая, старуха с пятого этажа. Тихая бабулечка заснула и не проснулась. Дочка шептала громким шёпотом – мол, сердце не выдержало.
Зябкин не придал значения – умерла, да и пес с ней. Что ему до каких-то там бабок?
Потом, смерти пошли косяком – еще одна старая грымза, чуть моложе первой, сосед со второй квартиры – вечно глухой дед, со слезящимися глазами и шахтерской пылью, намертво въевшейся в кожу, бравая тетка-кондукторша, совсем молодая, пятидесяти не исполнилось, девушка из крайнего подъезда – тихая, серая мышка, жившая со старой теткой и другие.
Тут то до Ромки и дошло, что мор, напавший на жильцов его дома, не просто стечение обстоятельств, а злой умысел слуги Чернобога.
Да, не только Зябкин являлся слугой чернокнижника, но и сам чернокнижник истово и яро служил Чернобогу.
Что за бог такой, Зябкин не знал и узнавать – желанием не горел. Ну его, бога того. И так ясно, что дядька недобрый, раз позволяет Чурану людей морить без разбору.
Однако, после того, как резко возросла смертность среди соседей, Роман не поленился и заглянул в Википедию, почитать про Чернобога.
Лучше бы не заглядывал.
Прочитанное, с одной стороны, порадовало молодого вампира – не так прост оказался, выкопанный из оврага колдун. Мощь своим слугам древнее славянское божество давало немалую, но и плату требовало соответствующую. Кровью. Жизнью. Муками.
Кровь Зябкин и сам любил употребить, желательно не фасованную, из пакета, а, так сказать, припав к источнику. Лучше, к нежной девичьей шейки, совмещая процесс питания с иными, простыми житейскими радостями.
Чуран кровь не пил, зато, муки людские, по всей видимости, доставляли колдуну истинное удовольствие.
Спустя пару недель после того, как колдун поселился в квартире Зябкина, про пятиэтажку на окраине, поползли нехорошие слухи. Мол, военные какую-то хреновину установили где-то поблизости, излучающую то ли гамма, то ли бета, волны и от того мор пошел по району.
Военные, естественно, страдали зазря – в смертях, случившихся недавно и продолжающих происходить, их вины не было.
Запаниковавшие жильцы дома, возглавляемые домкомом, ударились в крайности и начали турмузить различные городские службы. В дом, по очереди, приезжали газовики, энергетики, СЭС и даже батюшка с хором юных мальчиков-певчих. Газовики и прочие коммунальщики внимания чернокнижника не удостоились, но, почувствовав приближение попика из местного храма, колдун как-то сразу весь ощетинился, зашипел и забился в угол, туда, где тени залегали особенно густо и застыл.
Шустрый поп шнырял по квартирам, махал кадилом, хор за его широкой спиной, голосил десятком высоких, детских голосов, святая вода щедро летела в разные стороны, забрызгивая потолок и стены.
Дойдя до второго этажа предпоследнего подъезда, тучный служитель культа умаялся и освящал подъездные площадки спустя рукава, помахивая кадилом и распространяя
Зябкину, проживающему в крайнем подъезде на третьем этаже, присутствие священника особых неприятностей не доставило – кожа, конечно же, зудела, звенело в голове и из носа текло, но, сунувшейся было к нему матери, на удивление трезвой и бодрой, Роман попенял на приступ аллергии и от него отстали. Мать, кстати, ничего не помнящая о недавнем кровопускании, за сыночка заступилась – болезный он, хворый и слегка слабоумный. Что с него взять, коли таким уродился? Подозревать молодого и бестолкового парня в чем-то недозволенном? До подобного не додумалась даже докучливая домкомша, все внимание которой было обращено на жиличку из второго подъезда – странную тетку, шастающую по улице в плотном одеянии до пят и прячущую волосы под покров.
Тетка оказалась мусульманкой и погнала прочь от дверей и шуструю домкомшу, и попа с его певчими. Разгорелся нешуточный скандал, люди затеялись писать петицию в мэрию, кое-кто из благоразумных и осмотрительных, решил переехать в более безопасное место, а Чуран, которого вся эта круговерть изрядно повеселила, принялся тянуть силы из противного Глеба Геннадьевича, собираясь уморить мужика и без того расстроенного смертью дочери-инвалида.
Что касается ненависти молодого вурдалака к главе собственного клана, то она никуда не делась. Зябкин, по- прежнему повиновался Зову и покорно шел в особняк Романова отбывать трудовую или, какую иную, повинность, но чернокнижник, смеясь, уверил своего, пока что, единственного слугу в том, что ждать осталось недолго.
Как выяснилось, у Чурана с Аристархом Романовым имелись старые счеты. Очень это порадовало молодого упыря – коли в деле замешано личное, то значит, что колдун не брешет и на самом деле постарается помочь слуге избавиться от власти патриарха.
Самые интересные события должны были случится в октябре. Чем-то приглянулся второй месяц осени древнему чернокнижнику.
Роман не протестовал – надо подождать? Подождем, тем более, что октябрь уже не за горами. А пока что, долгие вечера скрашивали свидания с юной Розочкой, попавшей под гипнотическое влияние Зябкина.
Белокурая красавица покорно приходила в квартиру молодого упыря, предоставляя в полное его распоряжение свое молодое, цветущее тело и, конечно же, кровь.
Регулярное донорство не пошло ей на пользу – девушка начала худеть и чахнуть, но Зябкин слишком привык пользоваться несчастной красоткой по собственному усмотрению.
К тому же, Чуран..
Нет-нет, Чуран не пытался отобрать у кровососа его добычу, хотя, глумясь, над некогда строптивой, красавицей, Зябкин частенько заставлял Розу танцевать перед лысым колдуном, естественно, полностью обнаженной и изображающей из себя знойную одалиску из гарема.
Чернокнижник, очень много времени проводящий в старом, обтрепанном кресле, наблюдал за танцем покорной девицы с не меньшим интересом, чем за программами, идущими по телевизору. Иногда он подзывал девушку к себе, усаживал на костлявые колени и что-то рисовал на груди у перепуганной до полусмерти девчонки. Какие-то знаки, жутко таинственные. Рисовал, вычерчивая черным когтем на белоснежной, шелковистой девичьей коже.
Розочка дрожала, но терпела, не в силах избавиться от власти молодого вампира. Зачарованная красавица в такие моменты смотрела куда угодно, но только не на колдуна и не на вурдалака, жестоко улыбавшегося зубастой улыбкой.