Хочу бабу на роликах!
Шрифт:
У меня подкосились ноги. Антреприза Лобова – это марка! И почти гарантированный успех. У него всегда играют лучшие актеры, и он точно знает, какая пьеса станет популярной.
– Саша, Саша, ты попросишь маму, чтобы взяла меня в Москву на премьеру? Саша, это же я придумала, чтобы ты пьесу писала, – тормошила меня Дуня в полном восторге. – Ты помнишь, помнишь?
– О да, конечно.
И почти тут же позвонила Эмма:
– Сашка, получила сообщение?
– Эмма, я даже не знаю, что сказать!
– А ты молчи, то есть нет, ты скажи, во-первых, ты согласна
– Конечно, даже и думать нечего!
– Прекрасно. Насчет денег мы договоримся, можешь на меня положиться! Теперь еще один вопрос: под какой фамилией хочешь прославиться?
– Под какой фамилией? – как эхо повторила я. – Я не думала…
– Быстрее думай. Хочешь быть Александрой Ордынцевой, как в паспорте, или как-то иначе?
– Иначе! Никаких Ордынцевых. Пусть будет Соболева, это девичья фамилия моей мамы.
– Александра Соболева? А что, красиво звучит. Годится.
– Саша, Саша, надо взять псевдоним, псевдоним! – толкала меня под руку Дуня.
– Что там моя дочура болбочет? – засмеялась Эмма.
– Требует, чтобы я непременно взяла псевдоним. Но Соболева и есть псевдоним. Моя девичья фамилия Бережкова.
– Ладно, сойдет, – хмыкнула Дуня.
– Саш, дай ей по заднице, чтоб не приставала, когда люди о деле говорят. Слушай меня, тебе придется приехать в Москву, Лобов хочет, чтоб ты тут с ним поколбасилась, говорит, во время работы над пьесой могут возникнуть по тексту разные вопросы, и хорошо бы ты была в зоне досягаемости. Он вообще жаждет с тобой познакомиться. Все расспрашивал меня, есть ли у тебя еще пьесы. Я туману навела, жуть. Но я считаю, тебе сразу с места срываться не стоит, цену набьем маленько, пока мы тут все утрясем…
– Мы?
– Саня, а ты думала? Я, можно сказать, спонсор! Решила новым делом поинтересоваться…
– Эмма, у меня нет слов!
– Главное, чтоб у тебя слова на бумаге находились, а по телефону хоть мычи!
– Погоди, но это же меняет все дело.
– Почему?
– Ты Лобову навязала мою пьесу?
– Ты что, подруга, охренела? Что я могу навязать, я ж в этом как свинья в ананасах…
– В апельсинах, – машинально поправила я.
– Один хрен! Слушай меня внимательно и заруби на своем гордом носу: я через пятые руки подсунула Лобову твою пьесу! Можешь мне поверить, это было нелегко. А через неделю через те же пятые руки он до меня добрался. Вынь ему да положь автора. Зачем, спрашиваю, а он говорит: надо! Очень, мол, автор талантливый, пьеса – блеск, веселая, но умная, и к тому же роли прекрасно выписаны. А ты говоришь – навязала.
– Эмма, это все правда?
– Святой истинный крест!
– Ой, мамочки…
– Сашка, я думаю, Лобова надо немножко помурыжить. Чтоб не думал, что ты ради него с пальмы спрыгнешь и полетишь…
– С какой еще пальмы?
– Ну я это так, для красоты. Он знает, что ты живешь в Испании. Я ж ему не стану докладывать, что ты у меня обретаешься. Говорю ж, туману напустила… Значит, так, Александра, слушай сюда! У тебя в Москве жить есть где?
– Ну я могу, конечно, остановиться у Ульяши…
– Остановишься у меня.
– Нет, спасибо, конечно, но я и так у тебя живу, а в Москве меня это будет стеснять.
– Ну тогда я подыщу тебе квартирку на время, это не проблема. А ты пока займись одежонкой.
– Какой одежонкой?
– Ну купи себе там несколько костюмчиков, платьиц, пальтишко приличное. Ты должна выглядеть, чтобы они видели, что я им не бросовый товар предлагаю.
– Извини, Эмма, но это чушь. Встречают по одежке, провожают по уму.
– Да, ум твой уже оценили, теперь нехай видят, что ты еще и офигительно красивая баба. Пойми, чудачка, хорошая тряпка бабе уверенности придает, так что не жмись. А вдруг кого знакомого встретишь, надо, чтоб ни одной старой шмотки не было, усекла?
– Усекла.
– Вкус у тебя есть, получше моего будет, мне это уже Дунька объяснила, а бабок не жалей. Значит, так, через десять дней жду тебя в Москве.
– Саша, Саша, скажи, что я хочу на премьеру! – толкала меня в бок Дуня.
Я только рукой махнула.
– Ты почему насчет меня не сказала?
– Рано!
– А когда же?
– Ближе к делу! Я просто потребую от Эммы, чтобы ты была на премьере – А если она не согласится, скажи, что больше не станешь править ее кошмарики!
– Гениальная идея!
А на другой день Дуня вернулась из школы грустная.
– Что случилось?
– Габриэль ногу сломал.
– Бывает, не грусти. Срастется у него нога. Он молодой, через два месяца бегать будет…
– Но ты его уже не увидишь, ты уедешь.
– Я же вернусь. Мне, знаешь ли, очень тут нравится.
– Слушай, а ты когда издашь свои пьесы, внизу напишешь: Майорка, Кан-Пастилья, такой-то год?
– Ты этого хочешь?
– Да, по-моему, это было бы круто!
– Значит, напишу, что за проблема. Нет, я еще лучше сделаю!
– Что?
– Я посвящу свою первую пьесу тебе! И на программке будет стоять: «Посвящается Евдокии Курлыкиной». Может, без тебя я бы и пьесу не написала.
У девочки глаза полезли на лоб.
– Ты и вправду так напишешь?
– Конечно.
– Нет. Не надо, – твердо заявила она, немного поразмыслив.
– Почему?
– Потому что люди будут говорить, что ты так к маме подлизываешься.
– Мне плевать!
– А мне – нет! Я буду просто знать, что ты это мне посвящаешь. И все.
– А если без фамилии, просто Дуне?
– Нет.
– Знаешь, Дуня, твоя мама не зря тобой гордится.
Но через десять дней мне улететь не удалось. За два дня до отлета я катила на роликах по набережной, и вдруг дорогу мне перебежала трехцветная, довольно-таки драная кошка. Я еще не успела сообразить хорошо это или плохо, как со всего маху влетела мордой в фонарный столб. У меня в буквальном смысле слова искры из глаз посыпались. Спасло меня только то, что на голове была бейсболка с довольно длинным козырьком. Он несколько самортизировал удар, но здоровенная шишка на лбу и фингал под глазом были мне обеспечены. А хороша бы я была, если бы у меня не сломались темные очки!