Хочу быть богатой и знаменитой
Шрифт:
— Признавайся, пап, зацепило?
— Не то слово. К тому же, рекрутер утверждал, что умна, но он сомневается, что она будет проявлять гибкость и лояльность к компании. Что-то задачка с ответом у него не сходилась. На следующий день звоню Михеевне.
— Александр Иванович, а Михеевна это кто? — стажер заинтересовано поглядывал на генерального директора, а тот продолжал:
— Ирэна Михеевна Эмираева — это женщина-легенда. Мой кадровик, женщина — рентген. Только глянет и все про человека знает. Мы с ней и с Вячеславом Аркадьевичем начинали всю эту канитель, которую
— Погоди, Иваныч, такого отдела у нас и не было на ту-то пору, — Вячеслав Аркадьевич разливал чай по чашкам и даже приостановился от таких слов.
— А я о чем? Ирэна Михеевна тихо смастерила этот орготдел, и эту умную, пробивную, инициативную, что «не будет проявлять гибкость и лояльность к компании», начальником отдела поставила. Была у нее в резерве ставка. Ох и съела она потом мне мозг за эту ставочку. Потом аж ножкой топнула — верни, антихрист!
— Вернул?
Роман с улыбкой ждал продолжения.
— А куда деваться? Не верни свое цыганке — огребешь, не разгребешь!
— Так Ирэна Михеевна еще и цыганка!? — ахнул стажер.
— Угу, самая что ни на есть чистокровная. Дочь баро! И жена баро.
Вячеслав Аркадьевич пил чай, смотрел с интересом на молодежь и посмеивался.
— А умную, пробивную, инициативную и солидную, этакий танк, с функцией «таран» увидите уже сегодня, так думаю, — Александр Иванович хитро глянул на молодых людей, как будто предвкушал реакцию на какой-то только ему ведомый сюрприз.
— Это еще не все. Через пару недель Ирэна Михеевна ей помощницу определила. А помощницей оказалась Алинка Панакова — краса университета, — последнее у Вячеслава Аркадьевича прозвучало с изрядной долей ехидства.
— Родственница Натэллы? — Рома подобрался. Он не понаслышке знал эту девицу, и с давних пор боялся как огня. Они как-то в Новый год оказались в одной компании у знакомых на даче. Красотка пасла его весь вечер. Ушел огородами, хорошо в соседях приятели старших братьев жили, приютили парнишку. Пацаны потом долго ржали над темой: как он в ту ночь сберег свою невинность.
Отец, отхлебнув чай, поморщился:
— Алинка? Да, внучка Натэллы. Никуда не годна. Ленива, корыстна, завистлива и бестолкова. Бабка с ней носилась, как с писаной торбой, а она сидит по сю пору в думках как с папиной шеи на мужнину пересесть. Ох и помучилась с ней Регина.
— Подожди, пап, так начальника орготдела зовут…?
— Воронова, Регина Александровна Воронова!
— Да уж, досталось, Регинке, — Каратаев попивая чаек, жмурился как сытый кот и мотал головой.
— А потом и нам. С этой Алинкой-«красой» чуть на два лимона не влетели. Ирэна отшептала.
— И не говори! — Каратаев кивал, соглашаясь. А отец продолжил:
— Алинка закончила иняз. Ее взяли не только помощником Регины, но и переводчиком. Похоже, училась краса с пятое на десятое, чтоб только диплом получить, ей и достаточно. Как дошло до работы, как говорила моя бабка — ни петь, ни свистеть.
На ту пору, мы немцев ждали. Вот сейчас вспоминаю и думаю, знал бы тогда об этом, с ума бы сошел от страха опозориться перед заморскими-то гостями. А Регина — она умница. Сразу просекла, что к чему и помчалась в университет к знакомой на факультет иностранных языков. Что там, да как, не рассказывает, а только на переговорах в зале уже была девчушка совсем юная, и видно было, что ее только сейчас переодели-переобули.
Вячеслав Аркадьевич с ухмылкой на лице фыркнул:
— Представь девочку-подростка, угловатая, сплошные локти-коленки, все одергивает на себе пиджачок, об юбку ладошки вытирает, а в самом дальнем углу сидит паренек, очки на носу, в ноутбук не мигая смотрит, а пальцы как будто сами по себе по клавиатуре бегают. Нам всем не до подробностей было, кто сидит, где сидит, что делает. У нас первые переговоры. Волнуемся страшно. Контракт на два миллиона. Тогда это были не деньги — деньжищи!
Он взмахнул руками, подтверждая свои слова.
— Видно было — девочки волнуются, а как только немцы заговорили, то Тоша про все забыла и выдавала нам синхронный перевод — это вообще-то считается высшим пилотажем среди переводчиков. Эти-то на каком-то местечковом диалекте рокотали, а она не струхнула, переспрашивала, уточняла. У нас велась запись тех переговоров. Потом дали спецу послушать и запись, и перевод, так он сказал, что перевод делал человек, который всю жизнь прожил в Германии и с детства говорил на двух языках. О как!
Александр Иванович сделал очередной глоток ройбуша и поморщился.
— Переговоры закончились, страсти улеглись. Зовем на ковер Регину, рассказывай, что и как. Она и поведала, что декан указала ей на Таню Коркину, но к ней в обязательном порядке прилагался Эммануил Пряхин.
— Детдомовские они, — Каратаев вздохнул и продолжил, — вышли из детдома, как вышли — сбежали. Что там было, одному Господу Богу известно, но как только Эмику исполнилось восемнадцать, от собеса дали им комнатку убогую, одну на двоих. Прибил бы крыс канцелярских! Не родственники, к тому же разнополые — безобразие! Но им деваться некуда. Вот и держатся они друг за друга. А дети талантливые.
— Вот такие ребята, — Александр Иванович поднял большой палец вверх.
— Регина перед переговорами приодела их на свои деньги, чтобы выглядели по-людски. На другой день пришли, вещи назад принесли, вернуть хотели, так их охрана не пустила — так были бедно детки одеты.
Каратаев вздохнув, аккуратно поставил пустую чашку на столик:
— Регина и приняла их под свое крыло. А Эмик — он программист, компьютерщик Божьей милостью. Так что мы не потеряли, а только приобрели. Вот такая история!