Ходили мы походами (сборник)
Шрифт:
– Кайфуете? – Высунулся Моргулис. – Завари еще кофейник.
Было сделано. Заодно и Аркадию досталось.
– Давно работаете? – Спросил Аркадий.
– Здесь? Три месяца.
– А вообще в Германии?
– Уже забыла. Год, два. – Наташа отвечала задумчиво, вроде сама себе, подперев ладонью щеку. Этот бабий жест, известный у нас по деревенским посиделкам, получил мировую известность. То-то Роден, Леже, Дали – все жаловали русских красавиц, а у французов, испанцев вкус тонкий, еще и художественный. И Наташа эта вполне годилась. Аркадий, как известно, по-дилетантски занимался лепкой, мог оценить.
Между тем, кукушка напомнила – десять, затем добавила еще половину, а Аркадий, если
Моргулис проводил гостей до двери и дальше, не поленился, видно, дождался внизу, пока усядутся в машину. Аркадий окончательно уверился, конечно, для Мэры старается, скорей бы была здесь. Во рту У. еще ощущал вкус замечательного бутерброда и кофе. Пора заканчивать с проклятым супом, а питаться разнообразно и вкусно.
Моргулис прошел к себе, и тут же объявился вчерашний старичок немец. За ночь еще порозовел и сейчас, как светился. Только в выцветших глазках стыло стариковское жалостливое выражение. Ясно, куда ему было тягаться с Аркашиным напором. Но тут он был свой. Немчура. Гутен морген. Ладно, поглядим. Поздоровались, уселся рядом с У. под стенку, дожидаться. Через пару минут появился детина охранник, а следом и сам Горлышко – щуплый, высоколобый, морщинистый – сгусток уголовного интеллекта. Этот, ни на кого не глядя, проследовал в кабинет, а охранник устроился в своем кресле – его как ждали, никто и места этого не занимал, выкатил в сторону Наташи могучие чресла. Совещание явно готовилось, тем более, их с немцем почти сразу пригласили.
– Еще раз прошу повторить, что вы от нас хотите? – Моргулис говорил угрюмо, глядел в стол.
– Я, – затвержено начал Аркадий, – как автор гостиницы и ресторана категорически протестую против любой переделки объекта без моего согласия. По закону об авторских правах…
– Которого нет, и неизвестно когда будет, – бесцеремонно перебил Моргулис. – Я с юристами советовался, нет у тебя никаких прав. И не нужно мозги вкручивать.
– Это Шпильман – гад. – Подумал Аркадий. – Мое дело – вас предупредить. Я молчать не буду.
– Перестань. Мы с такими людьми работаем, будешь ты молчать или нет, нам до печки. Понял? Думаешь, на тебя управы нет?
При всем упрямстве и запальчивости Аркадий оставался реалистом и понимал, управа есть. Впору было думать об отступлении. Не рисковать же головой из-за этого казино. Не тот случай. Но уйти нужно достойно.
– Ладно, – сказал он, вставая, – Посмотрим. Я, по крайней мере, знаю, как это казино сделать. А этот. – Аркадий чуть повел головой, сделал недостойный, по рыцарским понятиям, жест в сторону конкурента. – Посмотрим, что он вам нарисует. А еще авторский надзор. Вам работяги такое накладут, будете знать. Или вы отсюда собираетесь надзирать? Поглядим, что выйдет.
Моргулис хмыкнул: – Нам, если хочешь знать, его проект на дух не нужен. Втащим столы, ремонт, подкрасим, и пошло дело. Нам подпись его нужна. Потому что он – дипломированный архитектор. Понял?
– А я из леса вышел?
– Он – немец. Это знаешь, как звучит? Гордо. А ты – никто. Фирма немецкая. Она, знаешь, куда твой диплом повесит? На гвоздик. Не в городе. На даче. Понял, где?
– Ладно. Посмотрим. – Аркадий повернулся, чтобы уйти, Потом он вспоминал, что именно в тот момент пришло вполне осязаемое чувство освобождения и легкости. Будто ангел взмахнул крылом возле лица. Остудил, призвал образумиться, не трепать нервы. Но Аркадий был, как все мы, человек вполне земной, деловой и анализ благих пожеланий оставлял на потом, когда пользоваться ими бессмысленно и поздно. Разве, чтобы покаянно вздохнуть. И уж никак не тогда, когда еще можно отойти в сторону.
Но сейчас за спиной раздалось знакомое шипение, хрипы, сипы, которые, услышь он впервые, никогда бы не признал за звуки, издаваемые человеческим существом. Это пытался высказаться Горлышко. Моргулис склонился почтительно. Аркадий ничего не разобрал, но ангел, конечно, тут же снялся и улетел, разочарованный. Честно пытался предупредить.
– Да, Яша, – кланялся Моргулис, посматривая строго на Аркадия. – Да. Ты так хочешь? Пусть делает? А там посмотрим? Но это он говорит, что лучше. А карлик наш? – поворот головы в сторону немца, улыбочка. – Карл? Гут, гут.
Шипение продолжалось. – И этот пусть работает? Конечно. Ничего менять не будем? Ясно, Яша, ясно.
Что было ясно, Аркадий так и не понял. Ни одного слова.
– Ты все слышал? – Спросил Моргулис. – Своими ушами. Согласен?
– На что?
Моргулис только хмыкнул: – Опять ты за свое? Сядешь рядом с немцем и будешь работать.
– А что дальше?
– А дальше, когда дело будет. Пока одни разговоры.
– А деньги?
– Какие деньги?
– Что я даром стараться буду?
– Нет, вы слышите. – Моргулис развел руками. – Знаешь, давай по-хорошему. Ты сам сюда пришел? Или тебя звал кто?
– Твоя жена.
– Ее здесь нет. Откуда я знаю, о чем вы договаривались. А проект нужен сейчас. – Моргулис постучал пальцем по столу. – Через неделю. Ты сам в это дело влез, никто тебя не просил. Давай, решай. Берешься?
– Ты меня за дурака принимаешь? Чтобы я для тебя даром старался.
– Это ты меня принимаешь. Ты знаешь, здесь кто? Ни-кто. Господин ауфидерзейн. Ты законы любишь, так? Так вот, по ихним законам, по немецким, я взять тебя на работу не имею права. А с ним, – Моргулис показал на немца, – у меня контракт. – Немец, хоть знал, что разговор идет о нем, не шелохнулся, выдержка, как у мумии.
– Да, он завтра нас с тобой заложит, – продолжал Моргулис, – придет полиция. Ты штраф будешь платить? Будешь? Значит, так. Хочешь работать – работай, а мне больше голову не дури. Не хочешь – вали отсюда. Потому что мое терпение кончилось.
Аркадий молчал. Какая-то правота – неприятная и колючая в словах Моргулиса была. Действительно, явился, требует. А ты делом докажи. Конечно, они и думать не могли подступиться к ресторану без его согласия. Так он считал. Но они-то как раз не сомневались в обратном. А сколько сейчас перестраивается в его родном городе вообще без всякого согласия? Сколько интерьеров летит к чертям в угоду капитализму, этому монстру, пожирающему без остатка, с костями. Взять хоть бы рыбный магазин в центре города. Океан. Сколько там всего было, если вспомнить. И что же? Исчезла рыба, и сам магазин вычистили вслед. Втащили три гнусных форда, и прощай кормушка для старушек и их кошек – верных спутниц одиночества. Прощай навсегда надежда на мороженую рыбку. На хек, треску, плюгавую мойву. Теперь даже и не упомнишь. Нет ее, нет. И магазина, как видим, такого нет. Сияют нагло в магазинном нутре машинные бока. И никому до наших старушек дела нет. Кто спросил потерянных, мыкающихся горожан? А ведь на их денежки строили. Кто? Мети метла веселей. Хватай – пока дают, а нет – отвали. Кто кого будет спрашивать? Что это ему померещилось?