Хохот Демиурга. Плаха и Веха
Шрифт:
Наконец хозяин сумки проталкивается в вагон, и двери закрываются. Поезд трогается. Создавшим затор оказывается тот самый бородач в вельветовой куртке, недавно привлекший моё внимание. Он тихо извиняется перед всеми разом, лезет в сумку, из которой под гул вагона достает книгу, откашливается и глашатаем говорит:
– Уважаемые пассажиры…
Вагон качает, и бородач валится на похмельного красномордого мужика, который его с силой отталкивает на тучную женщину. Женщина причитает, бородач на все недовольства не обращает внимания, будто не понимая, насколько он не к месту:
– Спешу
Бородач пытается пройти вглубь вагона, бубня, будто мантру: «Приобретаем книгу… приобретаем книгу…» – но не может пробиться сквозь толпу.
Остановка на станции, бородач вздыхает, толкая пассажиров и выслушивая от них упрёки, запихивает книгу в сумку и пытается выйти. Я, подчиняясь очередному порыву, проталкиваюсь к выходу за ним.
– Продайте книгу! – восклицаю, не зная, как начать разговор, а главное, зачем мне этот разговор нужен.
Поезд закрывает за моей спиной двери.
Бородач бегающими глазами суетливо осматривает меня с головы до ног.
– Восемьсот рублей, – кричит он недоверчиво, но заглушая шум удаляющегося поезда.
– Уверен, она того стоит, – тянусь в карман за бумажником.
Взгляд бородача меняется: из смущенно-недоверчивого за долю секунды он превращается в хитровато-самодовольный.
– Тыща с автографом автора, – глаза сужаются, образуя сеть морщин вдоль переносицы.
Достаю из бумажника две пятисотки.
– Кому ставить автограф? Имя? – спрашивает, пытаясь справиться с заевшей молнией сумки.
– Плаха.
– И всё? «Плахе»? Ладно, от себя что-нибудь добавлю.
Молния поддается, вижу стопки свеженьких книг с Гагариным в перечеркнутом красной линией круге на обложке.
– Как продажи? Неужто вся сумка за день?
– Одни убытки, знаешь… Давай на «ты»? Вот ты, Плаха, последний, кому я продал книгу по прежней цене… Мне, знаешь ли, нет возможности тягаться с крупными издательствами, которые все, скажу тебе по секрету, принадлежат одному человеку. И ты знаком с этим человеком и будешь знаком ещё минимум дюжину лет, обещаю. Это он утверждает авторов, не прямо, разумеется, через советников. И авторов на самом деле гораздо меньше, чем ты полагаешь – всё, что сейчас на слуху, пишут пять-шесть человек, работающих в кремлёвском кабинете. Цензура покруче, чем при совках будет. И насколько качественно я бы не писал – мне не пробиться, потому что некуда. Приходится самому печатать, тратить деньги, а с продажами одни убытки – вот станцию свою проехал, а на «Выхино» опять плати! И почему так? Ничего до ума довести не могут. И высокую литературу они загубят! Что может сделать пара энтузиастов против правительственной машины?
– Я как-то не понимаю… Я вне политики…
– А зря, все мы в ней живём! Вне политики! – повторяет пренебрежительно. – На вот, держи.
Бородач протягивает книгу, открываю, на внутренней стороне обложки написано: «Плахе от Банане» – не много же бородач от себя добавил…
– Кстати, если понравится «Космос», там на последней странице моя электронка есть – можешь скинуть мне отзыв, как выйдет новый роман – купишь одним из первых.
– И о чём будет роман?
– О, это история о зомби, заполоняющих планету. И про героя, у которого есть шотган, но нет патронов, чтобы его зарядить. В книге много разговоров, мало действий, герой флегматичен, умрёт от чахотки, наверное… На самом деле это пародия на социум, который приводит к импотенции, ну, ты же понял, нет? Хе-хе!
– Приблизительно. Я вообще хотел спросить, как проходит процесс написания? Дело в том, что буквально сегодня тоже решил попробовать…
Банане вновь бегает по мне глазами, в это раз как-то ревностно. Что-то обдумывает и улыбается доброй, отеческой улыбкой:
– Ты водку пьёшь, Плаха?
– Пью. А это здесь причём?
– Я живу рядом – поможешь сумку донести, возьмём пузырь, устрою тебе мастер-класс с литературным чтением. Как тебе идейка?
– А что, неплохо. Во времени я не ограничен.
– Тогда вперёд!
Банане смотрит то на меня, то на сумку выжидающе. Понимаю, что только что сам добровольно записался в грузчики, перекидываю ремень через плечо и поднимаю поклажу, в которой, по ощущениям, килограммов тридцать.
– Тут недалеко, – подбадривает новый знакомый, – из метро на проспект выйдем, заскочим в магазин и сразу к мясмебели пойдём.
Несу сумку молча, тихо пыхтя себе под нос. Переполняет обидой на самого себя, так легко превратившегося в носильщика, и на Банане, так легко смирившегося с несправедливо распределившимися ролями. Обида какая-то детская, вслух бы я её ни за что не высказал…
***
После того, как я купил в супермаркете шведский Absolut, мы поднимаемся на третий этаж – к Банане в квартиру. Мясмебелью, которую он упоминал в метро, оказалась громадная, во весь дом вывеска «МИАССМЕБЕЛЬ», слева от которой и располагается его жилище.
Банане звонит в одну из квартир на лестничной площадке.
– Сейчас, сейчас всё будет… – тараторит он суетливо и робея, – сумку в прихожей можешь оставить, и сразу за мной на кухню. Там посидим, понял?
Банане решается позвонить ещё раз, но в последний момент как ошпаренный отнимает руку от звонка.
С интересом наблюдаю за переменами в нём. Понятно, что он боится того, кто нам сейчас откроет. Он часто оглядывается на меня, стыдливо заглядывает в глаза, надеясь найти в них отблески понимания. Я стою спокойно, сопереживать его страхам кажется глупым.
– Гриша, это ты? – женский голос за дверью.
– А ты кого-то ещё ждёшь? – спрашивает Банане каким-то неестественным голосом, по-прежнему оглядываясь на меня и стараясь улыбнуться: выходит натянуто и фальшиво, будто нарочно храбрится, чтобы мне что-то показать.